Младая прелестница свейских кровей

Тип статьи:
Перевод
Источник:

 Младая прелестница свейских кровей

(A Young Swedish Woman)


1. Шведское лето

Было ей шестнадцать лет. Высокая, светловолосая, синеглазая — классическая шведка, какой она и была. Золотистые волосы спускались до середины спины. Сияя здоровьем и радостью, Эва шла по пляжу, облаченная лишь в алые ленточки бикини. А дойдя до кромки воды — огляделась и поняла, что вокруг на три версты ни души. Потянулась к завязкам верха купальника, и тяжелые сиськи тут же радостно выплеснулись наружу. А пока снимала низ и наклонилась, они свободно колыхались, напрягшимися сосочками указывая на песок. Бикини она оставила на скале и вошла в море. Солнце светило ей прямо в лицо — классическое, как с обложки постера, как у многих коренных шведок. Нежная кожа, высокие скулы, сочный рот, полные отприродно красные губы. Глаза цвета неба в ясный летний день. И рост вполне подходящий для фотомодели, метр семьдесят четыре. Но фотомоделью она не была, не желала быть и вообще не понимала, кому такое нужно. Эва обожала книги, а еще — прогулки нагишом, когда солнечные лучи ласкают обнаженную кожу, вот как сегодня. А еще больше обожала покушать. В любом случае ее сиськи, большие и свисающие, совершенно не вписывались в типаж моделей.

Твердой поступью входила она в море, и ее обильные ягодицы колыхались вправо-влево, как и груди. Спорт она не признавала, что было видно по полному отсутствию соответствующих мышц в юной лакомой плоти. Фигура формата «песочные часы», сама женственность — Мэрилин Монро, только этак с двадцатью лишними килограммами в свисающих сиськах, обширных ягодицах и пухлом пузике!

Поплескавшись некоторое время в волнах, Эва выбралась на берег и умостила свое откормленное седалище на валун, отогреваясь и высыхая на солнце. Легла на камень, нагретый и шершавый. Ягодицы от ее собственной тяжести проросли ямочками целлюлита, а сиськи тяжело свесились по обе стороны груди. Она огладила ладонями пухлое пузико, затем принялась играть с сиськами, пытаясь заставить их лежать на грудной клетке, а не свешиваться по бокам, но затем смирилась с природой и в который раз восхитилась своей женственностью. Еще раз коснулась мягкой плоти своего пузика. Как там говорила медсестра в школе — восемьдесят два кило для ее роста это еще не ожирение, но стоит следить за режимом питания, за последние два года она-де набрала более двадцати кило и сейчас уже на верхней границе нормы для своего роста и возраста.

— Режим питания! — фыркнула Эва. — Я ем только когда голодная, а голодная я всегда! И вовсе я не толстая, просто у меня, в отличие от некоторых, есть формы!

Формы у нее действительно были, но и медсестра в чем-то права. Два года назад она была стройной подтянутой девушкой; сейчас ее фигура вполне годилась полноценной женщине, которую иные назвали бы и толстой.

Ммм, как же мне хорошо, подумала она.

А еще несколько проголодалась, и пора бы подкрепиться, пришла разумная мысль. Слезла с камня, натянула бикини, обеими руками приподняв свисающие сиськи, чтобы упаковать в верх купальника. Отметила на коже полоски растяжек. Что тут поделаешь, быть женщиной — значит иметь еще и их.

И пошла по тропинке от пляжа к дачному домику, где жила нынче летом. Родители остались дома в Стокгольме, готовясь к долгой командировке на целый год, парня у Эвы не было, и компанию ей составляла ее лучшая подруга Аида — очень упитанная и очень хорошенькая барышня, дочка турецких мигрантов. Переступила порог, и сразу услышала из кухни:

— Утро доброе, Эва! Я уже готовлю завтрак на нас обеих!

На кухне было жарко, так что Аида была в одних трусиках белого цвета. Пузо ее было куда массивнее, чем у Эвы, свисая через резинку, спина проросла четырьмя складками сала, а вот круглые сиськи категорически отказывались сдаваться земному притяжению и торчали сосками вперед.

— Отлично, а то я вусмерть голодная.

И протопала на маленькую кухоньку. Солнце заглядывало в окошко, пар клубился над сковородкой, пот блестел на коже откормленных подружек. Да, подумала Эва, Аида действительно растолстела, сейчас в ней кило так сто десять, не меньше! Она вспомнила Аиду, когда та пришла к ним в школу три года назад, худенькая и большеглазая, с толстыми черными косами. Нынешняя Аида, с подобранными в узел на темени волосами, полностью обнажавшими ее толстую шею, со складками сала на спине и боках и тяжелым пузом, скрывающим половину трусиков, категорически не походила на того испуганного галчонка.

— Садись, — велела Аида, — блинчики сейчас будут. Готовься!

— Всегда готова, — улыбнулась Эва.

Провела рукой по ленточкам бикини — все еще мокрое — и сняла его, прежде чем сесть, так что за стол уселась нагишом, кого тут стесняться. Ягодицы ее расплылись по деревянной скамейке, а сиськи свесились почти до пупка. Большие красные соски указывали вниз и в стороны, пузико сложилось двойной складкой жира. Вытянув длинные ноги, Эва чуть раздвинула их, ощутив меж бедер приток свежего воздуха.

Аида подала первый блинчик, Эва тут же плюхнула сверху пару ложек мороженого и смела в три укуса.

— Хммм, вкусно. Еще! — велела она.

Они болтали и поедали обильный завтрак — блинчики, мороженое и цельное парное молоко. Оприходовав восемь пухлых блинчиков, два кило мороженого и примерно литр молока, Эва выдохнула:

— Спасибо, было очень вкусно!

— Рада, что тебе понравилось. Терпеть не могу девиц, которые плохо едят, мне с ними даже неуютно. У нас в Турции «толстая» значит «здоровая и благополучная», нам пришлось пройти через натуральный ад, пока мы не добрались до Швеции, и мы очень уважаем страну, где у всех хватает денег, чтобы хорошо питаться. Как видишь, я себе все эти дни успела компенсировать! — рассмеялась Аида и, поднявшись, изобразила восточную танцовщицу — ее круглое пузо окончательно вывалилось из трусиков и пошло волнами. Аида медленно кружилась, выпячивая живот и заставляя его крутиться отдельно, отчего все ее раскормленное тело колыхалось. Выгибала руки и ладони, отчего жир на ее пухлых предплечьях и плечах ходил ходуном.

Эва зааплодировала:

— И меня научи!

— Для танца живота, дорогая моя, тебе нужен живот, а не только эти два мешочка сала! — заявила Аида и потрепала расплывшиеся груди Эвы.

Та подпрыгнула и принялась кружиться сама, подражая Аиде. Ягодицы и бедра ее трепетали, сиськи подпрыгивали, а пузико, отяжелевшее от молока и блинчиков, также немного колыхалось.

— Впечатляет, — засмеялась турчанка.

— Учитывая, как я ем, скоро у меня пузо будет побольше твоего. Сама помнишь, какая я была в четырнадцать — чистая модель, мама меня начала таскать по агенствам, и они тогда сказали: неплохо, вот еще бы пару кило скинуть, и самое то… Ну, как ты видишь, — приподняла Эва сиськи обеими руками, демонстрируя молочно-белую кожу под ними, а потом отпустила, так что те звонко шлепнулись о грудь и живот, — я не пару скинула, а двадцать набрала. И теперь я корова, му-у! Чушь весь этот модельный бизнес, вот что я скажу. Плевать на него, буду есть что хочу и сколько хочу! Все одно диеты — не мое...

А на следующей неделе пошли дожди, что в Швеции не редкость даже летом, и подруги по большей части сидели в домике и на крытой веранде. Читали, смотрели видик, развлекались макияжем и разнообразной покраской ногтей — и постоянно что-то жевали. Чипсы, молоко, мороженое, кексы, шоколадные пирожные со взбитыми сливками… Эва практически постоянно ходила в одних трусиках, позволив вволю колыхаться своим раскормленным ягодицам, поскольку штаны и шорты стали ей тесноваты — с начала лета она уже поправилась килограмма на четыре как минимум. Аида вволю пользовалась шансом щипать подругу за расплывшиеся окорока, и Эва с хихиканьем удирала прочь, отчего ее вымя бешено ходило ходуном во всех направлениях сразу.

В конце июня подруги поехали к Аиде домой. Семейство Аиды радостно их приветствовало. Мама крепко обняла дочь, в объятиях этой живой горы сразу показавшейся маленькой и худенькой, отец широко улыбнулся, а старший брат Савас ограничился поцелуем в щеку.

— Все за стол! — скомандовала мама Мурай.

И следующие часы они там и провели. Эва пробовала все и, когда ей предлагали добавки, радостно отвечала «да, конечно».

— У тебя хороший аппетит, — одобрил Савас.

— Поесть я всегда готова, — улыбнулась Эва.

Ее блузка открывала солидное декольте, и приходилось быть аккуратной, чтобы не ронять еду на голые сиськи. Которые казались еще больше, поскольку блузка была тесновата, а лифчик «с поддержкой». Последний, в который ее хозяйство вообще уместилось, соски упирались в самвй краешек белой ткани. Забавно, что из-за этого они постоянно выглядели набухшими, но никто особо не парился.

Наступил вечер, народ выбрался из-за стола освежиться в саду. Когда со стула поднималась Эва, Савас отметил, как белые брючки с заниженной талией обнажают верхнюю часть ее откормленных ягодиц в ямочки, слишком расплывшихся для шестандцатилетней красотки. И шел в нескольких шагах позади, чтобы вволю полюбоваться, как филейная часть девушки колышется туда-сюда, пока Эва шагает вслед за хозяйкой дома. Юная шведка заметно уступала статью и Аиде, и ее матери, но шириной бедер была почти равна им — а жиров в этой части тела имела куда больше, чем мускулов.

Эва спала в широкой кровати вместе с Аидой на втором этаже старого деревянного дома, и в полдевятого утра заглянувшее в окно солнце разбудило обеих. Уже становилось жарковато, день обещал быть правильным летним — для Швеции такая щедрость матери-природы непривычна. Спящая в одних трусиках Эва села на кровати, спустив ноги на пол, и потянулась, запрокинув руки за голову; Аиде даже со спины были видны изрядные сиськи подруги, а еще она отметила, что у той на спине появляются складочки сала.

Натянув футболку, Эва сбежала на кухню, где мама Мурай как раз готовила завтрак и тут же пригласила «деточку» присоединяться. Деточка без стеснения присоединилась: четыре пропитанные маслом сосиски, три яйца, шесть гренок с маслом и сыром и четыре стакана цельного молока. Все остальные еще спали, отдыхая после рабочей недели.

— У тебя тяжелые груди, и нужен живот побольше, чтобы он их хоть немного поддерживал! — да и сзади не помешает добавить, объяснила мама Мурай, меньше потом будет проблем со спиной.

Эве такой вариант безумно понравился: теперь можно объедаться без всякого удержу «ради собственного здоровья»!

Объевшаяся шведка с торчащим, как у беременной, пузиком доползла до ванной и, обнаружив там весы, решила проверить свои успехи. Восемьдесят девять кило — правда, это на полный желудок… — и все равно довольная Эва вернулась к холодильнику и добыла там стаканчик мороженого, благо хозяйка еще за завтраком сказала «захочешь кушать, все твое». Когда-то мама Мурай чуть ли не силой заставляла тогда еще худенькую Аиду постоянно что-то кушать, чтобы поправиться; сейчас Аида достигла правильных объемов, но холодильник, морозильная камера, буфет и кладовая по-прежнему были полны съестных припасов.

С книгой и мороженым Эва вышла в сад, устроилась на толстом красном покрывале, сбросила футболку, легла набок, чтобы на пузико не так давило, и принялась облизывать мороженое. Нога на ногу, обнажая мясистые расплывшееся бедра, вся из себя упитанная и сочная.

— Доброе утро! — проговорила Аида. — Кажется, у кого-то появился животик?

— Ну так а я что говорила? Толстею как на дрожжах! — Эва перевернулась на спину и гордо выпятила пузико.

— Ну, у тебя впереди еще немалый путь, — сообщила подруга, приподняв обеими руками собственное свисающее пузо. — Будешь есть постоянно, получишь такое же. Ладно, лично я завтракать.

— Я с тобой! — Сунув в рот остаток мороженого, Эва метнулась за Аидой на кухню, даже не натянув футболку, так что ее голые груди, тяжелые и свисающиеся, расчерченные голубыми прожилками вен и розовыми растяжками, мотались туда-сюда. Лифчики она терпеть не могла, а в случае ее сисек гравитация давно победила: два года назад соски гордо указывали вперед, ныне же — вниз, окруженные ауреолами размером с блюдце. А чуть ниже сисек выпирал пока еще небольшой животик: из семи кило, которые Эва набрала с начала лета, большая часть ушла в сиськи и окорока. Где-то по килограмму на каждую тяжелую грудь, по два — на каждый откормленный окорок, и лишь около килограмма пришлось на долю живота, а хотелось куда большего...

— А ты от скромности не умрешь!

Эва лишь фыркнула. С Аидой и ее семьей ей было так удобно, что и мысли не возникло о необходимости прикрыть тяжелые телеса. Но после второго завтрака, чувствуя, что сейчас лопнет от пережора, пришлось ползти обратно в сад и повалиться на покрывало. Там она и лежала, расплывшись всеми своими юными жирами, читая и время от времени заглядывая на кухню за мороженым. В час дня пообедала, и снова валялась в саду до самого ужина — а ужин длился до ночи, когда все отправлялись спать.

Такой режим питания был у красавицы.

Весь июль они провели в доме родителей Аиды, и каждый день повторял все тот же лениво-приятственный распорядок. Проснуться в девять, плотно позавтракать, затем понежиться на солнышке в саду или, если дождило, в шезлонге на веранде. Дальше, в час дня — обильный обед, который продолжался почти до трех, после него лечь подремать, ибо настолько обожрамшись, что больше все равно ни на что не было сил. Часика полтора-два спустя — продолжать отдыхать в ожидании еще более обильного ужина, который завершался уже ночью, с вином и беседой. С семьей Аиды Эва чувствовала себя как дома — на самом деле еще больше, чем дома, — и не стеснялась весь день ходить все в тех же белых трусиках и прозрачно-белой футболочке, а порой и ту снимать, валяясь на покрывале в саду или в шезлонге на веранде с голыми грудями, ну и примерно так же заявляясь «перекусить» на кухню, мама Мурай совершенно не возражала.

Как-то ближе к концу лета подружки решили выбраться на дискотеку, и стояли в одном белье у Аиды в спальне, перебирая, чего бы надеть. У Эвы с собой ничего пригодного для танцулек не осталось — не в маечке же заявляться, — и мама Мурай выдала ей целую стопку восточных нарядов, «в которые мне все равно больше никогда не влезть». Платья облегали внушительные бедра Эвы как родные, но вот сиськи красотки без поддержки свисали слишком низко — аж до пояса. В последний свой бюстгальтер Эва не втиснулась, так что Аиде пришлось попросить у матери еще и лифчик. Старомодное шелково-атласное диво невероятных объемов даже для раскормленного вымени Эвы оказалось великовато, но обоюдными усилиями затянуть его удалось и, облаченная в платье, красотка-шведка демонстрировала достаточный объем декольте, чтобы произвести впечатление на кого угодно!

Так и случилось. С танцулек подруги возвращались разнеженные и довольные, практически весь мужской состав пускал слюнки на могучее декольте Эвы, а то, что за это лето она обзавелась и животиком, так по сравнению с верхними достоинствами этого банально никто посторонний не замечал.

Через несколько дней, однако, пришла пора расстаться. Следующий год Эва должна была провести в Штатах, обучаясь по обмену, и встретиться им предстояло лишь в июне год спустя...

2. Год в Америке

В самолет Эва садилась девяностошестикилограммовой — набрав за это лето четырнадцать кило, при том, что за предыдущие два года поправилась на двадцать. Самые просторные одежки, подготовленные до начала каникул, едва сходились на ее массивном вымени и раскормленных бедрах, так что по прибылию в Нью-Йорк, где ей предстояло учиться весь следующий год, первым делом она отправилась за более удобным и просторным гардеробом. Достаточно умная и предусмотрительная, Эва понимала, что учитывая ее нынешние аппетиты, вряд ли она похудеет, уж скорее наоборот, и выбирала штаны с эластичным поясом и мешковатые свитера и футболки. Впрочем, купила и одно платье, для Осеннего бала в первую неделю занятий: облегающее, черное, оно идеально подчеркивала ее внушительное декольте.

В кампусе она быстро разузнала, что и где. Три столовки работали без перерыва с семи тридцати утра до восьми вечера, и Эва сразу набросала себе маршрут — общежитие, лекции, библиотека — используя все три столовки как ориентиры. А распаковав шмотки, решила проверить, качественная ли тут кормежка вообще. Сандвичи в первой столовке ей жутко понравились, но Эва пока еще не решалась сразу пойти за добавкой, а потому пошла во вторую столовку, где пообедала второй раз, умяв большую миску макарон, чесночный хлеб и ломоть шоколадного торта — этот просто попался на глаза. Короче говоря, началось снова: проснувшаяся летом страсть ко вкусной еде снова в полную силу подняла голову, а университетская кормежка как раз таки оказалась гораздо лучше, чем шведская красотка предполагала...

Первая неделя для первокурсников планировалась «разгрузочной» в плане занятий — предполагалось, что новички будут устраиваться, знакомиться и общаться. Эва согласно традициям это и делала, каждый вечер выбираясь с новыми приятелями в бар или на дискотеку, а большую часть дня просто перемещалась в треугольнике трех столовок, по два-три раза завтракая, обедая и ужиная — в разных местах, чтобы в нее не так уж тыкали пальцами на предмет обжорства.

А в конце недели был тот самый многочаемый Осенний бал. Разложив платье, купленное специально для этого случая не далее как прошлой неделе, Эва с немалым трудом втиснулась в него, застегнув молнию лишь с третьей попытки. Приведя свое вымя в правильное положение, она направилась на бал.

Что ж, колоссальных объемов декольте на всю мужскую часть присутствующих действовало предвиденно приятным образом. Скульптурное личико, ну и тот факт, что лишний вес Эвы располагался в основном в тех местах, где его и предпочитают видеть мужчины, весьма способствовал привлечению внимания. Выпивка, танцы, и вот там-то она и познакомилась со Стивом. Американец родом из Нью-Джерси, едва заметив объемистое вымя Эвы, пошел прямо на таран. Танцы, беседа, прощальный поцелуй и назначенная дата следующего свидания. Которого Эва ждала с явным нетерпением. Платье свершило свое волшебство, и неважно, что надеть его ей, скорее всего, более не удастся.

Всех студентов-иностранцев селили в двухместные номера. Соседкой Эвы была француженка Мишель, девушка среднего роста и веса, которая рядом со шведкой казалась мелкой и тощей — пятьдесят пять кило и наличие отсутствия бюста. По-английски обе прекрасно говорили, хотя он и не был для обеих первым языком, так что общались без напряжения и вполне поладили. К концу первой недели обитания в кампусе Эва уже чувствовала себя вполне комфортно, разгуливая по комнате в одном белье.

В первый понедельник второй недели, чувствуя легкую неудовлетворенность после двух завтраков, двух обедов и трех ужинов, Эва прикупила на часть карманных денег — к счастью, родители в этом плане ее не обидели, — целую кучу вкусняшек на погрызть. Так что вечером после занятий, закончив с домащкой, плюхнулась на диван рядом с Мишель посмотреть вместе телевизор и принялась жевать, предлагая подруге то одно, то другое, мол, вкусно же. И хотя Эва слопала раз в десять больше, для Мишель добавка к обычному ее рациону оказалась заметной.

Остаток недели вплоть до свидания со Стивом прошел таким же порядном: лекции с заходом в столовки, а вечером — валяться с подружкой на диване и лопать все, что осталось в буфете.

На свидание Эва решила заявиться при полном параде, подумав, что ее обычные уютное одежки — не совсем то, что нужно. Так что отклонилась от маршрута и купила себе джинсы в облипку и футболку с большим вырезом, подчеркивая лучшие подробности фигуры. Напрочь не заметив, что размер приобретенных шмоток уже больше, чем платье, купленное мегее двух недель назад. Выгулять свежую одежку Стив предложил в кинотеатре, а потом в баре. Пока шел фильм, они всласть нацеловались и натискались на заднем ряду, и разумеется, Эва слопала большое ведерко попкорна, на которое загодя раскрутила Стива. А потом был студенческий бар, где оба прилично набрались и в итоге оказались в апартаментах у Стива.

Проснувшись утром, Стив подумал, что красотки рядом с ним как-то немного многовато. Сиськи у нее большие, да, может, даже слишком большие, они ж все время раскачиваются. Окорока великолепные, есть за что взяться, но и тут, пожалуй, перебор. Красавица, без сомнений… вот если б еще чуть похудела, вообще была бы высший сорт.

Эва же, открыв глаза несколько минут спустя, оценила парня, которому только что подарила свою девственность, и просто подумала — как же мне повезло отхватить такого. Умный, веселый и, господи, сложен совершенно божественно!

Следующие месяца полтора они продолжали встречаться и прекрасно проводить вместе время. Однако Стив не мог не заметить, что его визави не то что не собирается худеть, а набирает вес как не в себя. Как бы ей ни было хорошо в его обществе, на аппетит Эвы это совершенно не влияло, и за два месяца в универе она поправилась килограммов этак на девять. Критически оценив стапятикилограммовую шведку, СТив задумался, что делать с этой растущей проблемой.

Эва же наслаждалась жизнью, понятия не имея, какие на горизонте сгущаются тучи. Свидание тем вечером у них проходило в симпатичном ресторанчике, где подавали стейки, Эва все силы приложила, чтобы днем есть поменьше и на ресторанные вкусности осталось побольше места, предусмотрительно надев худо-бедно просторные и при этом красивые футболку и штаны, зная, что отрываться будет по полной. В ресторанчике они заказали по полукилограммовому стейку; Стив к концу понял, что переоценил свои силы, и даже думать о еде больше не мог, так что когда офиицантка спросила «не хотите ли еще чего-нибудь», и Эва на голубом глазу заказала куринчх крылышек — у него глаза аж распахнулись. А когда потом Эва еще взяла на десерт «грязевой пирог», попросив шмат побольше, его перекосило, хотя виду стив и не подал. Но твердо решил: больше рядом с собой он эту прорву обжорливую видеть не желает. Неприятно и огорчительно, но «прошла любовь, завяли помидоры». Не желая ее оскорблять, все же во всем прочем Эва ему импонировала, Стив попытался подобрать слова в духе «дело не в тебе, а во мне», «у нас просто не получится», завершив «ты прекрасный человечек и наверняка найдешь того, кто достоин тебя».

Слова эти ничуть не улусшили настроение Эвы, и той ночью она рыдала в подушку, не в силах заснуть, и еще много ночей спустя. А еще всеми силами отдалась одной из немногих оставшихся у нее радостей: еде.

Следующие пять недель, до самых рождественских каникул, она этим и занималась. Эву больше не интересовало, что подумают о ней окружающие, так что она не тратила времени на прогулки между столовыми и просто поглощала одну тарелку за другой. Выискивать на стойке исключительно «сбалансированные блюда» не желала, уж если набивать желудок, так чем поосновательнее. И даже во время занятий, с которыми старалась справляться как можно лучше, продолжала жевать шоколадки. А каждый вечер, плюхнувлись на диван перед телевизором, планомерно заполняла внутреннюю пустоту тоннами калорий.

Мишель, беспокоясь за состояние подруги, пыталась заставить Эву перелистнуть эту страницу. Ну был такой Стив и был, жизнь-то продолжается. В общем у нее даже что-то получилось, она даже убедила шведку пойти на вечеринку в честь последнего занятия перед каникулами. И даже вытащила в шмоточные ряды, мол, приоденемся по такому случаю. Мишель быстро подобрала себе роскошное красное платье сорок шестого размера, Эва же предпочла платье в том же стиле, в каком ходила на Осенний бал, только это уже было из секции больших размеров. А еще прикупила себе новых просторных одежек — прежние как-то стали тесноваты, — и белья, потому как и оно стало ей мало.

На вечеринке Эва прекрасно провела время, выкинув Стива из головы и вновь активно общаясь с прежними знакомыми, которых за последние недели как-то подзабыла. Правда, платье, в отличие от того, первого, не сотворило волшебства со всеми встречными парнями, на Эву в этот раз никто особо не западал, но она этого и не заметила: сейчас ей было не до новых отношений. Она просто плюхнулась той ночью в свою постель, вновь сознавая, что жизнь прекрасна сама по себе и стоит того, чтобы ей наслаждаться.

Проснувшись на следующее утро, Эва лениво наблюдала за собирающей вещи Мишель — та на каникулы отправлялась на родину за океан, — и отметила, что подруга, как и положено эталонной первокурснице, чуток поправилась. Не то чтобы сильно, килограмма на четыре или около того, и полной француженка совсем не выглядела, но Эву порадовало, что наконец-то у той появилось нечто похожее на грудь. А выбираясь из кровати, впервые обратила внимание на то, что стало за эти месяцы с ее собственной фигурой. Груди хоть и выросли, но не так чтобы заметно — именно чашки у новых бюстгальтеров были лишь чуточку больше, чем у прошлых. А вот что изменилось серьезно, это ее живот. Летом с Аидой она о таком мечтала, а сейчас… ну, выпирал он еще не так сильно, как ее массивное вымя, но к тому все шло. И грудям в кои-то веки было на что опереться, верхняя складка пуза прекрасно подходила. Шагая к ванной, Эва заметила, что теперь колышутся не только ее сиськи, а вообще все. Впрочем, шведку этот факт вполне устраивал. А взобравшись на весы, она обнаружила, что за пять недель депрессии после расставания со Стивом ухитрилась разожраться аж на шестнадцать кило и весит теперь сто двадцать один. И это — перед самым рождеством, как раз перед началом тех дней, когда все нормальные люди не очень-то вылезают из-за праздничного стола.

В отличие от большинства студентов, Эва домой на каникулы не собиралась, все равно родители отбыли в длительную командировку в Португалию и вернутся лишь летом, так лучше поберечь деньги, вернее, потратить на более нужные дела. Проводив Мишель на автобус в аэропорт, она задумалась, чем бы таким заняться во время праздников. Нет, рождественские распродажи — это святое, она подобрала подарки для родителей, которые надо было отправить международной почтой. Красивую миниатюру для мамы и подборку виниловых дисков для меломана-отца упаковали и сразу отослали куда следует. Слегка утомившись от шоппинга, Эва прямо там в универмаге устроилась в «обжорном квартале» и слопала солидную порцию лазаньи, три сандвича и полдюжины пончиков. Затем прикупила новогодние презенты для Аиды и Мишель — парфюмерию и пару женских штучек. Довольная успешным завершением подарочного процесса, вернулась в «обжорный квартал» и съела еще пару пирожных с кремом под кофеек.

А еще трехнедельные рождественские каникулы ей предстояло прожить без привычных универовских столовых: они тоже закрывались аж до начала сессии. Что ж, кормежка там вкусная, но вот и повод пройтись по окрестностям и проверить, так ли хороши те точки, которые ей советовали знакомые из аборигенов. Первый вечер каникул Эва начала с китайского ресторанчика — который «съешь-сколько-влезет» — и примерно восемь раз бегала к стойке за добавкой, пробуя все новые и новые блюда. После девятой тарелки Эва все же решила, что хватит, а то встать не сможет, и вперевалку, поддерживая раздувшееся пузо, вывалилась из ресторанчика и поползла в общагу. Там откупорила бутылку вина и плюхнулась на диван, а через некоторое время осознала, что, пожалуй, не так она и объелась, в желудок влезет еще немножко… и достала из буфета два мешка с шоколадками, отметив, что сласти уже заканчиваются и надо бы обновить. Так она сидела, пила вино и заедала шоколадом, двух мешков оказалось мало и она прикончила третий, а потом и четвертый, но этот — уже через силу, обожравшись до отключки прямо на том самом диване, даже до кровати не доползла.

Следующим утром ударил морозец, что для шведки никаких неудобств не представляло. «и это они зовут холодом?» — фыркнула она и решила наконец-то выбраться в город и посмотреть на Нью-Йорк вплотную. Но сперва следовало подкрепиться, что Эва и сделала в кафешке по дороге, ведущей из кампуса в большой мир. Поскольку обзорная экскурсия должна была затянуться на весь день, она взяла большое блюдо всякой поджарки, большую кружку кофе и, для гарантии, еще полдюжины блинчиков с сиропом и мороженым. Удовлетворив желудок, Эва направилась удовлетворять любопытство. Башни-близнецы, Статуя Свободы, весьпа впечатляющая в ясный зимний день. Там, на берегу, желудок намекнул, что пришел час обеда, и Эва свернула в ближайшее местечко, где можно было поесть, каковым оказался «Царь-бургер». Громадный бургер, мало уступающая ему порция жареной картошки и стакан колы помогли заморить червячка, но чтобы насытиться, пришлось добавить в соседней кафешке фаршированный ветчиной и зеленью багет и пару пирожных. После чего навестила Эмпайр-Стейт-Билдинг и, пока думала, куда еще хочет пойти, зашла в «Звездобакс» за кофе с булочкой. Булочек оказалось три, очень уж задумалась над маршрутом.

В итоге снова занялась шоппингом и на рождественских распродажах спустила еще триста баксов, на одежду и прочие мелочи. А на обратном пути прошла через супермаркет затариться вкусняшками, пополнив буфет. Едва доволокла все это до общежития, решила никуда больше не ходить — слишком устала, — и заказала из пиццерии курьером две больших пиццы. Которые благополучно и смолотила перед телефизором, добавив сверху еще немного свежекупленного печенья, в итоге отправилась спать, имея в уютно набитом желудке более четырех тысяч калорий только за ужин.

Следующие дни перед рождеством протекали в таком же режиме. Утром Эва вставала, плотно завтракала в придорожной кафешке, а на обед и ужин подбирала еще какие-нибудь окрестные ресторации, заказывая несколько разных блюд, чтобы составить достаточно полное впечатление. А перед сном уплетала вкусняшки из буфета, который опять же пришлось пару раз пополнить.

Рождество, однако, она решила отметить особым кулинарным образом. Чтобы позвонить родителям и заморским друзьям, Эва встала пораньше — разница во времени, — а затем настал час настоящего праздника. Она уже знала, какие из рестораций в округе когда работают и закрываются в глваный праздничный день христианского мира, и заранее заказала себе столик в гриль-баре на два часа и столик в стейк-хаузе на шесть вечера. А также подготовила себе в комнате две дюжины пирожных и десяток блинчиков на завтрак и шоколадный торт и творожник с лимоном на ужин.

Завтрак оказался чрезмерным даже для нее; в один присест такого количества пончиков и блинчиков с мороженым и сиропом Эва не осилила. Не позволяя еде одолеть себя, она сделала перерыв, уговаривая тренированный месяцами обжорства желудок «ты сможешь», и действительно смогла. Правда, как раз пришла пора выдвигаться на обед, что Эва и сделала.

Гриль-бар не принадлежал к числу ее любимых местечек, но среди тамошних блюд были и пристойные. Взяв на закуску паштет с крекерами, она заказала основным блюдом обычную жареную индейку. И к собственному удивлению обнаружила, что аппетит после плотного завтрака вполне проснулся, а потому за первой индейкой последовала вторая, а когда офиицантка уточнила, не желает ли клиент еще чего-нибудь, она попросила «большой кусок яблочного штруделя с корицей».

В этом заведении «большой» и значило большой, так что Эва едва справилась с десертом — только потому, что сама себе придумала такое задание, нельзя же его не выполнить. После столь сытного обеда навалилась усталость, и она вернулась в общагу и ненадолго отрубилась. Надолго — нельзя, ее ждут в стейк-хаузе к шести, поставила будильник и прикемарила.

В стейк-хауз Эва прибыла вовремя, и дневной сон сотворил с ее организмом чудо. Устроившись за столом, она заказала «средний» килограммовый стейк, жареную картошку по-домашнему, луковые кольца и много-много шипучки — и прекрасно справилась со всем этим, но от десерта отказалась, зная, что в комнате ее тщательного внимания уже дожидаются аж два тортика.

В общаге Эва, заперев дверь, разобрачилась догола, врубила зомбоящик на рождественские шоу, откупорила бутылку портвейна, поставила на столик рядом с диваном шоколадный торт и творожник, уселась поудобнее, раздвинув ноги, чтобы пузу совсем уже ничто не мешало, и вонзила ложку в плотную и нежно-влажную мякоть торта. Уровень портвейна в бутылке потихоньку убывал, торта на блюде становилось все меньше, все вокруг было как в тумане, однако к половине одиннадцатого все это изобилие отправилось туда, куда ему и следовало: в желудок ненасытной шведки. Трижды за день объесться до полуотключки — такого Эва ранее не испытывало, и от этого ощущения ее невероятно распирало в обоих смыслах, от возбуждения она, едва дотянувшись до нужных местечек под вздувшимся пузом, принялась ублажать себя прямо на диване. Такого с ней уж точно еще не бывало никогда, но Эва совершенно точно знала, что не прочь повторить. Может, каждый день так и нельзя, но иногда...

Остаток рождественских каникул Эва наслаждалась привычным уже образом, и хотя немного скучала без семьи и подруг, но у нее имелось чем избыть эту скуку. К началу занятий она ухитрилась набрать еще одиннадцать кило, и ее раскормленная тушка колыхалась от каждого движения еще сильнее.

Опытным взглядом оценив прибывшую из Франции Мишель, Эва прикинула, что та поправилась еще килограмма на три. Оказалось, что подруга привыкла к их ежевечерним посиделкам, а дома так не получалось, и она «с горя» начала есть больше обычного за завтраком-обедом-ужином, не стесняясь при случае и брать добавки. И если раньше она позволяла себе объедаться лишь вечерами, то на каникулах узнала на практике, что в течение дня так тоже можно, и это ничуть не хуже, а потому в первый же день они с Эвой отправились в столовку и весьма плотно подзаправились. Эва ухмыльнулась и заключила сама с собой пари, что Мишель такими темпами до конца учебного года сумеет набрать еще килограммов десять.

Проснувшись, Эва покосилась на будильник и осознала сразу две вещи. Во-первых, будильник не прозвенел. Оно бы и ладно, но — до лекции осталось всего десять минут! Одевшись так быстро, как только могла, шведка рванула к учебному корпусу. На бегу она чувствовала, как все ее тело ходит ходуном, и не одолев и четверти дистанции, окончательно выбилась из сил и плюхнулась на ближайшую скамейку, широко разинутым ртом заглатывая воздух. Отдышавшись и Глянув на часы, Эва поняла, что все равно уже опоздала, а потому, не видя смысла и дальше насиловать организм, потопала в столовую, без завтрака дела все равно не будет. Слопав три тарелки поджаристых вкусняшек, она мысленно внесла в список будущих дел два момента. Купить новый будильник и, пожалуй, хоть немного если не заняться спортом, то подкачать мускулы, а то это ж не бег был, а сплошное непотребство. Мало ли что еще потребуется...

Вскоре как-то вечером Эва сидела в столовой за тарелкой с вермишелью болоньезе — второй порцией, — и подняла взгляд на парня, который спросил, может ли присоединиться к ней за столом. Она кивнула, он сел напротив и они поговорили. Помимо прочего, Эва узнала, что парня зовут Бен и он из Миннесоты. Выглядел он более чем заинтересованным в общении с Эвой, чего давно не случалось, и она позволила беседе катиться к естественному завершению вещей, так что когда в ее желудок отправился солидный шмат яблочного пирога, они уже договорились о свидании следующим же вечером.

И что уже стало необходимостью всякий раз, когда Эве требовалось куда-то пойти в приличном виде, первым делом шведка отправилась за покупками, поскольку на нее сейчас налезал лишь мешковатый свитер и растянутые брюки на эластике. Выбрала джинсы с низкой посадкой (но тоже эластик) и футболку с солидным вырезом, подчеркивающим ее громадное вымя. Бен предупредил, что куда он ее поведет — сюрприз, но велел прихватить с собой ее вчерашний аппетит; Эва, фыркнув, решила, что с этим-то она справится. Когда в восемь ее кавалер заехал за ней, она не могла мысленно не сравнить его со Стивом. Что ж, Стив был чуть повыше и постройнее, да и физиономией, пожалуй, посимпатичнее — но на свидание ее сейчас пригласил именно Бен, а шведская красавица сознавала, что полк воздыхателей вокруг не топчется, поэтому — пусть идет как идет.

Кавалер отвез ее в симпатичный мексиканский ресторанчик, очень стильный и можно сказать аутентичный. А еще предупреждение насчет аппетита шуткой не было, порции здесь оказались громадными. Тортильи, заказанные в качестве закуски, подали целой горой, для многих такое вышло бы и вовсе непосильным — но не для вечно голодной Эвы. Затем был «карне асада», совершенно адский стейк, роскошный и тающий на языке, однако ей таки пришлось потихоньку расстегнуть новые джинсы еще до того, как она очистила тарелку — зато для живота освободилось место. Не так часто приходилось ей напрягаться, чтобы осилить лишь закуски и основное блюдо, но размер порций в этом ресторане раза в четыре превышал обычные. Однако даже при расстегнутых джинсах Эва не могла устоять перед десертом и заказала кусочек флана. Это таки оказался действительно кусочек, далеко не тех размеров, что основные блюда, но все равно очень вкусный.

Ресторан Эве очень понравился и она взяла его на заметку. Она точно еще придет сюда, а вот с Беном или нет — там будет видно, в общении парень оказался несколько занудным. Однако сейчас настоятельного решения требовал не вопрос, дать Бену отставку или нет, а банальное — как бы встать из-за стола, не демонстрируя всему свету расстегнутые джинсы. Застегнуть их сейчас Эва точно не могла. В итоге она решила стянуть футболку пониже, прикрыв ее подолом расстегнутую пуговицу и молнию, а руки сунуть в карманы, мол, так и надо. Операция более или менее удалась, заметил неполадку лишь Бен, но для него это оказалось более чем воодушевляющим фактором. Он отвез ее обратно в университет и, разумеется, перед расставанием поцеловал — а несколько бокалов «сангрии» за ужином сделали Эву раскованнее обычного, и она ответила на поцелуй столь же страстно, вынув при этом руки из карманов, так что спадающие джинсы пришлось подхватывать обоим… в общем, вскоре парочка оказалась в кровати, и Бен дал рукам волю, тиская и расплывшиеся ягодицы, и громадные сиськи шведки, а набитое как барабан пузо любовно оглаживая… а потом он вошел, и пока трудился, приподнимаясь и опускаясь, все ее телеса ходили ходуном, и Эва стонала от удовольствия, а про себя решила, что при всех своих видимых недостатках Бен творит с ее телом нечто невероятное, со Стивом ей так хорошо никогда не было. А это значит, что он заслуживает как минимум еще одного свидания. Или больше, если и в следующий раз будет не хуже.

Так что дальше было и второе свидание, и третье, но все происходили по одному сценарию. Довольно скучному, в общем, лишь в постели Бен преображался, возводя ее на вершины. А еще Эва заметила, как он завороженно наблюдает за ней во время еды, и вспомнила — так он же сидел в столовке уже несколько недель и поедал ее взглядом издалека, прежде чем подойти и познакомиться. Да, он обожает, как она ест, ну и последствия этого, прямо скажем, обжорства — однако толку от общения с Беном вне постели просто не было, так что четвертое их свидание просто не состоялось. Самым интересным, однако, оказалось то, что нашлись еще несколько парней, кроме Бена, которых как магнитом притягивала ее раскормленная тушка. Спустя еще три недели и три новых свидания Эва перевалила за сто тридцать четыре кило.

Этим, впрочем, общение и ограничилось, и следующие два месяцы шведка уделяла исключительно учебе, общению с подругами — и, разумеется, активному обжорству, без которого себя уже не мыслила, так что к началу апреля поправилась до ста сорока семи. Приближалась Пасха и короткие весенные каникулы, на которых Эва все равно не собиралась никуда отправляться: до сессии оставалось всего ничего.

Впрочем, на пасхальные каникулы выпадал ее день рождения, и свое семнадцатилетие Эва желала отметить как следует. Многие ее подруги на Пасху смотались к своим семействам, в кампусе остались всего три — и Эва, поразмыслив над вариантами, решила устроить поход в салон красоты. На всю четверку и на весь день. Там их обиходили по полной программе: манюкюр, педикюр, укладка, макияж и самая любимая ее процедура — массаж. Она просто обожала ощущение, когда крепкие руки погружаются в ее тучные телеса чуть ли не по локоть, словно взбивая тесто. А ужинать подруги отправились на Манхэттен, шведка загодя разведала там роскошный итальянский ресторанчик, в котором уже перепробовала практически все и потому многое могла порекомендовать по личному опыту.

Увы, этот день приятственного отдыха оказался единственным светлым пятном в тусклом море учебы.

Глядя на свое отражение в зеркале, Эва обратила внимание, что после пасхальных каникул пузо ее не просто стало самой заметной частью фигуры — это произошло достаточно давно, — но и выпирает теперь где-то на ладонь дальше, чем даже ее знаменитое на весь студгородок вымя. Забавно, фыркнула она, и как девушка скрупулезная пожелала точно выяснить свои объемы, для чего, разумеется, взялась за мерную ленту. Процесс оказался куда более сложным, чем предполагалось, и пришлось звать на помощь Мишель. Обхват бюста получился сто двадцать два сантиметра, в поясе — сто девятнадцать, а в бедрах аж сто тридцать три. Заодно, раз уж настал час измерений, Эва захотела взвеситься, вот только максимальные наличествующие в общаге весы имели лимит на полтора центнера, чего оказалось недостаточно. Разбуженное любопытство шведки побороть было не легче, чем ее же аппетит, так что она добралась до торгового центра и нашла там промышленные весы для приема товаров, на которые и влезла. Сто пятьдесят пять кило. Ничего себе так. Эва знала, что толстеет — регулярно перерастаемая одежда как бы намекала, — но предпочитала иметь точные данные. Сам факт, что она разжирела, ее не беспокоил: здоровье в норме, увиденное в зеркале ей нравилось, так что все, кто придерживается иного мнения, могут идти лесом.

Вновь потянулись тяжелые учебные будни. Контрольные, лабораторные, рефераты… Эва неустанно трудилась, денно и нощно, и где бы ни была, везде ее сопровождали торбы с конфетами и чипсами. Мозгам требовалось регулярное питание, а отвлекаться посреди работы нехорошо. Это уже потом, когда все сделано, можно было с чувством выполненного долга поесть как следует, что красавица и делала, давно привыкшая не отправляться спать иначе как объевшись по самое не могу. В итоге Эве чем дальше, тем сложнее было выбираться из кресла, да и вечно разбухающее пузо начало задевать за край стола.

Зачетную неделю все приняли почти с облегчением: хотя бы больше контрольных не будет. Сами экзамены дались ей почти легко, сказались месяцы честной учебы. Возможно, сказались они и на ее габаритах, но уж это шведку беспокоило в двадцать пятую очередь.

Последний экамен сдан. Четырнадцатого июня на дворе, пора было отметить завершение учебного года и, конкретно для Эвы, попрощаться со всеми здешними друзьями-подругами. Собственно праздничная вечеринка под названием «прощай, учеба» уже была назначена на послезавтра, однако Эва решила устроить себе персональный праздник на все эти дни. И начала с ближайшей столовой, где празднично отобедала — тарелка лазаньи с чесночным хлебом, миска куриного чоу-мейн, несколько ломтей пиццы с пепперони и тарелка печеной курятины с жареной картошкой. Дальше ей захотелось сладенького, так что она взяла большую, с горкой миску мороженого, кусок творожника и карамельный десерт с подливкой. Вышла из столовой Эва, поддерживая переполненное пузо обеими руками, но это не помешало ей найти тихий уголок у озера и проваляться там до ужина, слопав попутно еще четыре порции мороженого и килограмма полтора конфет.

Ужинать она решила отправиться «в люди», однако принарядиться по этому случаю не сумела — попросту ни во что не влезла, за время сессии в который раз поправилась, а обновить гардероб времени не было. В итоге кое-как втиснулась в джинсы с эластичным поясом, который уже более некуда было растягивать, и футболку, которая совсем не должна была выглядеть укороченной, но вынужденно демонстрировала чуть ли не треть разбухшего пуза хозяйки. Лучшего варианта все равно не нашлось, так что в этом наряде Эва и отправилась в китайскую ресторацию класса «съешь-сколько-влезет», составив компанию нескольким однокурсникам, которые также отмечали окончание сессии. За последнее время всякое смущение насчет «прилюдно объедаться» шведка утратила, прогулявшись к стойке за добавкой аж одиннадцать раз, а потом народ отправился в общагу и продолжил праздновать уже с выпивкой. Благодаря обильной закуске и своим объемам Эва оприходовала примерно полторы бутылки, и хотя трезвой не осталась, но до собственной комнаты дошла потом самостоятельно. Кое-кто и этого не сумел.

Излишек веса помог выпить больше других, но от похмелья на следующее утро не спасал. С раскалывающейся башкой, приняв две таблетки аспирина, Эва отправилась употреблять более подходящее для своего организма лекарство: большую поджарку в придорожной кафешке. Порции там, как и прежде, были громадные, однако и Эва была отнюдь не мелкой, плюс головную боль требовалось вылечить надежно, так что она заказала и вторую порции всякой поджарки с гарниром. Слопать она все это слопала, однако пузо потом пришлось поддерживать обеими руками, слишком отяжелело и перевешивало вперед. Остаток утра она потратила, перебирая вещи — что упаковать с собой, через пару дней ей предстояло улетать на родину, что раздарить, а что просто на выброс. Затем пошла обедать во все ту же столовую, где ухитрилась осилить уже пять основных блюд, не считая трех десертов. Правда, потом минут десять сидела отдувалась, прежде чем встать и выйти, но это уже мелочи.

Затем пересеклась с Мишель, которая как раз сдала последний экзамен и желала развеяться мелким шоппингом в универмаге. А уже в торговых рядах француженка призналась, что не успела пообедать, и Эва составила ей компанию в «обжорном квартале», даром что только что сама пообедала минимум за четверых. Это не помешало шведке заказать тридцатисантиметровый сандвич с ветчиной и сыром и дюжину пончиков — причем столько же слопала Мишель, аппетит у которой за нынешний год изрядно вырос, хотя, конечно, с вечно ставящей новые рекорды обжорства Эвой сравниться и не мог. Оглаживая раздувшиеся после обеда животы, подруги отправились в поисках подходящих шкурок для завтрашнего праздника. Мишель выбрала провокационно-алое шелковое платье с низким вырезом, демонстрирующим ее выросший бюст и обтягивающим сочные выпуклости француженки, особенно откормленные виляющие при ходьбе окорока.

Отыскать хоть что-то приличное для Эвы было проблемой, растущей строго пропорционально всем ее обхватам. Очень уж этих обхватов стало много даже по американским меркам. Наконец в бутике от «Лейн Брайант» удалось откопать нечто если не идеальное, то хотя бы подходящее, то есть чтобы и размер впору, и вид имело. Синее платье подчеркивало нужные изгибы, при этом не напоминая бесформенную палатку, а легкий разрез в стратегическом месте ниже шеи намекал интересующимся на богатство содержимого декольте — как-то подчеркивать бюст Эве надобности не было, с ее формами скорее удержать бы это богатство внутри. А еще она прикупила повседневных мешковатых одежек, потому как прежние, купленные до сессии, как-то вдруг стали тесными и облегающими.

Завершив одежный шоппинг, подруги прогулялись за новыми дисками, косметикой и книжками. После чего, благо время приближалось к вечеру, Эва предложила выпить по чашечке кофе, прежде чем возвращаться в общагу. Сама Эва, конечно, к кофе взяла четыре плюшки, да и Мишель, хотя обедала всего лишь раз, сжевала парочку, из солидарности и вообще.

Вечером утомленные подруги решили никуда более не ходить и сохранить силы для завтрашней вечеринки, так что Мишель позвонила в пиццерию. Сама француженка предпочла толстую мясную пиццу, а Эва решила взять три больших — гавайскую, пепперони и «четыре времени года». Заказ обещали доставить минут через сорок, шведка решила не ждать у моря погоды и вскрыла пока пакет чипсов. После того, как курьер прибыл, она с облегчением разоблачилась до трусиков. По давней нудистской привычке Эва вообще предпочитала носить дома чем меньше стесняющей одежды, тем лучше; кого-кого, а Мишель это обстоятельство не смущало — она вообще раздевалась догола, накинув сверху легкий халатик, который скорее дразнил, чем что-то скрывал. В общем, подруги приступили к делу, не слишком торопясь и запивая пиццу вином. Где-то через час в бездонную прорву эвиного желудка наконец утрамбовались остатки ужина, и они с Мишель расположились на диване перед телевизором, продолжая потягивать винцо — уже вторую бутылку на двоих. Еще через час Эва скорее по привычке, нежели от голода, уболтала подругу на очистить буфет — все равно завтра вечеринка, а послезавтра с утра в аэропорт, — и та притащила к дивану пакеты с чипсами, шоколадками и конфетами, которые под винцо потихоньку исчезали в раздувающихся животах девушек, само собой, Эве доставалось много больше. Около полуночи Мишель очистила и морозилку, смешав две больших миски мороженого с сиропом. Часа в два ночи они наконец решили, что хватит, и отправились спать. Даже для Эвы такое обжорство перекрыло все пределы, с дивана она буквально сползла, чувствая, как свисают все ее жиры, а пузо стремится куда-то к коленкам. Как раньше к земле тянуло ее массивные сиськи, которые теперь имели надежную опору в верхней части живота, так сейчас сдавалось гравитации все колоссальное пузо, как его ни набивай — вернее, чем больше набивай, тем активнее сдается...

В преддверии праздничной вечеринки Эва слегка придержала поводья, дабы днем не слишком обжираться, поскольку на прощально празднике ей хотелось немного потанцевать. Опять же вчерашняя ночь из памяти еще не изгладилась. Не то чтобы она вовсе ничего не ела, нет — считая строго по калориям, хватило бы на троих, — просто по ее меркам это действительно было не так уж много. И вот около восьми вечера народ начал собираться. К ним заглянула пара подружек, поболтать и принять по пивку, опять же вместе веселее. Так вот вместе они помогали друг дружке с макияжем и одеждой, слушали музыку и изображали караоке с бутылкой пива или бокалом вина, кому что по вкусу. Эва как человек опытный, выбирая платье, проследила, чтобы оно было достаточно просторным, чтобы она вдруг из него за последние пару дней не выросла. Мишель не была столь предусмотрительна, так что после вчерашнего тотального обжорства ее животик под тканью слегка выпирал. Впрочем, даже если платье и оказалось ей тесновато, француженка все равно прекрасно смотрелась в нем, и Эва была уверена, что без внимания ее не оставят.

Так вот они и прибыли на праздник и быстро втянулись в разговор, прощаясь со всеми друзьями-подругами, которых завели за этот год, который принес Эве и Мишель большое удовольствие и большие перемены.

Там же Эва случайно столкнулась со Стивом и его новой подружкой, Рэчел — ранее она о ней слышала, но лично не встречала. Шведка изрядно удивилась: Рэчел была не стройной и даже не тощей, а практически иллюстрацией к разделу «анорексия». Стива-то она с тех пор пару раз видела, однако сейчас впервые оба оказались в ситуации, где простое «делаем вид, что не замечаем друг друга» было бы невежливым.

Стив, глядя на Эву, неустанно благодарил Господа за то, что вовремя ее бросил — чтобы его да видели рядом с этой горой сала, нет уж, спасибо, ему такого не надо!

А она оценивающе смерила взглядом его, потом Рэчел: эх, ну почему таким красавчикам и не нравятся женщины попышнее? Тут же ни кожи, ни рожи, даже если не по душе тебе толстушки, нашел бы кого нормальную… Впрочем, каждому свое.

Так что они обменялись несколькими вежливыми словами, быстренько распрощались и разошлись в стороны.

Мало-помалу вечеринка рассасывалась, народ растворялся в темноте — и многих из них Эва более никогда не увидит. Тут-то ей и пришла в голову замечательная идея. Скользнув взглядом по залу, она таки выхватила из толпы Бена — к счастью, тот еще был здесь, и опять же к счастью, один. Так что шведка тут же подошла к нему — попрощаться персонально, надеясь заодно на продолжение банкета уже в интимной обстановке. Надежды более чем оправдались: те тридцать с лишним кило, которые Эва набрала после расставания с Беном, для него стали тридцатью с лишним факторами добавочного воодушевления, и когда он уделял внимание ее тучному телу, от одной только прелюдии она почти взлетела на вершину, когда он целовал и ласкал ее сверху донизу, все ее обильные складки и выпуклости, волшебные и пышные, громадный бюст, горообразный живот, вертикальная расщелина промеж раздвинутых ног, также обрамленная складками жира… и когда она уже парила в облаках, он резким толчком вошел в нее, мокрую и горячую, и она вздрогнула от пронзившего ее разряда, раз, и еще раз, и еще...

Утром они молчали. Говорить было не о чем: оба они наслаждались тем, каким стало тело Эвы, и более ничем, короткое «прощай» — ни он, ни она не ожидали, что когда-либо встретятся вновь.

Эва вернулась к себе в номер: пора собираться в аэропорт и расставаться и с подругой. Мишель как раз переодевалась в дорожное. Конечно, до Эвы ей было очень и очень далеко, но за этот учебный год она, подхватив у шведки привычку как следует питаться и активно перекусывать перед сном, неплохо так поправилась, килограммов на двадцать с лишним; сейчас в ней было уже семьдесят восемь, не меньше. Ранее француженка не могла похвастаться какими-либо выпуклостями в области бюста, а сейчас лифчик третьего размера на ней почти трещал. Впрочем, еще больше раздались окорока, сочные и круглые, туго обтянутые вытертыми джинсами.

Мишель оставалась в Штатах еще на пару недель, так что Эва обняла ее на прощание и отбыла в аэропорт. Десять месяцев назад она вышла из этих дверей совсем другой персоной — на семьдесят с лишним кило постройнее, да, а еще у нее-нынешней растяжек на теле появилось столько, что они уже образовывали собственный узор в этакую сеточку на массивном вымени и горообразном пузе, и целлюлит обильно пятнал ее окорока от пояса до колен, и пузо расплылось в два валика сала и как раз решало, где от этих двух в ближайшем будущем отпочкуется третий, учитывая, что под нижним уже плотно скрывались все ее тайные места, опять же сиськи, подпираемые снизу верхней складкой пуза, так и норовили то вывалиться из чашек бюстгальтера вперед, то раздаться в стороны, где посвободнее.

Десять месяцев назад пышная девяностошестикилограммовая девица покинула Швецию. И вот теперь она возвращалась обратно, только уже стасемидесятикилограммовой — что-то подготовит для нее жизнь дальше?

3. Снова дома

Родители Эвы, так уж сложилось расписание, должны были вернуться из своего дальнего вояжа лишь через несколько дней, и чтобы не сидеть это время в пустой квартире, она заранее сговорилась с подругой Аидой снова пожить несколько дней у нее. Так что Аида и ее брат в урочный час утром — самолет Эвы сел еще до рассвета, — ждали на станции электрички.

Сарас, надо сказать, ждал не без задней мысли. Тем летом, думал он, барышня была довольно упитанной — интересно, не скинула ли она лишний жир? Очень уж зримо в памяти вставали сочные тяжелые груди и колышущиеся раскормленные окорока...

На станцию прибыл поезд.

— Привет!

Голос принадлежал Эве, но узнать ее было непросто! Просторная футболка с логотипом колледжа, свободные хлопковые брючки. Чуть округлившееся лицо с ямочками от улыбки, прорастающее вторым подбородком. Баул на плече. Футболка туго натянута на массивном бюсте. Сразу под ним — громадный свисающий мешок сала, ее пузо, выпирающее и колышущееся от малейшего движения. Брючки трещат под натиском мощных бедер, окорока надежной полкой оттопыриваются позади.

Аида обняла подругу, но не сумела обхватить ее и наполовину, настолько Эва разжирела в Америке.

Вскоре, вернувшись домой к Аиде, все трое спустились на берег поплавать.

В свои уже семнадцать Эва, хоть и разжирела невероятно, сохранила почти прежнее модельное лицо. Опустившись на подстилку рядом с Аидой, она стянула безразмерную футболку через голову, обнажив громадные сиськи — лифчика она, конечно же, не надела, — мягкие, пухлые и белые, расчерченные синими венами и красными растяжками. Ауреолы шириной с блюдце, тяжелые красные соски походили на огрызки сосисок. Пузо тяжелым мешком заполняло колени. Сто семьдесят кило живого веса, как гордо сообщила Эва хозяевам!

Медленно приподнявшись, она, ерзая, стянула брючки, оставшись в одних трусах, растянутых на ее бесформенных окороках — в каждом килограммов так по двадцать сала, оценил бы опытный мясник. Колоссальные сиськи свисали до пояса — и то лишь потому что опирались на верхнюю складку пуза, без него вообще до бедер получилось бы. Даже по турецким стандартам Эва слишком уж разжирела.

Добыв крем от загара, она аккуратно намазала все доступное тело, приподнимая каждую сиську, чтобы смазать кожу под ней. Затем легла на спину, груди разметались по бокам, и удовлетворенно раскинула руки, любуясь собственным пузом, большим и круглым. Испещренные целлюлитом окорока расплылись под собственной тяжестью.

Через некоторое время она улыбнулась Аиде:

— Пожалуйста, намажь мне спину!

И, кряхтя, повернулась и встала на четвереньки, сиськи и пузо при этом лежали на подстилке, а затем медленно легла ничком, при этом лицом зарывшись в собственный сочный бюст. Перехватила взгляд Сараса и качнула бедрами, отчего весь ее океан жиров всколыхнулся, категорически не желая останавливаться, волнами, а она улыбнулась и слегка качнула окороками еще раз...

— Это моя личная версия танца живота!

Все рассмеялись.

Потом Эва медленно поднялась, стянула трусики и голышом, вперевалку, вошла в воду. Свисающее пузо спереди прикрывало все ее тайные места, а голые ягодицы ходили ходуном. Разжиревшая шведка безмолвно сказала родному морю: здравствуй, я вернулась.

Плавала она, мягко говоря, недолго и недалеко — слишком утомительным был процесс, — зато просто болтаться на воде аки поплавок с ее изобилием жиров оказалось задачей легкой и даже приятной. Так что когда потом Аида и Сарас вошли в воду, они плавали вокруг нее как вокруг буйка, а она просто расслабленно лежала на воде и наслаждалась. Впрочем, вскоре наслаждение уступило место подавшему голос чувству голода, и она убедила спутников вернуться домой, к заслуженному и ожидавшему их обеду.

А обед, как и в прошлый раз, вышел на славу — правда, теперь он вовсе не показался Эве таким уж обильным, она в Штатах привыкла к большим порциям. Тем не менее, позволить гостье встать из-за стола не объевшейся до отвала мама Мурай не могла.

И весь остаток недели до возвращения родителей Эва провела, рассказывая лучшей подруге об Америке и тамошней учебе и с неослабевающим рвением уплетая подсовываемые ей вкусности.

Миновало более года с тех пор, как родители Эвы вживую видели свою дочь. Да, они общались почтой и по телефону, но фоток своих она им не отсылала — да и не делала, по правде говоря, как-то незачем было. А разница была без преувеличения колоссальной. В четырнадцать лет родители мечтали, что их шестидесятидвухкилограммовая девочка-красавица скинет два кило и вольется в ряды фотомоделей; за последующие два года они видели, как та, пополнев на двадцать кило, послала эти их мечты куда подальше, ибо сама хотела совсем иного. Однако они не были свидетелями того, как за прошлое лето Эва растолстела еще на четырнадцать кило, обзаведясь уже натуральным выменем и мощными окороками, а затем был учебный год в Америке, после которого их «маленькая девочка» разжирела до полной неузнаваемости. Сто семьдесят пять кило живого веса — складка на складке, сплошное сало, куда не ткни. Только лицо как-то походило на прежнюю Эву, чуть округлившееся и начав отращивать второй подбородок, оно все же сохранило ту, прежнюю классическую прелесть. Ну и голос, конечно же.

Давно привыкшая к своему виду, расслабленная после нескольких дней у Аиды, под родной кров Эва явилась облаченная в обычные удобные спортивки и тонкий джемпер, из-под которого частично торчало ее колоссальное пузо. Родители потеряли дар речи — им и в голову не могло придти, что их дочь за год вот так вот разнесет. Они просто окаменели, медленно осознавая, что вот эта вот гора жира, переступившая порог — и есть та самая их родимая и лелеемая кровиночка.

— Э… привет, родная, добро пожаловать домой. Но какого черта ты с собой сотворила? Я, э, своим глазам поверить не могу! Уфф, ты же просто громадная! — только и сказал отец.

— Ну, я...

— Как хорошо, что ты наконец дома, доченька! Давай, устраивайся, а потом поговорим, — прервала мать.

Эва ушла к себе в комнату, а родители, она была уверена, уже готовили дружную атаку на ее жиры. Она мысленно подготовилась к защите — что, она точно знала, ей потребуется. Видела их взгляды. Оскорбленные в лучших чувствах, ну да. Ее часто, особенно в последний год, называли «жирной коровой», но ее не волновали оскорбления со стороны тех, до кого ей не было дело. А вот сейчас такие же взгляды у родных людей… Это больно. Впервые за долгое-долгое время Эва задумалась, не сделала ли она крупную ошибку. Если бы ее родители были таких габаритов, как мама Мурай, все было бы нормально — слова бы против не сказали. Как не скажут Аиде, даже если она вдруг станет толще родной матери, что в принципе вполне возможно. Увы, мать Эвы весила чуть больше шестидесяти кило, а отец едва восемьдесят, и оба были высокими, как она сама, так что выглядели — и были — довольно стройными.

Неизбежного — не избежать. Вот родители позвали ее в гостиную, и начался «разговор». Эва твердо решила вести бой в защитной манере, сохраняя ледяное спокойствие.

— Так что с тобой случилось, Эва? Как это ты так растолстела? Дорогая, ты же с таким весом даже не можешь нормально жить, — быстро атаковал отец.

— Я знаю, что я сильно поправилась, но мне это нравится — и я наслаждалась каждой минутой.

— Эва, ты же умная девочка, ты прекрасно знаешь, что это вредит здоровью. А кроме того, как ты, такая, найдешь себе мужчину?

— Здоровьем своим я занимаюсь и упражняюсь по потребности, верите вы мне или нет, а уж мой мужчина — это мое дело.

— Послушай, Эва, ты должна похудеть.

— Но...

— Сокровище мое, это для твоего же блага. Твоя мать организует для тебя диету, и ты будешь питаться строго по распорядку. Другого пути нет.

С великой неохотой Эва согласилась сесть на диету, потому что не знала, как здесь и сейчас может отказаться. Отец выиграл битву. Эва готовилась продолжать войну.

Диета началась тем же вечером. Для обычного человека ужин был вполне достаточным, но для Эвы лишь слегка утихомирил голода и она взмолилась о добавке.

— Мам, я знаю, что ты хочешь, чтобы я придерживалась диеты, но может быть, будем урезать мне рацион постепенно? Мне такой крохотной порции уже давно не доставалось — ну пожалуйста, хоть чуть-чуть добавки...

Несокрушимая уверенность в глазах матери гласила, что больше еды она сегодня не получит. Эва пол-ночи ворочалась, не в силах заснуть, голодную боль в желудке заглушить было нечем.

Так продолжалось пару недель: не то чтобы ее не кормили, просто порции были рассчитаны на обычного человека, а для Эвы это было голоданием. Мать бдила, не ослабляя внимания ни на миг, родители твердо стояли на своем. Ей строжаеше запретили выходить из дому в одиночестве, чтобы она не дай небеса не нарушила диеты… которая, следует признать, оказалась вполне эффективной, за эти две недели Эва скинула около восьми кило и все чаще приходила в отчаяние от мысли, что истает как свечка и никогда более не сможет наслаждаться нормальной сытной пищей...

Тут-то она и поняла, что хватит плыть по течению и пора действовать. Она достаточно взрослая для самостоятельной жизни, значит, решено. Спасибо родителям за их щедрость — от денег, выделенных ей на карманные расходы в Штаты, кое-что еще сохранилось. На некоторое время ей хватит. Снимет жилье и будет искать работу. И тогда — что они смогут сделать, чтобы остановить ее? А ничего.

На следующий день наконец Эва сумела уговорить мать выпустить ее из дома одну — у той была работа, да и условно примерное поведение дочери в минувшие дни… в общем, сумела. Первое, что она сделала — завернула в ближайшую кондитерскую и купила дюжину пончиков. Тут же вгрызлась в первый и от восхищения у Эвы аж в глазах потемнело. Она окончательно уверилась, что решение приняла верное. Присела на скамейку в скверике и слопала все пончики, которые после двухнедельного голодания стали еще вкуснее.

Слегка заморив червячка, Эва сделала следующий запланированный шаг: взяла рекламную листовку с рынка недвижимости и прошлась по списку аренды апартаментов из нижнего ценового диапазона. Это дело заняло у нее весь остаток дня, но в итоге апартаменты были найдены: маленькие, зато недорогие, ухоженные и вполне симпатичного вида. Вселяться можно было через два дня, и Эва тут же на месте оплатила залог. Но до возвращения домой решила как следует поужинать, одних пончиков как-то маловато на весь день. К собственному ужасу обнаружила, что после трех подходов к стойке в пиццерии голод напрочь утих. Поразительно, как быстро голодовка уничтожила ее любовно натренированный аппетит...

А дома Эва сообщила родителям, что уходит и будет жить отдельно. Тех сия новость, конечно, выбила из колеи, они всеми силами пытались переубедить дочку, мол, это же твой родной дом, тебе же лучше будет, зачем так, — однако слушать их она не желала, и в любом случае, залог уже внесен.

Так что финальные два дня пытки — слегка приглушенные стратегической заначкой в виде пары пакетов конфет, — и родители сдались, понимая, что проиграли эту войну. Потому что Эва теперь будет жить собственной жизнью, и не им решать, как ей питаться. Но если родители и сожалели, что своими решениями вынудили дочь уйти — внешне они этого не показали.

Апартаменты действительно были крохотные. Однокомнатная студия, огороженный угол с душевой кабинкой и туалетом, и второй уголок, кухонный, с парой стульев и столом, а в роли кровати — двуспальный раскладной диван. Первое, что сделала Эва — заполнила холодильник-морозильник теми вкусняшками, которые прикупила по пути, затем вышла за покупками уже целенаправленно и затарилась продуктами более основательно, забив под завязку все, что могла.

Первый вечер в своих апартаментах она посвятила официальному окончанию диеты. Эва так соскучилась по доброму активному чревоугодию… Две пиццы уже разогревались в духовке, лазанья ждала своей очереди, яблочный пирог в холодильнике и коробка мороженого в морозилке. И уже выставив ужин на стул, Эва осознала, что стулья предназначались для людей нормальной комплекции, а у нее все просто свешивалось по обе стороны сидения. Пожав плечами, она сдвинула вместе оба стула и устроилась на них, вгрызшись в первый ломоть пиццы «четыре сезона».

— Ах, пицца, как же я по тебе соскучилась!

И поехало. Когда обе пиццы были съедены, лазанья еще даже полностью не пропеклась. Пришлось подождать, нетерпеливо похлопывая себя по пузу. Лазанью Эва также слопала до последней крошки, хотя времени это заняло чуть больше. Яблочный пирог и мороженое она уже доедала через силу — желудок после двухнедельной голодовки таки уменьнился, — но осилила и их, и впервые за эти недели заснула спокойно, обнимая сыто урчащее пузо.

Наутро Эва обнаружила еще один изъян крошечных апартаментов. Умно и грамотно скомпонованная душевая кабинка также явно не предназначалась для персон ее габаритов. Нет, Эва втиснуться сумела, и даже благополучно включила душ, но вот развернуться там было невозможно, так что мыться пришлось в два этапа: сперва передняя часть оплывшей тушки, затем выйти, развернуться и, пятясь, зайти в кабинку снова, чтобы подставить под щекочущие струи заднюю часть.

Ну и ладно, подумала она, все равно свобода того стоит. Что бы такое слопать на завтрак, чтобы побольше и побыстрее?

Поддержи harnwald

Пока никто не отправлял донаты
+1
5048
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...

Для работы с сайтом необходимо войти или зарегистрироваться!