Мария: открытие себя

Мария: открытие себя
(Die Offenbarung Marias)

Рутинный офисный денек. Мне уже не терпится поскорее вернуться домой, к жене. Ах, Мария! эта ее кожа оливкового оттенка, и длинные завитки черных волос, и пронзительно-карие очи, они так идеально сочетаются с чувственными губами и белозубой улыбкой! Длинноногая и стройная, но не плоская, с округлостями во всех нужных местах, горячая моя латиноамериканочка.
Мы случайно столкнулись в спорт-баре шесть лет назад, и это была обоюдная любовь с первого взгляда. Спустя два года мы поженились, и вот — четыре года в браке, все, что надо, обустроено, и теперь готовимся к следующему шагу в семейной жизни, мы оба хотим завести детей, как раз сегодня вечерком собираемся сесть и все распланировать… она наверняка уже приготовила особый праздничный ужин...
И тут мои мечтания вдребезги разбивает вызов шефа. Зайди, мол.
Через полчаса, выслушав все, что имело сказать начальство, беру телефон и звоню Марии. Со вздохом гляжу на свой стол, заваленный бумагами.
— Прости, милая, на меня свалился аврал. Это срочно, задержусь и буду хрен его знает когда. Ужинай без меня, родная.
— Точно? Я ведь специально старалась, готовила… — разочарованный голос на той стороне.
— Увы — да. Шеф требует. Но мы все наверстаем. Не расстраивайся, пожалуйста.
Она, конечно, расстроилась, но не показывает этого.
— Не переживай, хороший мой, главное, чтобы ты спокойно добрался домой. А с ужином наверстаем, конечно, не в последний раз.
Хорошо, что Мария у меня такая понимающая. Обидно, что шеф подкинул такую срочную работенку, но — куда деваться, надо. Все внимание на бумаги, и — работаем, негры, солнце еще высоко.
Кто бы знал, какую цепную реакцию вызовет нынешний случай...
Возвращаюсь домой очень поздно, тихо отпираю дверь. Устало зову Марию, а вместо ответа слышу странные звуки откуда-то из гостиной. Явный такой стон и протяжное «ик» эхом по коридору. Озадаченный, топаю туда. В квартире полумрак, выглядываю в дверь — и замираю от изумления.
Картина не просто удивительная — немыслимая. Мария лежит на диване, вокруг пустые миски и тарелки, джинсы и блузка расстегнуты, а живот ее раздуло так, словно она проглотила футбольный мяч. И — да, это именно ее живот, не чей-то там, из-за того, что он так набит, очень хорошо видны и цветная татуировка мандалы, и золотистый стразик в пупке.
Подхожу, завороженный; Мария меня не замечает, оглаживает раздувшийся живот, постанывая.
— Оххх… я… ик… сейчас лопну… живот так раздуло… зачем я… ик… так налопалась… и-ик!.. — слова сопровождаются глубокими вздохами наслаждения, она икает и стонет, слушать-то некому.
Вокруг витают ароматы роскошной трапезы. Урчит переполненный желудок. Марию раздирают наслаждение и сожаление, она продолжает осторожно оглаживать раздувшийся живот. И продолжает сеанс саморазоблачения:
— Ну почему я не могла перестать есть? Да, было очень вкусно, но я ж сейчас лопну, так объелась… охх… желудок просто переполнен… — и икает, до странности притягательно.
И вот я стою, смотрю на все это, а внутри у меня просыпается тот глубоко похороненный секрет, который я скрывал и от Марии, и от всех прочих. Так уж вышло, что круглый женский животик — это то, что мне чрезвычайно нравится, и именно сейчас, когда Мария думает, что она одна и никого не стесняется, она для меня — одно сплошное искушение.
Волнительное и беспокойное ощущение. Секрет, который я никогда не раскрывал. Напряжение внутри растет. Что бы сказала Мария, знай она, о чем я сейчас думаю!
Тут она замечает меня и краснеет от смущения, глаза в пол-лица, стон и тихое смущенное «ик». Пытается сесть и спрятать свои вздувшеся округлости.
— Крис, ты наконец вернулся… — пытается застегнуть джинсы, но с таким переполненным животом это непростая задача. — Прости, что ты увидел меня вот такой вот...
С тихим стоном она сражается с джинсами, взгляды наши встречаются и она, похоже, чувствует, что должна мне кое-что объяснить.
— Я правда не хотела, чтобы ты это видел, — тихо и смущенно говорит она. — Сперва я хотела просто попробовать, что получилось, а остальное оставить, пока ты не вернешься. Но потом, Крис, я начала есть, и оказалось настолько великолепно… я просто остановиться не могла, я была как одержимая. Реально обожралась до отвала.
Слова замирают в воздухе, она все так же полулежит на диване, продолжая поглаживать раздувшийся живот. В очах ее смесь удовольствия и сожаления, и я знаю: это неожиданный поворот в наших отношениях. Мария явно сгорает от стыда.
— Ты наверняка сильно мной разочарован, Крис, вместо жены-красавицы тебя встречает обожравшаяся гусыня… — печально признается она, опасаясь того, что будет, боясь моей возможной реакции.
Шагаю к ней, осторожно опускаюсь рядом на диван. Сердце мое поет, когда я вижу вот этот роскошно-круглый живот прямо прередо мной. Кладу ладонь на это вздувшееся теплое великолепие и начинаю ласково оглаживать.
— Мария, — тихо шепчу, — с этим круглым животиком ты выглядишь невероятно соблазнительно. Никогда ничего прекраснее не видел. — Под пальцами моими ее живот, нежный и туго набитый, идеальный на вид и на ощупь.
Облегчение на ее лице, неуверенность медленно сменяется слабой улыбкой. Она точно не ожидала, что я с таким одобрением встречу подобное изменение.
Напряжение в воздухе растворяется, я придвигаюсь потеснее. Мы с Марией сейчас глубоко связаны, глубже любой семейной пары, страх сменился страстью и надеждой. Именно сейчас, когда она передо мною, вся раскрытая и уязвимая, я должен, обязан признаться ей во всем.
— Мария, — запинаясь, начинаю я, — я должен сказать тебе кое-что очень важное. Я люблю тебя — не только потому, что ты моя жена, но потому, что ты такая, какая есть. И у меня есть одно особое пристрастие, которое я прежде от тебя скрывал.
Взгляд ее требовательно устремлен на меня.
— О чем ты, Крис?
Глубокий вдох, продолжаю.
— Мне нравятся женские животы, Мария. Особенно хорошо накормлнные и круглые. Меня к ним буквально манит. Тянет как магнитом. — Ну вот, признался. Пора.
На лице ее удивление — и понимание.
— То есть вот этот вот толстый живот кажется тебе привлекательным? — осторожно интересуется она.
Киваю и нежно улыбаюсь.
— Да, Мария, вот такой большой живот мне кажется невероятно соблазнительным, особенно сейчас. Полный, округлый, вид «щас лопну», и именно от такого меня прет невероятно.
В глазах ее слезы, но это слезы радости.
— Крис, ты представить себе не можешь, с каким облегчением я это слышу, — шепчет она. — Мне было так стыдно, я думала, ты решишь, что это отвратительно...
Нашариваю ее ладошку и любовно сжимаю.
— Ни за что, Мария. Ты прекрасна — именно такая, какая есть. И я люблю тебя такую, какая есть.
Напряжение преобразуется в любовь и понимание, и мы знаем, что связь наша после этого неожиданного открытия стала только крепче. Мария, потупив взгляд, накручивает на палец прядь своих волос.
— Крис… — нерешительно начинает она, — мне тоже кое в чем нужно признаться. Это обжорство… оно перевернуло во мне такое, чего я никак не ожидала.
Удивленно смотрю на нее:
— О чем ты?
Мария продолжает:
— Пока ты был на работе, а я тут одна — я начала есть, и просто не могла остановиться. Крис, чем больше я набивала живот, тем больше мне это нравилось. Штаны становились все теснее и теснее, там бы еще чуть-чуть — и вырвало бы пуговицу, если б я их не расстегнула сама.
Улыбаюсь такой откровенности.
— Мария, по-моему, это прекрасно, что ты вот так вот в открытую обо всем рассказала. Раз тебе это так нравится, раз мы оба этого хотим — так почему нет? Будет у нас приватный повод для обоюного удовольствия.
С улыбкой она прижимается ко мне. Отношения наши, мы оба это понимаем, с неожиданным открытием этим становятся еще глубже и прочнее.
Мария тихо смеется, покачав головой.
— Ох, Крис, рассказал бы ты мне обо всем этом раньше — я б не мучалась в тренажерке, и охотно уже отрастила бы большой и круглый живот.
С ухмылкой отзываюсь:
— То, чего нет, может и появиться, мы тебя сделаем круглой как шар!
И оба смеемся.
— И уж конечно, будет чему активно и с удовольствием порадоваться, — предлагаю я.
Кивнув, она подмигивает.
— Уже согласна. Проверим на практике. — И выразительно смотрит на меня. — Можно вот прямо сейчас. Даже нужно. Очень хочется.
Сопротивляться такому не могу и совершенно не хочу.
— Только вот придется тебе мне помочь — я так объелась, что встать не могу! Чувствую себя, как питон, который проглотил слишком жирного поросенка...
Любовно и осторожно помогаю ей переместиться в вертикальное положение, а потом, так же поддерживая — в спальню, где мы оба принимаемся изучать знакомые вроде бы до последней черточки тела друг друга, тщательно и громко. Страсть наша полыхает, мы наслаждаемся каждым проведенным вместе мгновением. Любовь прочна как никогда, отношения — еще прочнее.
С того вечера Мария вволю предается новой своей обжорной страсти и откровенно лопает как не в себя, все бесчисленные деликатесы и вкусности, в которых она прежде себя отказывала, дабы не нарушать диету, теперь при первой же возможности отправляются в ее ненасытный желудок, ей не терпится стать еще больше, еще круглее. И вот буквально неделю спустя я утром слышу из ванной нечто вроде индейского вопля. Бегом лечу туда, вдруг с Марией что-то случилось. А она перед ростовым зеркалом, ухмылка до ушей, пытается натянуть джинсы — и не может.
— Смотри только! — довольная как тот слон. — В джинсы уже не втискиваюсь! Теперь у меня официально жирная задница!
Ласково тыкаю в правое полушарие.
— Ну, стало, конечно, побольше, чем было, но до жирной тут еще нужно ой как немало калорий...
— Ты точно хочешь меня раскормить до шарообразности? — совершенно риторически вопрошает Мария.
Джинсы падают на пол. Она чуть подается назад, прогнувшись и упираясь руками в стену… в общем, на работу мы оба в тот день несколько опаздываем.
Почти каждый вечер Мария балует себя кулинарными экзерсисами, а меня — соответственно зрелищем, как она все это уплетает и радостно смеется, в очередной раз объевшись, тысячи и тысячи калорий утрамбовываются в ее растущий, раздувающийся живот, который она ласково оглаживает, или предоставляет это удовольствие мне. Фигура ее меняется, и изменения эти она воспринимает с радостью и уверенностью, которые возводят нашу страсть, нашу любовь на новые и новые уровни возможного.
Через три месяца Марию уже трудно узнать. Круглый, мягкий и тугой — потому что вечно набитый, — шар пуза, чуть покачивающегося при каждом движении. Два раскачивающихся мяча заднего фасада. Раздавшиеся вширь мягкие бока. Соблазнительно пышные и мощные бедра. Все тело Марии свидетельствует о ее страсти к обильной еде, к набору веса. Каждый вечер кожа на ее животе блестит от лосьона, чтоб растяжек не было, каждый вечер он раздувается до новых рекордных обхватов.
Изменилась она не только физически, но и внутренне, в первую очередь — сияет от переполняющей ее уверенности в себе и правильности избранного пути. Из прежних друзей Марии одни понимают ее и любуются столь открытым пренебрежением социальными стандартами; другие более скептичны в этом плане и не понимают, как так можно, иметь идеальную фигуру и сознательно ее лишиться. Но и они потихоньку принимают ее такую, какой она становится.
Моя восхитительная, растущая вширь красавица...