Лютер Сото: темная сторона печенек
Лютер Сото: темная сторона печенек
(Girth Scout)
Я глубоко и вкусно затянулся сигарой, наслаждаясь первым за эту неделю приличным деньком. Средний Запад не сравнить с фешенебельным и громким Большим Яблоком, но погода тут не менее хреновая.
Говорят, хорошего человека трудно найти. Не менее справедливо и для частного детектива в бегах.
У меня были свои непростые отношения с небезызвестными ньюйоркскими Семействами, однако последнее дело слишком сблизило меня с Петрочини, одним из самых безжалостных в этой компании, а главного их босса ненадолго отправило на нары. Долгая история, в которой участвовала, прошу прощения за мой французский, его жирная корова-дочка, но мне не хотелось оставаться там и чистосердечно во всем сознаваться мстительному и несдержанному главе преступной группировки.
Так что я утрамбовал в чемодан столько сигар и бутылок ликера, сколько сумел, и убрался оттуда, опережая возможные неприятности. Забрался так далеко, как позволил полный бак и две запасные канистры, уверился, что «хвоста» за мной нет, заправился и на всякий пожарный проехал еще часов восемь.
В итоге я оказался в пригороде Су-Фоллс. Увы. Лютер Сото, суровый частный детектив, в пригородной пасторали у водопадов, где когда-то обитали племена лакота.
Некоторое время я к этому привыкал. Когда мне на глаза попался первый фламинго, мы, наверное, стали одинаково розовыми; впрочем, пасторальное бытие — не так и плохо само по себе.
В былые годы я оказал немало услуг кое-каким серьезным людям, так что мог себе позволить скромную конуру за малую толику той цены, что заплатил бы в Бруклине или Квинсе. Для того, кто вырос в местах, вежливо именуемых «трущобами», апартаменты в Су-Фоллс более чем неплохи.
Самой срочной проблемой была моя личность. Назваться «Лютер Сото, частный детектив» я никак не мог, потому как достаточно, чтобы один тупой козел поболтал с другим тупым козлом, которого услышит третий тупой козел, случайно знакомый с Петрочини — и моя история на этом завершится.
Так что я решил, что «Лютер Сото» пока побудет за кулисами, а на сцену вместо него выйдет просто «Луи», причем фамилию свою он, в смысле, я, будет называть как можно реже. Это даже в общем и не ложь, хотя, конечно, частному детективу вроде меня врать труда не составляет.
Проблема номер два — работа. Какая-то работа мне нужна, чтобы совсем не закиснуть, ну и чтобы никто не задавал лищних вопросов. Вновь стать частным детективом — категорически не в моем раскладе, а больше я толком ничего и не умел. Конечно, возможны всякие варианты для начинающих, вроде регулировщика в полиции или торговца-разносчика с тележкой-грилем, но такие всегда слишком много времени проводят у всех на глазах, а мне эта мысль очень сильно не нравилась.
В итоге я пристроился охранником в среднюю школу имени Харлана Дж. Бушфилда.
Жизнь в трущобах Бронкса учит разным интересным навыкам: разобраться с источником загадочных запахов, очистить стены и пол от непонятной хрени, починить трубу и прочистить канализацию, когда к вантузу и тросу до утра доступа не будет, а уровень безопасности на улицах в ведьмин час, прямо сказать, не блещет. Не говоря уж о том, что разгребать всякую хрень за другими — как раз и есть то, чем приходится заниматься частному детективу.
Платили сносно, и я решил, что будет неплохо залечь на дно, попутно разбираясь с толпой мелких пакостников. Все-таки так косячить, как взрослые, они еще не умеют, а при всей детской болтливости я сильно сомневался, что Петрочини начнут собирать слухи в этом возрастном секторе.
Работенка оказалась непыльной. Школа была небольшой, а нас, охранников, всего двое. Напарник мой, старик Бак, работал в ночную смену, и я видел его разве что пару раз.
Непыльно и тихо. Тишина частенько подразумевает одиночество, но я изрядную часть своей прошлой жизни провел в одиночестве, так что с этим справиться не составляло труда.
И вот каждый день около полудня я, плюхнувшись на одну из скамеек в пришкольном скверике, съедал ржаной хлебец с пастрами, а порой рисковал попробовать то, что в Южной Дакоте именуют пиццей — не рекомендую, — и лениво размышлял, каким будет следующий мой ход.
Я не знал, как долго мне предстоит пребывать в бегах после Нью-Йорка. Я не знал, как долго смогу сидеть в Южной Дакоте, и не придется ли рвануть отсюда куда-то еще. Смогу ли я однажды вернуться домой и послушать музыку — и не окажется ли эта музыка похоронным маршем Шопена.
От таких мыслей, собственно, мой обеденный перерыв частенько удлиннялся на перекур.
И вот спустя несколько недель такой работы и жизни, в понедельник, я неспешно расправлялся с сандвичем с ветчиной и сыром, считая часы до конца рабочего дня, когда смогу вернуться в свою конуру, где меня ожидала моя любимая южная красавица с этикеткой «бурбон». Однако в тот самый день меня нашла дама. Дамы всегда меня находят. В этом случае, впрочем, дама была с блондинистой косичкой, одетая в куцее розовое платьичко, лет примерно десяти.
— Эй!
Пришлось отвлечься от черных дум о своем печальном положении и взглянуть на эту «эй» сверху вниз. Малышка просто стояла, заложив руки за спину, и взгляд ее обещал неприятности. Не привык я видеть столь знакомый взгляд на детской мордашке, но мало ли к чему я не привык.
— «Эй» будешь говорить в своей компашке, детка, — фыркнул я.
Девочка повернула голову чуть в сторону, где стояла и пересмеивалась стайка такой же косичко-хвостиковой мелочи. Двадцатилетний опыт частного детектива подсказал, что она осмелилась, а может быть, добровольно вызвалась пойти и поговорить со странным охранником.
— А это правда, что ты убил кучу народу?
Какая непосредственная малышка. Прямота — такая штука, которую многие с возрастом утрачивают, но детям она очень помогает. А я сразу понял: мельница слухов уже запустила байку, что странный неприветливый охранник, исчезающий с предвечерними тенями, на самом деле маньяк-убийца, орудующий топором.
Саркастичная часть моей натуры, конечно, требовала посмотреть белявочке прямо в глаза и сказать: «правда, детка, и выпотрошил их всех ржавым крюком». К счастью для ребенка и к несчастью для моего чувства юмора, я пытался сейчас уйти со всех радаров, а пугать маленьких девочек в маленьком городке — не то, о чем я когда-либо мечтал.
Так что жестокую ухмылку я заменил простым фырканьем.
— Занятная была бы история, ага. — Хохотнул. — Увы, я никто. Просто школьный сторож. Так что лучше беги, поиграй.
Кажется, девочка поняла, что без толку расходует драгоценное свободное время большой перемены и удовольствовалась моим ответом. Когда она вернулась к своим подружкам, те повернулись ко мне со всем вниманием правильных школьниц, захихикали и убежали.
А я сам на мгновение ощутил себя школьником.
— Это Брэнди Таттл.
Я повернул голову и обнаружил прямо на скамейке справа от себя еще одну мелкую пятиклашку. Она даже не подняла взгляд, делая сие замечание, все так же уткнувшись в небольшой поюзанный игрогаджет. Разве что сделала сверхкраткую паузу, поправив очки, большие и круглые.
Признаю, мне стало слегка любопытно в плане что этому ребенку вообще от меня нужно.
— Прошу прощения?
— Брэнди Таттл, — проинформировала малышка в очках. — Самая стервозная, пожалуй, в нашей школе. Ну ладно, если честно, она четвертая по списку — но первые трое пацаны, они иначе просто и не умеют. У мальчиков мозги развиваются медленнее, чем у девочек. Я это прочла в одном из папиных учебников по психологии.
Стыдно признать, но мелкая умничка меня и правда развлекала, так что я расщедрился на редкую для себя, искреннюю улыбку.
— Это правда?
— Да, и кроме того, мальчишеская дурость обычно выплескивается лишь на других мальчиков на переменах, — умничка ткнуло в сторону сквера, не отрываясь от гаджета, но я так понял, она имела в виду спортплощадку, где компашка пацанов гоняла в футбол — и, замечу, с активным использованием грязных приемов. Умничка продолжила: — Девочки же предпочитают словесные издевательства, а это хуже.
Что ж, я понимал, почему малышка так думает. Среднего роста для своих лет, плотненькая — переходный период для нее скорее всего еще не начинался. А кроме больших очков, у нее, как я подметил во время нашей внезапной беседы, имелись еще и скобки на зубах.
— Издевательства тебе не в новинку? — уточнил я.
— Об этом я с тобой говорить не буду. Мы едва знакомы, — отозвалась она.
Я не мог не фыркнуть.
— То ты мне цитируешь статью Зигмунда Фройда, а то вдруг захлопываешь раковину?
Девочка призадумалась, соображая, может ли доверить мне еще крупицу инфромации, вздохнула и сдалась.
— Поскольку за последние месяцы ты единственный, кто способен поддержать разговор на данную тему, полагаю, могу сказать, что с Брэнди я уже имела дело, и хватит об этом. — Чуть помолчала, а потом наконец оторвалась от игры. Кто-то мог бы назвать эту девочку странной — громадные очки и вообще, — но я и сам весьма далек от эталона нормальности. — Я Алия.
Я подмигнул.
— Луи.
— Ты взрослый. Разве тебе не следует представляться «мистер Ктототам»?
Саркастическая часть меня победила.
— Хорошо, тогда зови меня — мистер Ктототам.
Целую секунду девочка сражалась с улыбкой, прежде чем вновь натянуть бесстрастную маску.
— Приятно познакомиться.
— Взаимно, детка, — отозвался я.
— Пятый класс! Строимся!
Повеление школьного куратора прервало одну из самых приятных бесед, какие только у меня случались за последние месяцы. Алия вздохнула, убрала гаджет и взглянула мне прямо в глаза, словно на прослушивании у режиссера.
— Увидимся завтра, — проговорила она, причем так, словно надеялась, хотя бы немножко, действительно увидеть меня завтра.
— На том же месте, в тот же час, детка, — ответил я.
И когда Алия бежала к своим, я кое-что подметил. Она была в одном классе с Брэнди и ее компашкой. И еще — пока она к ним бежала, все они начали шептаться и фыркать этаким недобрым манером, когда понятно, что у кого-то за спиной болтают о том, что никогда не выскажут прямо в лицо.
Нутро сообщило мне, что эти мелкие паршивки ему категорически не нравятся. Разум полностью сие поддержал.
Мне никогда не доводилось по-настоящему работать с детьми — своих не было, а детвора редко разъезжает на трехколесных велосипедах в поисках частного детектива, — так что ощущение беззащитности этой мелкой умнички застало меня врасплох.
Впрочем, сильно я над этим не задумывался, и весь остаток рабочего дня посвятил благородной миссии очистки территории от детсадовского мусора и плевков.
*
Что интересно, на следующий день на большой перемене, когда я присел и развернул свой сандвич, буквально секунду спустя рядышком раздался знакомый голос:
— Ты вернулся.
Я повернулся — и да, это конечно же была Алия, теперь с небольшим фиолетовым чемоданчиком на колесах. Я подмигнул ей — впрочем, она уже уткнула нос в свою привычную игру и этого не видела.
— Вернулся, да. А вы что-то сегодня выбрались раньше.
— Поскольку погода улучшилась, нам разрешили, если мы того желаем, обедать на улице, на скамейках или за столиками для пикников, — ответила Алия, разворачивая свой пакет. И, откусывая небольшие кусочки, продолжила играть на своем гаджете.
— Что ж, милое занятьице.
— Забавно ты говоришь, — сообщила Алия.
Я фыркнул.
— Как ты наверняка заметила, я не совсем чтобы местный.
— И это здорово, — заявила она с детской вежливостью, милой и совершенно безразличной. Пришлось напомнить себе, что такая уж она, Алия, не сильно похожая на сверстниц, но по-своему милая.
*
Так вот я и проводил свои обеденные перерывы на протяжении пары последующих недель. Малышка делилась тем, что узнала на уроках, или отпускала забавные замечания насчет одноклассников, а я честно работал свободными ушами — был тем, с кем она могла поделиться. Впрочем, порой мы менялись ролями: она слушала, нырнув в свою игру, а я рассказывал фантастические байки из своего прошлого. Разумеется, сильно отредактированные, но кое-какие детали проскальзывали. Так, я пересказал весь эпизод, когда тупые бандиты чуть не отпилили мне левую руку, и единственное, что осталось за рамками, так это детективное расследование; ей я сказал, что тогда был защитником правопорядка, что технически даже и не ложь.
А потом над нашими милыми и сладкими обеденными разговорами нависла седая штормовая туча. Конкретно эта туча обрела форму мелкой наглой белявочки, которая надоедала мне в тот день, той, кого моя умничка припечатала «стервой».
В тот день упомянутая мелкая белявочка и ее миньонетки приблизились к нам весьма и весьма близко.
— О, Алия! — изобразила та светлую искренность депутатского обещания. — Крутая у тебя игровая консоль!
— Спасибо, — пробормотала Алия, изображая, что ей нет дела ни до девочек, ни до причины их появления. Я сугубо на инстинктах присматривал, как будет разыгран нынешний расклад. Куратор кого-то там гонял на спортплощадке.
— Чисто ретро, — продолжила Брэнди. — Это типа из девяностых?
— На самом деле, первая модель этой серии вышла в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, — ответила Алия, все так же вся в своем девайсе, пока Брэнди нарезала круги как акула.
— Мило, — сказала Брэнди. Повернулась к своей компашке; пошли смехуечки, словно они только что услышали самую забавную в мире шутку. По мне, умничка просто сообщила интересный фактик, но для этих гиен в платьицах одного того факта, что Алия слегка отличается от них, было уже достаточно для насмешек.
Подозрения мои подтвердились, когда Брэнди резко развернулась на сто восемьдесят градусов и «случайным» движением руки сшибла на землю игрогаджет Алии.
— Ой! — хихикнула она, и ее подружки рассмеялись.
Алия тут же молча и испуганно рухнула на четвереньки, подбирая девайс. За всю свою карьеру я повидал немало неприкрытого дерьма, однако же не был готов вот так вот легко смириться с парной кучкой, которую мелкая паршивка только что вывалила мелкой умничке.
— Знаете, девочки, не очень-то это вежливо, — поднялся я, пытаясь надавить авторитетом.
Увы, авторитет слабо действует на мелких задавак, у которых никаких авторитетов в принципе нету.
— Ой! В дело вступил мистер Никто! — и Брэнди со своей компашкой разбежались по скверу, все так же хихикая, а я вспомнил, точно, я же ей тогда говорил «я никто». Такой вот юмор, значит, в этом городишке?
Я вновь повернулся к Алие, которая всеми силами пыталась запустить свою игрушку.
— Не переживай ты так, малышка, — изобразил я «заботливого взрослого». — Хотя бы немного глаза от экрана отдохнуть.
Алию это ни разу не успокоило.
— Нет-нет, это же папина!.. — яростно шептала она, в три движения вскрыв гаджет, поправив кнопки и переподключив батарейки. Никогда не видел у нее такого взрыва эмоций.
— Что ж, если ты сообщишь куратору, кто-нибудь может позвонить твоему старику и объяснить всю ситуацию...
— Ты не понимаешь, — выдохнула Алия. — Он подарил мне это — а потом умер.
Я вздохнул, глубоко и гортанно, как всегда вздыхаю, осознав, что был куском дерьма. Это не просто подарок, это подарок от того, кого нет.
Дел о пропавших без вести, многие из которых обернулись трупами, у меня в прошлом… хватало, но лишь однажды я сообщал эту новость при ребенке покойного. Никогда этого не забуду. Я как раз рассказывал жене, которая и наняла меня, что тело было обнаружено в шахте канализации на берегу Гудзона, и конечно, она разрыдалась. А в комнате рядом сидел ее сын, и я вынужденно стал свидетелем и его истерики от моих «новостей». Тот тип был отнюдь не святым — прикончил пару наркодилеров, которые без дозволения полезли работать на чужую территорию, — однако это, разумеется, ничего не значило для его семьи. Ведь он… он был — семья.
Семья.
Слово это я употреблял гораздо реже, нежели, скажем, сработанную пару «еще» и «бурбон». Отец смазал пятки, когда я был еще ребенком. Мать свела себя в могилу тяжкими трудами, пытаясь заработать на пропитание мне и младшему братцу, а братец сбежал в Нэшвилл, желая творить музыку. Жены у меня никогда не было. Как и детей.
Но последнее, чего я хотел бы, так это ранить чувства мелкой умнички.
— Ох, господи, я, ну, мне правда очень жаль, детка.
Четырехкратно вынутые-вставленные батарейки и сыгранная на кнопках секретная комбинация наконец сделали свое дело, и зернистый зеленовато-серый экран гаджета ожил. Алия с облегчением вздохнула.
— Все нормально.
Я решил, что стоит с ней поболтать о том, о сем, пусть отвлечется от неприятностей. Кивнул в сторону фиолетового чемоданчика и поинтересовался:
— Это ты куда-то летишь?
Она перехватила мой взгляд.
— А, это. Потом пойду продавать печеньки.
— Ты же скаут, так? — Пригород, Штаты. Надо было сообразить, что без встречи с девочками-скаутами не обойдется.
— Угу, — ответ ее совпал с гибелью храброго игрового персонажа, и девочка отложила приставку. — Хотя это и не имеет значения.
— Эй, не надо ударяться в экзистенционализм. Тебе сколько годиков-то, десять?
— Нет, я просто имею в виду, что катать чемоданчик по округе и пытаться продавать соседям печенье — пустая трата времени. — Кивнула куда-то вперед, и перехватив ее взгляд, я увидел компанию девочек, что играли с видавшим виды мячом, подвешенным на верхушке шеста. Как раз туда убежали те паршивки. — Брэнди Таттл всегда продает весь свой запас.
— Поправь меня — это та девочка, что намазюкана сильнее, чем клоун?
— Ага.
— Четвертая по стервозности в школе?
Наверное, я застал умничку врасплох, потому как она действительно улыбнулась, когда я описал Брэнди ее же собственной недавней цитатой.
— Ага. Ее старшая сестра Бриттани — отрядный менеджер по печенькам и помогает ей продать все ее печенье за считанные дни после того, как мы получаем это поручение. И то же происходит с запасами печенья, выданным ее подружкам, так что компания этих дур берет все призы. Скорее всего, они объявят о своей победе уже на собрании в это воскресенье. Наверняка управятся.
Кажется, у меня от такого аж нос дернулся, потому как я почуял аферу. У опытного детектива такое чутье не отобрать, даже когда он в отпуске на неопределенное время.
— То есть за пару дней Брэнди и все ее подружки продают весь свой запас? — уточнил я, на что Алия утвердительно кивнула. — Ясно. А, ну, у них кто-нибудь из богатеньких семей?
— Еще бы. Семья Брэнди — самая богатая во всем городе, — объяснила Алия. — Папаша Брэнди заправляет большущей компанией, которая производит агротехническое оборудование для целой кучи ферм по всему штату.
Запах стал еще более явным. Что-то в описанном раскладе не сходилось.
Мне, конечно, полагалось держаться в стороне от всяких там расследований, но я хотел помочь малышке, особенно если это поможет наказать мелкую паршивку.
— А кто глава у местных девочек-скаутов?
— Вожатая в нашем отряде — миссис Креллингс, — сказала Алия. — Она довольно старая.
— Такая же, как я? — подмигнул я.
Она покачала головой.
— Старше.
— Не думал, что бывают люди сильно старше меня.
Алия окинула меня скептическим взглядом.
— Тебе за сорок. Может быть, пятьдесят. А если шестьдесят, ты очень хорошо сохранился.
— Боже, детка, ты когда-нибудь встречала такую штуку, как чувство юмора? — В моей работе умение отпустить шуточку в свой собственный адрес — можно сказать, необходимость. Как бы то ни было, я уже на личном опыте начал составлять расклад того, о чем говорила Алия.
Каким-то образом Брэнди и ее компания избавляются от всех своих запасов печенья меньше, чем за неделю после того, как получат таковые. Разницу скорее всего оплачивает ее семья, делая вид, что они лучшие в мире продавщицы. Древняя летучая мышь, формальная глава отряда, не замечает подвоха. Брэнди сгребает все призовые кубки и награды, чтобы расставить на своих розовых полочках, а остальные девочки-скауты остаются с носом.
Не знаю, почему это меня так задело — по работе своей я постоянно сталкивался с уважаемыми семействами, которые раскручивали игру так, как им было удобно, чтобы забрать весь выигрыш. Да собственно, из-за таких я и драпанул из Нью-Йорка. А может, в моем ледяном сердце неожиданно проклюнулось искреннее чувство симпатии в отношении умнички Алии.
В любом случае я твердо решил взять временный отпуск от своего отпуска и взяться за это дело на общественных началах.
*
В три часа я пристроился в школьном вестибюле у мусорных контейнеров, чтобы своими глазами посмотреть на семью Брэнди. Дети — это много чего, в том числе грязь, так что в мои обязанности так и так входил вынос мусора. На сей раз, однако, я аккуратно следил конкретно за Брэнди, которая сидела и хихикала с подружками. Я заметил, что у всех у них были такие же чемоданчики на колесах, как у Алии.
Расследование мое сдвинулось еще на шаг, когда усталого вида учительница вошла в вестибюль снаружи.
— Брэнди Таттл! — позвала она.
Брэнди посмотрела на подружек, все пятеро обменялись кивками, нацепили рюкзачки и, везя за собой чемоданчики с запасом печенья, двинулись к выходу. Учительница отмечала в журнале всех по очереди, когда те проходили мимо нее.
Мой выход.
Я скользнул в боковую служебную дверь, откуда, я знал, также имелся выход наружу — им пользовался приходящий садовник, когда приводил в порядок пришкольную территорию. В лицо мне ударил солнечный свет, яркий и теплый, и я быстро нацепил темные очки, давая глазам приспособиться.
Подойти к машине без причины я не мог, это ясно. Поэтому я еще раньше проведал классную комнату Брэнди «прибраться», пока ученики прыгали на физкультуре, и прихватил из корзинки перед кабинетом смартфон ребенка. Разумеется, ребенок ее сорта уже в десять лет пользуется самой модной и навороченной моделью.
Вот такую причину я себе подобрал, чтобы приблизиться к большому серебристому универсалу-кроссоверу, который приехал за компанией нехороших девочек. Я исходил из предположения, что за ними приехал кто-то из родителей, но когда я подошел прямо к машине, заметил два интересных момента.
Первое, барышня за рулем никак не могла быть мамочкой кого-то из этой компании. Судя по виду, ей от силы было двадцать с хвостиком.
Второе — сказать, что она была толстой, так это ничего не сказать.
Волнистые темно-русые волосы обрамляли вполне симпатичную мордашку, но прежде всего взгляд приковывали ее невероятные объемы. Сидение было сдвинуто назад насколько возможно, складки сала были буквально везде — тучный бочок почти накрывал рычаг коробки передач, а массивное пузо плотно упиралось в рулевое колесо. Именно пузо, бледные тучные жиры — поскольку футболка задралась, явно не в состоянии все это вместить.
Мне живо вспомнилась Прорва Петрочини — Примавера, если официально. И конечно же, то дело, из-за которого я вынужден был смазать пятки из Нью-Йорка. Впрочем, мысли эти я оставил при себе, как и положено представителю моей профессии.
Толстая молодка озадаченно нахмурилась, как и положено нормальной персоне, когда какой-то там сторож вдруг подходит к ее машине. Я неспешно подал в окно розовый гаджет со стразиками.
— Она забыла вот это, — негромко пояснил я.
По расплывшемуся лицу барышни скользнуло понимание, она даже попыталась развернуться к Брэнди. Уже в процессе осознала, что это невозможно — она и так была практически зафиксирована между рулем и сидением, — так что ограничилась взглядом в зеркало заднего вида.
— Брэнди, ты почти забыла свой телефон! — расшифровала она мою реплику.
Смешки, которыми обменивались мелкая пакостница и ее мелкопакостные миньонетки, внезапно стихли, и Брэнди, глава мелкого клуба, взглянула на меня, усаживаясь в машину. От нормального ребенка я ожидал бы благодарности или облегчения, а тут меня словно окатило волной презрения. Господь свидетель, мне такое не впервой. Просто очень уж неуместно оказалось.
Впрочем, кто я для Брэнди? Просто чудак-сторож.
— Пофиг, Бриттани, — закатила глаза главная мелкопакостница. — Больше такого не случится.
— Ладно, — кивнула молодка за рулем, явно удовольствовавшись ответом, коль скоро это значило, что можно ехать домой. Как только все дверцы закрылись, а все девочки и их багаж благополучно устроились внутри, универсал тихо заурчал и поехал.
А я осознал, что не получил ничего даже близко похожего на «спасибо» ни от одной из шести персон в машине. Ну-ну.
Здесь, в пригороде Черт-те-Где в Южной Дакоте, у меня не было обычных моих связей, которые помогли бы выяснить, где обитают Таттлы. Кроме того, у меня еще продолжался рабочий день, так что я не мог прыгнуть в свою таратайку и прямо сейчас последовать за ними.
Пришлось проявить изобретательность.
Я поболтал со школьной секретаршей, умаслив ее до такой степени, что смог виртуозно предложить присмотреть за ее рабочим местом, пока она отлучится в комнату отдыха попудрить носик. И пока секретарши не было, я аккуратно открыл картотеку в нижнем ящике ее стола, быстро перебрал папки и нашел «Таттл». Быстрый взгляд на строку адреса, и я снова в деле.
Таттлы жили не так уж далеко от школы, на машине минут пять. Когда я туда добрался, серебристый универсал на парковке у въезда уже был пуст. Я пристроил свою тачку неподалеку и задумался, каким будет следующий ход.
Долго думать не понадобилось. Из-за дома донеслись голоса, намекая, что действо, которое сейчас там развернется, развернется определенно на заднем дворе.
Для меня — идеально.
Решив, что сперва попробую простой вариант, я подхватил с заднего сидения авто старый баул и постучал в дверь к соседу Таттлов. Отворил мне старомодного вида джентльмен в бежевой водолазке.
— Да, здравствуйте? Кто вы?
— Вечер добрый, сударь. Я из правительственных органов, нужно провести съемку территории у вас на заднем дворе.
В моей небесами проклятой работе на определенном этапе ложь становится вторым языком. Помогло делу и то, что я вожу в багажнике складную треногу и камеру, покрашенные в веселенький желтый цвет, как раз для особых случаев. «Съемка территории» — простейшее основание, чтобы открыто пройти в зону частных владений, поскольку многие слышали сей термин, но мало кто знает, что это вообще, черт возьми, такое.
Как я и предполагал, джентльмен в водолазке широко открыл глаза, словно ничего более интересного с ним за ближайшие пару недель не случалось — что, скорее всего, было правдой, — и кивнул.
— Да, хорошо. Тогда проходите в обход здания.
— Спасибо, сударь, — самым вежливым тоном ответил я — признаться, вежливость мне дается сложнее, чем ложь, — и проследовал в обход здания.
Увы, задний двор у пожилого джентльмена окружал чисто символический белый штакетник полуметровой примерно высоты. Чертовы пригороды, похоже, соответствуют всем расхожим стереотипам. Этак Таттлы меня засекут задолго до того, как я сумею хоть что-нибудь разнюхать.
К счастью, сами Таттлы к неприкосновенности личной жизни относились серьезнее соседа, воздвигнув вокруг своего участка высокий забор из пластиковых секций. Я разместил свое «оборудование для съемки» в беседке во дворе у пожилого джентльмена, откуда имелся отличный обзор на задний двор Таттлов.
Было у меня подозрение, что тут не только творится нечто нехорошее, но и что случится это вот прямо сразу. Черт, возможно, уже случилось, а я все пропустил. Я молился только, чтобы это было не так.
Сам я за высоким забором ничего особо не видел, но мог потом просмотреть все, что уловит камера; зато слышимость была отличная. Взяв из баула рулетку — на случай, если джентльмен, чью частную собственность я сейчас эксплуатировал, окажется слишком подозрительным, — я потихоньку приближался все ближе к забору Таттлов.
— Так что, обычное количество? — уточнил слегка разочарованный голос. Чуть погодя я осознал, что этот голос принадлежал Бриттани. Мысленно прошелся по всему, что я о ней знал: старшая сестра Брэнди, отрядный менеджер по печенью, та самая, объемом с аэростат. — Двадцать пачек от тебя и по девятнадцать от каждой из четырех твоих подружек, итого получается… девяносто шесть.
— Ага, но для гарантии мы на этот раз увеличили запас. — Тоненький голосок Брэнди, мелкой задаваки. — Как думаешь, сумеешь закрыть еще по пятнадцать пачек от моих подруг и шестнадцать от меня?
Несколько секунд молчания, похоже, Бриттани вбивала цифры в калькулятор на телефоне.
— Получается сто семьдесят две пачки печенья! — неуверенно сообщила она.
— Как будто тебе это не нравится, — фыркнула Брэнди.
— А ты не дерзи, — отрезала Бриттани. — Я не обязана все это делать для тебя. Кстати, а зачем столько сверху?
— У Маленькой Сиротки Алии как-то подозрительно искрились глаза. Чувствую, она в этом году будет очень сильно стараться, так что нам надо подготовиться и сокрушить ее с гарантией.
Сам не скажу почему, но меня охватила чистая, утробная ненависть, когда паршивка Брэнди это сказала. Здесь и сейчас я понял, что поступаю правильно, вынюхивая информацию под забором у Таттлов.
— Ладно, — Бриттани, судя по голосу, не была так уж убеждена в том, что задуманная Брэнди схема ей нравится.
Мелкая паршивка вздохнула. Мелкие миньонетки ее хранили молчание.
— Слушай. Мы уже четыре года этим занимаемся в каждый печеньковый сезон. Мамочка платит за печенье, ты от него избавляешься. Это хорошая система и она работает.
Я чуть рулетку не уронил, возблагодарив свою счастливую звезду, что камера все это фиксирует. Вот, значит, как. Мамаша Таттл выписывает жирный чек за бог весть сколько печенья, а Бриттани как-то от него избавляется, чтобы не осталось улик. После чего Брэнди может во всеуслышанье объявить, что они с подругами продали все печенье — а она, конечно, продала больше, чем они, так что все призы по праву их.
Остался единственный вопрос. Так что же случилось со всем этим печеньем? Запись на камеру — уже чистое золото, но если найти кучу выброшенного печенья и оберток, будет просто вишенка на торте, серебряная пуля, которую я отолью для всех организаторов этой печеньковой аферы, когда вскрою ее для местного общества.
— Ну же, Бритт, — чуть погодя продолжил голосок мелкой паршивки, — если кто и может справиться, так это ты. Ты ведь обожаешь печеньковый сезон.
— Да, — отозвалась Бриттани.
— И пока все скрыто, часть запаса ты можешь оставить и на следующую неделю.
— Это верно.
— Но чтобы побить рекорд продаж, нам нужно, чтобы всех их не стало до этих выходных.
— Серьезно, Брэнди? Сомневаюсь, что тут справлюсь даже я.
— Ты на себя в зеркало-то смотрела, Бритт? — фыркнула Брэнди. — Просто ешь медленно. И пей побольше молока.
Семь слов этих вновь и вновь крутились в моей голове, я не слышал, какие там еще подробности аферы вскрывались за забором. Просто ешь медленно. И пей побольше молока. Просто ешь медленно. И пей побольше молока.
Я не ослышался, нет. Чтобы избавиться от тайно выкупленных ими же запасов печенья, старшая сестра Брэнди, Бриттани, менеджер по печенькам в местном отряде девочек-скаутов, сама съедает все печеньки до последней.
Камера продолжала записывать все происходящее, но я покинул двор пожилого джентльмена, на автопилоте дополз до своей таратайки и растекся по сидению. Второй раз такое со мной. Второй раз кряду причем. Чтобы какая-то вконец разжиревшая толстуха обжиралась, и это было ключевым моментом дела. Бриттани и Примавера практически ровесницы, года два разницы максимум. Что за странное совпадение.
Часика через полтора я закончил «съемку территории» и, поблагодарив хозяина за сотрудничество, спокойно поехал домой. Воткнул в лаптоп карту памяти из камеры. Да, я старомодный тип. А кроме того, какой-нибудь айфон даже в желтом чехле будет для стороннего свидетеля куда меньше похож на «оборудование для съемки».
В итоге получился фильм на час с хвостиком. Весь подслушанный мной разговор обзавелся лицами, соответствующими каждому голосу. Как я и ожидал, миньонетки Брэнди просто фоном сидели на скамейках, втыкая в свои телефоны. Брэнди говорила за всех, стоя между ними и своей сестрой. А эта самая жутко толстая сестра, Бриттани, развалилась в шезлонге, сало ее свешивалось со всех сторон, а сбоку располагался переносной холодильник. Приехав домой, Бриттани решила сменить одежду и облачилась в наверняка сшитое по спецзаказу бикини.
Разумеется, увидев ее в бикини, я тут же пожелал не видеть этого никогда. Толстуха таких габаритов в бикини — зрелище, по мне, категорически и во всех аспектах неправильное.
Однако «неправильное» даже близко не соответствовало следующей сцене этого видеоспектакля, когда Брэнди с подружками после разговора удалились обратно в дом.
Бриттани просто полулежала в шезлонге, поджариваясь на солнышке всей своей раскормленной тушкой. А потом Брэнди с миньонетками появились из особнячка, каждая катила за собой чемоданчик. Выгрузили коробки печенья рядом с Бриттани и покатили опустевшие чемоданчики обратно, оставив толстуху в компании пяти коробок. Потом коробок этих стало десять. Потом пятнадцать, и вот наконец вокруг Бриттани громоздились уже двадцать коробок, набитых фирменным печеньем девочек-скаутов. Никогда не мог запомнить, как они зовутся.
Толстуха смерила взглядом это изобилие, потерла свое необъятное пузо, потянулась к ближайшей коробке и достала пачку печенья. Вторая оплывшая от сала рука нырнула в холодильник и извлекла большой картонный пакет молока. Я уже знал, что будет дальше.
Первая пачка печенья исчезла за считанные секунды. За ней вторая. Уж не знаю, сколько там штук шло на пачку — с моих скаутских времен прошло слишком много лет, а уж за модой нынешних девочек-скаутов никогда не следил, — но печенье истреблялось с почти впечатляющей скоростью. Говорю «почти», потому как само по себе действо не казалось достойным впечатления: просто невероятно разжиревшая молодка помогала своей младшей сестре жульничеством заполучить приз, предаваясь при этом истинно беспримесному чревоугодию. Не зря же его числят смертным грехом, так ведь?
Отбросив вбок опустевшую уже коробку, Бриттани ненадолго прервалась с хрумканьем, покрепче ухватив картонку молока распухшими от жира пальцами-сардельками. И начала… ну, пожалуй, лучше всего это описать словом «всасывать» в себя холодную жидкость. Обычно этот термин приходит на ум, когда пьяный подросток тонет в кружке пива, или когда младенец вцепился в бутылочку всеми четырьмя лапами — или, черт побери, когда некий частный детектив, чьи лучшие годы уже позади, предается страстной любви с пятым стакашком бурбона за вечер. Но в данном случае молоко прямо из пакета всасывала невероятно разжиревшая молодка, как будто тяжелобеременная, охваченная ночным дожором.
У меня в голове еще крутилась парочка сравнений, но Бриттани вновь вернулась к печенью. Одна пачка за другой, одна коробка за другой портили мусором симпатичный задний дворик, который придется потом убирать то ли ей самой, то ли кому-то еще. Судя по ее габаритам, впрочем, я подозревал, что это будет не она.
И габариты эти реально росли. Конечно, камера у меня была не высший сорт — исходя сугубо из возраста, она уже могла иметь водительские права, а возможно, и право голосовать на местных выборах, — но с каждой опустевшей коробкой фирменных печенек девочек-скаутов Бриттани чуть-чуть раздувалась вширь. Я заметил это, когда тучный бок ее начал тереться о бортик.
Я готов был поклясться, что изначально этого не было, и если внимательно посмотреть — действительно не было. Толстуха реально жирела прямо на глазах, лопая фирменные скаутские печеньки. Ее сестра упомянула, что они прокручивают эту схему вот уже четвертый год кряду — что ж, все килограммы, набранные за эти четыре года, были здесь, скрытые, а вернее, открытые сшитым по спецзаказу бикини. Да, конечно, «печеньковый сезон» у скаутов лишь раз в год, но в мозгу моем не мелькнуло и тени сомнения, что чревоугодию Бриттани предается не исключительно в весенний период.
Через десять минут я задал себе вопрос: может, хватит, вроде я достаточно уже видел? Можно ли выключить фильм? Но я знал, что должен досмотреть сей сюжет бездумного чревоугодия до самого конца, а вдруг все-таки всплывет что-то полезное. Вдруг паршивка Брэнди что-то там крикнет, что не попало в кадр, но будет уловлено микрофоном.
Убивая время, я предался дурацкой игре «подсчитай пачки и коробки». В одной фиолетовой коробке, я уже успел заметить, содержалось ровно десять пачек в таком же полупрозрачно-фиолетовом целлофане, вероятно, фирменный отрядный цвет. Сколько печенек в каждой пачке, понять было труднее, я прикинул, что-то вроде двух дюжин, вряд ли сильно ошибся. В общем, вскоре вокруг Бриттани валялись три опустевшие коробки, то бишь уничтожено тридцать пачек. Потом к ним присоединилась четвертая, столкнув одну из предыдущих в бассейн, где сия картонка продолжала лениво плавать.
На пятьдесят четвертой пачке печенья Бриттани внезапно ахнула, и шезлонг банально подломился под ее жирными телесами. Мгновение, и она превратилась в холм сала, отчаянно колышущегося в безуспешных попытках подняться. Затем обжора нашарила свою подушку и подложила так, чтобы можно было сколько-то удобно лежать — потому как обжорство продолжилось.
Я не мог поверить, сколько еды она уже утрамбовала в свое раздувшееся пузо — и все равно продолжала жрать. Камера видала лучше дни и находилась футов за тридцать, но клянусь, пару раз я слышал нечто вроде стона. Это она от боли? Или от чистого наслаждения? Я не знал — и знать не хотел.
Толстуха начала замедлять темпы, но скорее всего не потому, что больше не лезло, просто есть ей приходилось теперь одной рукой — вторая была полностью занята оглаживанием жирного раздувшегося пуза.
Собственно, говоря о жирах — вряд ли мне когда-либо доводилось видеть их столько и сразу. На том «свидании» Прорва Петрочини носила чрезмерно тесное платье — правда, на ней «чрезмерно тесным» было бы все, что меньше покрывала для двуспальной кровати, — но это была нормальная, условно пристойная одежда. У Бриттани полосатое канареечно-лаймово-зеленое бикини толком ничего не прикрывало. Для точных подсчетов мне бы не помешала умничка Алия, но я так прикинул, напоказ у нее было выставлено процентов девяносто восемь всей кожи, потому как сиськи резко переросли скромные полосочки лифчика, а низ давно уже исчез где-то в слоях сала под пузом.
Наконец на середине восьмой коробки — осилив, если я не сбился со счета, семьдесят пятую пачку, — руки ее обессиленно обвисли. Коробка так и осталась лежать на пузе, использованном вместо стола, приподнимаясь и опускаясь, словно на карнавальных родео, но в итоге гравитация взяла верх и коробка соскользнула по раскормленному боку Бриттани на плитку, где и осталась лежать рядом со своими изничтоженными предшественницами.
И там же лежала Бриттани. Оставшиеся семнадцать минут записи на камере содержали исключительно ее храп. Пузо толстухи вздымалось и опадало, временами полностью скрывая в кадре ее лицо — в процессе она развернулась почти на сто восемьдесят градусов.
В отношении этой горы сала меня переполняли отвращение и ненависть. Ненасытная жирная тварь добровольно принимала участие в аферах своей сестры, чтобы взять верх, раздавить «Маленькую Сиротку Алию» — и вероятно, помогала ей просто потому, что была ненасытной жирной тварью, и с удовольствием обжиралась до отвала фирменными печеньками девочек-скаутов. Неудивительно, что она занимала должность отрядного менеджера по печенькам.
Теперь я получил все нужные доказательства. Перекинул видео на флэшку и подготовил финальную часть своего плана, как правило — самой забавную, и как правило же, ту, где я обычно не участвую. Имя ей — драматическая развязка. Потому как это только в кино можно строить красивую сцену, вслух и при свидетелях обвиняя некоего сукиного сына в преступлении — на практике же он еще где-то на середине вгонит обвинителю в кишки пару пуль. Но здесь, в пригороде пасторальной Южной Дакоты, ставки будут куда ниже, мягко говоря.
*
Остаток работы был прост. Быстрая консультация в Гугле дала мне место и время отрядного собрания, приход местной церкви. Я припарковал рядом свою колымагу за час до того и подождал. В лицо я миссис Креллингс не знал, но разумно предположил, что первая женщина за полста в униформе девочек-скаутов и окажется моей целью. Вышел из машины и подошел.
— Простите, мэм, — отдал ей флэшку. — У меня тут сделанное в последний миг дополнение к сегодняшней слайд-презентации. Начните с него.
— О, э, хорошо, ладно. — Креллингс как-то нервно взглянула на высокотехнологичный гаджет. — А вы, собственно, кто?
Да, я предвидел, что мне зададут этот вопрос.
— Друг Таттлов.
— А, хорошо. Спасибо вам.
Я вернулся в машину, ожидая начала собрания. В течение следующих двадцати минут в здание начали вливаться прочие скауты вместе с семействами. Вроде бы я опознал миньонеток Брэнди. Потом увидел Алию, которую привезла ее очень, очень юная мамочка. И наконец, появились Таттлы.
Впервые я имел удовольствие лицезреть миссис Таттл, в белом брючном костюме и с презрительной ухмылочкой на кукольном пластиковом личике. Брэнди в своей парадной униформе девочки-скаута быстро выскочила из универсала и обошла микроавтобус с другой стороны.
Я понял, почему «быстро» и «обошла». Чтобы помочь Бриттани выбраться наружу, потребовались совместные усилия Брэнди и миссис Таттл.
Бриттани выглядела такой же колоссальной, как в конце сделанного мной два дня назад видео, и я легко мог предположить, почему. Согласно их договоренности с сестрой, ей нужно было слопать сто семьдесят с чем-то там пачек фирменного печенья, и она стопроцентно растянула сие удовольствие, прикончив последнюю парочку уже по дороге на собрание, прямо в микроавтобусе.
Как раз в это время я сам вылез из машины и присоединился к почтенному собранию. Одетый в плащ и котелок, я не беспокоился, что кто-то из сестер меня заметит, да и они, скорее всего, еще были слишком заняты процессом извлечения толстухи из авто.
Мало того, эта толстуха еще и ухитрилась упаковать свои жиры в униформу девочки-скаута, которую переросла лет этак… в общем, примерно когда сама еще входила в скаутский отряд. Бежевые пуговицы готовы были брызнуть во все стороны, а зеленые чулки по середину бедра не дотягивались ей и до колен.
Как раз когда я проходил мимо, обжора икнула, и ноздрей моих достиг запах — на удивление вполне приятный, этакий чуть мятный. Впрочем, тут же понял я, это не от зубной пасты, просто фирменное печенье девочек-скаутов скорее всего шло с мятным привкусом. Как я и предполагал, последние печеньки из оговоренного с сестрой запаса Бриттани дожевывала уже в поездке.
— Следующий раз давай не тянуть до последнего, — донеслось до меня бормотание Брэнди, когда я входил в зал.
Внутри было темновато. Девочки-скауты устраивались на передних рядах, родители — сзади, а все главные — вокруг старухи Креллингс на невысокой сцене. Кто-то из волонтеров возился с компьютером, и на экране проектора высветился стартовый слайд «Добро пожаловать, скауты!».
Я занял место в родительских рядах. Решил, что там все-таки буду выделяться меньше, чем среди детей.
Вошли Таттлы, и Бриттани вперевалку потопала в сторону сцены, похожая на сплошной разбухший окорок. С задних рядов, сквозь болтовню кучи детей и взрослых, я не мог этого слышал — но видел, как приоткрылся ее рот, выпуская еще одно «ик». И то, сколько килограммов печенья сейчас переваривалось в ее утробе.
Миссис Таттл и Брэнди следовали за Бриттани, однако по пути перехватили миссис Креллингс. Опять же я не слышал этого разговора, но словно читал мысли на расстоянии. Моя дорогая дочурка Брэнди поставила новый рекорд продаж печенья! Вам лучше бы упомянуть об этом на сегодняшнем собрании! И я мысленно фыркнул, зная, что этого не будет.
— О, здравствуйте! Вы школьный сторож, верно ведь?
Я застыл. План мой категорически не предполагал задушевной беседы с кем-то из родителей. Я осторожно повернулся вправо.
И, к собственному удивлению, был встречен теплой улыбкой мамочки Алии. Хорошенькая, учитывая все обстоятельства — но, как я уже сказал, слишком уж молоденькая.
— Это кто сказал? — уточнил я.
Она фыркнула.
— Да ладно вам. Алия постоянно о вас говорит. Вы же знаете, вы ее лучший друг в этой школе.
И я снова почувствовал в ледяном сердце своем нечто теплое. И на сей раз это было не послевкусием от алкоголя и сигар. Скорее — нечто честное и доброе… да уж, доброе. Гордость. Не просто гордость, а чувство радостного удовлетворения, когда помог одинокой странной маленькой умнице решить ее маленькую, но важную для нее проблему.
— Вот как? — отозвался я. — А вы, наверное, ее мать.
Какая-то детская улыбка возникла на лице молодой дамы, улыбка, которая появляется, когда какой-то вопрос задают слишком часто.
— О нет. Я лишь ее соцработник.
— Ее соцработник? — повторил я.
— Мать Алии уехала из города, когда она была совсем еще малышкой, а отец умер два года назад, — объяснила она.
Несколько новых чувств присоединились к гордости в таверне моего сердца. Заказали себе выпить, конечно же, а потом — представились.
Первым было предвкушение. Детеныш вроде Алии, у которого ничего нет, сейчас станет свидетелем публичного унижения персоны, которая вытирала об нее ноги практически каждый день, эх, мне бы полюбоваться ее мордашкой, когда все это вскроется.
Второй была симпатия. У меня у самого ситуация с семьей выдалась не лучшая, особенно в детско-подростковые времена. Так что именно симпатию я и ощущал к маленькой умнице. Хотя скорее — к себе самому за то, что кое-что на сей счет предпринял.
Однако время размышлять настанет потом. Старуха-скаут поднялась к микрофону, прошептала традиционную мантру, постучала, дважды проверяя ненадежную технику. Я в предвкушении откинулся на сидении.
— Добро пожаловать, скауты, на наше отчетное собрание, посвященное продажам печенья! — проговорила Креллингс. — Вы будете рады узнать, что не кто иная, как наша дорогая Брэнди Таттл, снова сокрушила рекорд по продажам!
Ну да, примерно как ее сестрица сокрушила бедный беззащитный садовый шезлонг, да, полагаю, так и вышло.
Кстати, об этой самой обжоре, которая с трудом разместилась на двух стульях, хотя обычному человеку с запасом хватало одного; она чуть приподняла голову, словно вспоминая, какой должна быть ее следующая реплика. Дальше имела место неуютная пауза секунд в десять, пока Бриттани пыталась подняться со своих сидений, и я успел поспорить сам с собой, что пуговицы у нее от натуги вырвет (удивительно — проиграл), а потом наконец поднялась, и обширное пузо ее заколыхалось туда-сюда, пока она добиралась до микрофона.
— Как менеджер по печенью, я невероятно горжусь своей младшей сестрой, — голос Бриттани был неспешно-сонный. Я даже задался вопросом, уж не оттого ли это, что слопанные печеньки утрамбованы в желудок так плотно, что аж в глотке уже стоят. — Она всегда делает все возможное и невозможное, продавая печенье.
Ага, продавая себе самой, а все доказательства уничтожены некоей жирной обжорой. Будь у меня список всех гадостей, которые я при случае высказал бы всем гадам, он, пожалуй, вышел бы подлиннее, чем весь штат Южная Дакота. А может, даже и вместе с Северной Дакотой. Признаю, географию обеих Дакот я знаю так себе.
— Очень хорошо, — горделиво кивнула старая летучая мышь, которая тут всем заправляла и в упор не замечала категорически нечестные показатели продаж от сидящей прямо перед ней семейки. Однако Креллингс компенсировала сие недолжное одобрение следующим своим предложением. — А теперь, до того, как мы перейдем к нашим старым делам, давайте рассмотрим новое дело, добавленное к нашей презентации.
Осторожная улыбочка моя выросла в полноценную злобную ухмылку, когда проектор вывел на экран мое видео. Тот самый фильм, который я ранее видел, с теми самыми нехорошими и бесчестными комментариями, которые я имел удовольствие подслушать из-за соседского забора.
Начала разговор Бриттани.
— Так что, обычное количество? Двадцать пачек от тебя и по девятнадцать от каждой из четырех твоих подружек, итого получается… девяносто шесть.
На что Брэнди ответила:
— Ага, но для гарантии мы на этот раз увеличили запас. Как думаешь, сумеешь закрыть еще по пятнадцать пачек от моих подруг и шестнадцать от меня?
На сцене, я видел, Брэнди и ее разжиревшая старшая сестра словно хотели раствориться в воздухе, осознав, что зафиксировано на видел. Задача непростая сама по себе, но двухпудовая стервозинка с ней справилась бы куда легче, нежели двадцатипудовая гора сала, сидящая рядом с нею.
Мамаша Таттл поднялась и зашипела — я должен был это предвидеть.
— Миссис Креллингс, что это такое? Давайте выключим.
— О, погодите секунду, Кэрол. — Ох, какие искры сейчас полыхали в старых усталых очах вожатой скаутов. Искры подозрительности. Креллингс желала увидеть больше, а значит, мы увидим больше, пусть даже вид колышущихся телес Бриттани в слишком тесном бикини не совсем подходил для детской аудитории.
— А ты не дерзи, — говорила Бриттани на экране. — Я не обязана все это делать для тебя. Кстати, а зачем столько сверху?
— У Маленькой Сиротки Алии как-то подозрительно искрились глаза. Чувствую, она в этом году будет очень сильно стараться, так что нам надо подготовиться и сокрушить ее с гарантией.
Я вспыхнул, услышав эти слова вновь. Как-то сама Алия реагирует, сидя среди прочих девочек-скаутов и слыша все это. Покосился на ее соцработницу, но та отнюдь не казалась шокированной подобными формулировками.
Слишком долго ждать не пришлось, серебряная пуля вылетела в нужный момент.
— Слушай, — сообщила на экране во всеуслышанье самоуверенная мелкая паршивка. — Мы уже четыре года этим занимаемся в каждый печеньковый сезон. Мамочка платит за печенье, ты от него избавляешься. Это хорошая система и она работает.
— Думаю, остальное я просмотрю несколько позже, — решила Креллингс.
Еще одна из волонтеров, полагаю, мамочка кого-то еще из девочек-скаутов, вытащила флэшку из компьютера и передала старой карге, оставив экран замереть на сцене, где Брэнди разговаривала со своей раздувшейся аки аэростат старшей сестрой. Не самый приятный кадр — или момент — для обеих.
Сестры Таттл сейчас имели вид детей, застуканных с рукой в банке варенья. Хотя в случае Бриттани — скорее застуканной с уже опустевшей банкой сразу после того, как варенье оказалось съедено. Пожалуй, где-то так и было.
Я человек простой. Не могу сказать, что часто вспоминаю о том, главном товарище на самом верху, или гадаю, что он думает насчет жизни, которой я живу. Но прямо сейчас, похоже, он подкинул мне приятственный сюрприз.
Сразу после того, как все семейство Таттл устыдили за жульничество, при всем честном народе, блузка Бриттани словно взорвалась. Четыре или пять пуговиц вот прямо здесь и сейчас решили, что эта работенка для них уже слишком, обнажив бледную колышущуюся плоть перед всем отрядом.
Миссис Таттл взлетела на сцену, силой вырывая микрофон из рук пожилой вожатой, а среди скаутов и их опекунов грянул натуральный хаос. Я давно уже понял, что лучше всего мне удается убраться со сцены как раз когда вокруг сплошной хаос, и потихоньку направился к дверям.
*
— Эй.
Это было совсем другое «эй», чем обычное безразличное «эй», каким меня всегда приветствовала умничка, то «эй», которое произносишь, не ожидая ответа.
Однако в тот пасмурный понедельник, когда Алия устроилась на скамейке рядом со мной в обеденный перерыв, ее «эй» было требующим внимания «эй». Она, как обычно, была со своим игрогаджетом, но все дело в интонации.
— Что такое, детка?
— Я знаю, это был ты. — Констатация факта. Я точно знал, о чем она говорит. Отрицать бессмысленно. Так что я позволил умничке закончить высказывание. — Миссис Креллингс сказала, флэшку с видео ей передал мужчина в плаще и котелке.
— Ты когда-нибудь видела меня в плаще и котелке? — возразил я.
— Нет, но я видела, как пару раз ты брал тот плащ, что висит в каморке ночного сторожа, когда шел дождь, а тебе надо было обойти здание снаружи.
Я не мог не фыркнуть, отдавая должное острому глазу малышки.
— Хорошо замечено, детка.
— В любом случае я хотела поблагодарить тебя. Вряд ли у меня хотя бы мысль возникала о том, что Брэнди жульничает, и я уж точно не додумалась бы записать, как она в этом признается, — продолжила девочка. — Совет отряда дисквалифицировал и ее, и ее подруг, лишив всех призов как за этот год, так и за прошлые.
— Значит, ты выиграла?
— Вообще-то выиграла Бетти Монтгомери. Но я по продажам печенья заняла второе место. Оно тоже призовое. А мне и второго-то места никогда не доставалось, его забирала одна из подружек Брэнди.
— Как-то ты сильно разболталась, детка, — ответил я, глотнув из своей фляжки (просто воды — я не настолько алкоголик, чтобы таскать выпивку в школу).
— Что ж, возможно, ты захочешь послушать, что я скажу дальше, — проговорила Алия, поставив игру на паузу. — Мать Брэнди тоже сообразила, что это был ты. Бриттани и Брэнди, похоже, заметили тебя в задних рядах на собрании. Миссис Таттл сейчас разваливает все обвинения на том основании, что делать видеозаписи ребенка, находящегося на частной территории — незаконно. И я еще что-то слышала насчет выдавать себя за представителя правительственных органов.
Что ж, старое вранье насчет «съемок территории» обмануло не всех. А мой план записать и раскрыть перед всеми аферу Брэнди с печеньками изначально, если так подумать, был чрезвычайно рискованным. Полагаю, это просто одна из тех вещей, которые сами по себе правильные, хотя и идут вразрез с законом.
Я добыл фляжку из внутреннего кармана куртки (ладно, может быть, я настолько алкоголик, чтобы таскать выпивку в школу) и сделал хороший крепкий глоток.
В мои планы никогда не входило до скончания дней сидеть в Хрензнаетгде, штат Южная Дакота. Это изначально предполагалось временным укрытием, пока я обдумываю следующий свой шаг.
Просто где-то в процессе я, пожалуй, перестал обдумывать свой следующий шаг. Наверное, я просто расслабился и наслаждался тем, что у меня есть полезная работа, что я могу поймать плохишей на горячем (а девочки-скауты, жульничающие с печеньем — это определенно куда более спокойный вариант, нежели та хрень, которую мне приходилось часто разгребать там, в Большом Яблоке), ну и что могу защитить одну пылкую умничку.
Помнится мне, у моего братца с женой аж шестеро детей. Я всегда думал, что он просто не может удержать кое-что в штанах. Но тут и правда есть нечто особенное.
— Спасибо за новость, малышка. — Я поднялся. — Пожалуй, мне тогда нужно уволиться.
— И куда ты уедешь? — Алия до дрожи изумила меня, отложив свой игрогаджет и глядя снизу вверх в мою мерзкую рожу. Она знала, что раз я увольняюсь, значит, уезжаю из города.
Отдам ей должное, из малышки вышел бы вполне приличный детектив.
— Такому, как я, ехать особо некуда, — пожал я плечами. — По крайней мере, пока я не разберу весь свой багаж.
— Ты от чего-то скрываешься?
— Ох уж этот твой папаша и его чертовы учебники по психологии, — подмигнул я. Она подмигнула в ответ. — Жизнь в бегах совсем не подходит маленькой умничке вроде тебя.
Не умею говорить обиняками, однако Алия, похоже, поняла, что я хотел ей сказать на самом деле.
— Мне здесь тоже совершенно нечего делать, Луи.
Она впервые за все это время назвала меня по имени. Признаться, меня тронуло. Ухмылка моя преобразилась в улыбку.
— Что ж, тогда я, пожалуй, чуточку задержусь, прежде чем меня выгонят из города Брэнди, ее властная мамаша и ее невероятно разжиревшая старшая сестра.
*
Я детектив, а не юрист. Родительские права, домашнее обучение с экстернатом и куча других подобных моментов, в каких болван вроде меня ни хрена не разбирается… все так, но — пока я живу дорогой, вполне можно по дороге завернуть в пару-тройку библиотек и кое-чему подучиться.
А еще моей свежеудочеренной умничке нужно же как-то проветривать и затачивать свой пытливый ум.
— Прощай, Южная Дакота, — помахал я большому знаку на границе штата. На жестяном прямоугольнике было еще намалевано «возвращайтесь поскорее», но я не был уверен, что мне годится такой вариант.
Таратайка моя неспешно глотала километры шоссе, направляясь в никуда.
— И здравствуй, Небраска! Алия, ты когда-нибудь бывала в Небраске?
На заднем сидении, расположившись между баулов, сумок, чемоданов и пакетов, которые надо будет разобрать в ближайшем мотеле, умничка пожала плечами.
— Нет.
— Господом клянусь, детка, да отложи ты этот свой гаджет хотя бы на пяток чертовых минуток!