Лютер Сото: Прорва

Лютер Сото: Прорва

(Piggy Squeals)

В контору мою она вошла темной ночью. Есть у больших дел этакая забавная манера — начинаться как раз когда ты уже готов накинуть плащ и отправиться домой, на долгожданное свидание с добрым бокалом бурбона.

Она нетерпеливо осматривалась, крутя головой. Летучая мышь из преисподней, первое, что пришло на ум.

В конторе моей такие дамочки появляются только в двух случаях. Либо она ищет студию йоги (и тогда ей нужно этажом выше), либо же у нее дело, где полиция лишь разводит руками.

У Тины был второй вариант. Юная малютка, темные волосы, средиземноморский типаж; она вбежала, задыхаясь, пока я раскуривал сигару.

— Вы Сото? — еле слышно выдохнула она. — Лютер Сото?

— Единственный и неповторимый, — последовал мой ответ. — Вы уверены, что столь милая дама, как вы, желает иметь дело с таким обшарпанным частным детективом, как я?

— У меня нет выбора, — разрыдалась она, драматически падая на «нервическую кушетку» (старый диванчик, купленный за гроши, но выполняющий именно эту функцию для многих моих неуравновешенных клиентов). — Мой муж пропал, а полиция никаких зацепок отыскать не может!

Раскурив наконец сигару, я выпустил струйку дыма и устроился на стуле поудобнее.

— Вы уверены, что он не сбежал с моделью другого сорта?

— Мой Берти никогда бы так не поступил! — настаивала она. — Он простой хозяин ресторана!

Я пока не был уверен, что меня интересует данное дело. «Мой муж никогда бы» — о, тезис сей в моих расследованиях многажды оказывался опровергнут, я тратил время на охоту за очередным любовничком с кризисом среднего возраста, а потом с трудом выколачивал гонорар из его расстроенной супруги.

— Как вас вас зовут?

— Тина, — громкий всхлип. — Тина Чиаччио.

Я положил сигару в пепельницу и смерил барышню взглядом.

— Чиаччио. Это же...

— Да, мой муж — хозяин итальянского ресторанчика на углу Карлайл и Главной, — пролепетала Тина, пытаясь снова не расплакаться.

Честно говоря, мне теперь тоже плакать захотелось.

— Так, послушайте, Тина. Не знаю, кто вас сюда послал и чего ради, но я в это болото снова лезть не собираюсь. Капиче?

Тина взглянула на меня большими-большими очами невинной лани, верной жены.

— Ч-что?

На хорошую актрису она не похожа, и возможно, и впрямь ни в чем не виновата, но меня не проведешь.

— «Чиаччио». На углу Карлайл и Главной. — Тина подтверждающе кивнула, и я продолжил. — Заведение с очень интересной клиентурой. — Тина вздернула головку, как щеночек. Я мысленно застонал. — С такими людьми, которые живо спроворят вам роскошную цементную обувку, если вы переступите черту.

— О! — Наконец Тина уловила намек. Берти женился на ней определенно не из-за ее мозгов. — Нет-нет. У Берти с Семействами всегда были прекрасные отношения. Им нравилось, как он готовит, и они никогда не делали ничего такого.

Я покачнулся вместе со стулом. Честно говоря, я не знал, что лучше, это — или вариант с адюльтером, но… счета-то оплачивать надо. В «Чиаччио» Семейства всегда вели себя очень вежливо, и есть шанс, что вежливости их хватит, чтобы я выбрался из этого дела с хорошим жирным чеком. А хороший жирный чек мне бы не помешал, последние месяцы выдались унылыми.

— Ладно, скажем так, дело меня заинтересовало. — Я поднялся, Тина радостно вскинулась, но прежде чем она осыпала меня благодарностями, я поднял палец. — Так, вы точно уверены, что он не обидел никого ни в одном из Семейств? Мембрено? Д'Аквила? Никого?

— Нет-нет, им всем нравились его блюда, а ему нравились их шутки и комплименты! — ответила Тина, потом задумалась: — Ну разве что… хотя, неважно.

— Поверьте моему опыту, Тина. В таких делах ничего неважного не бывает, — посоветовал я. — Что бы вы мне ни сказали — это лучше, чем ничего, даже если в итоге оно никуда не приведет.

— Ну… странно как-то звучит, но Берти сказал, что Фалько Петрочини сделал ему замечание насчет некоторых изменений в меню. — Тина фыркнула. — Это было месяц назад, а через несколько дней он пропал.

— Какое именно замечание? — уточнил я.

— Ну, что-то на тему, что еда не такая вкусная, как была раньше, — отозвалась Тина. — Я думала, это просто шутка такая была.

— Хм. Возможно. А возможно, и нет.

Фалько Петрочини из семьи Петрочини. Семейств всего восемь, и вам не захочется ссориться ни с одной из них, уж поверьте. Но любой, кто что-то знает о Семьях, знает также, что Петрочини очень, очень серьезно относятся к семейным связям. В принципе все восемь Семейств таковы, однако именно у Петрочини произошел один сложный семейный инцидент.

У Фалько был младший брат, Джо. Слабое звено в том, что касалось семейных дел, Джо всегда был свободолюбивым парнем, какие плохо вписываются в жесткие порядки мафии. И вот однажды Джо сделал ноги из города — и действительно стал зарабатывать себе на жизнь честным трудом, поступив в бродячий цирк то ли коверным, то ли кем-то в этом роде. Какое-то время спустя цирк приехал в город — а потом вдруг оказалось, что младшая дочь Фалько сбежала, чтобы присоединиться к цирку дядюшки Джо.

Произошло это пару лет назад и чуть не порвало семейство Петрочини. У Фалько, однако, остались еще двое детей, старший сын и средняя дочь; и он принялся их всячески баловать. Возможно, Фрейд тут что-то сказал бы о компенсации того, как-де ему не хватает младшей, но я не психоаналитик.

Старшего, Джанкарло, воспитывали как будущего Дона, и когда Фалько сойдет с дистанции, Джанкарло возьмет в руки все Семейство. Вполне нормальный вариант, насколько что-то может быть нормальным в этом ненормальном городе. А вот средняя дочь… ну...

Малышку Примаверу Петрочини сперва стали видеть в городе все реже. Затем она появилась вновь, примерно в тех же кругах, где вертелась ранее. Почти каждый раз — в новом платье. Начала проводить много времени с папочкой, в том числе в «Чиаччио».

И поползли слухи. Мол, Примавера Петрочини полнеет. Сперва это было не так заметно, однако вскоре отрицать подобное было невозможно. Сначала народ решил, что ее кто-то соблазнил, и стал молиться за упокой души бедняги, который ухитрился трахнуть дочку Дона и, естественно, был пойман, — но это оказалось неправдой. Она все больше и больше росла вширь, и мельница слухов вскоре закрутилась в полную силу. Видите ли, та самая сбежавшая дочь Фалько, малышка Джулия, сама была барышней чуток поупитаннее среднего, и народ начал задаваться вопросом, может, таким образом Фалько специально раскармливает Примаверу в честь потерянной дочери?

Ну вот, снова всплывает фрейдистский мотив.

В общем, это все случилось достаточно давно — за несколько месяцев, а то и за год до того, как в мою контору ночью вбежала, вся в расстроенных чувствах, дамочка, разыскивающая сгинувшего супруга.

— Может, ваш муж что-то сказал насчет Прорвы? — предположил я.

— Прорва? Это кто или что такое? — вопросила Тина.

Сперва пышечку Примаверу Петрочини назвали «Паста Примавера», но это — до того, как она на своей калорийной диете перешла в лигу тяжеловесов. Ныне ее в основном кличут попросту Прорвой — но, разумеется, не при людях, относящихся к Семейству.

Тина ничего этого определенно не знала.

— Примавера Петрочини.

Тина покраснела от смущения.

— Мой муж никогда не был бы столь груб!

Ну конечно. Берти, ангелочек из церковного хора. Но он наверняка сделал что-то глупое, если исчез после того, как Дон сделал ему замечание.

Снаружи продудел клаксон. Так-то я бы пропустил этот звук мимо ушей — чего-чего, а автотранспорта в Большом Яблоке хватает, — но нервная клиентка моя дернулась и заявила:

— Это мой деверь, Норм. Он подвез меня сюда.

— Нетерпеливый, да? — отозвался я.

— Да, он очень устал. Как Берти исчез, Норму пришлось самому заправлять всем в «Чиаччио».

Я откинулся на спинку стула.

— Понятно.

— Так… вы мне поможете? — спросила явно отчаявшаяся Тина. — Я вам выдала всю информацию, какую имела.

— Да, я берусь за ваше дело.

Лицо ее разрумянилось от облегчения.

— О, спасибо вам огромное! Спасибо-спасибо-спасибо!

Она метнулась ко мне, намереваясь заключить меня в объятия, чего я не позволил.

— Ладно, ладно. — Я поднялся и вздохнул. Сейчас я хотел лишь погрузиться в объятия бурбона. Взял визитку ресторана, на которой она нацарапала номер телефона, и вручил ей свою. — Буду на связи.

Она побежала вниз, что я воспринял как разрешение удалиться. Мне нужен был мой собственный диван, телевизор и выпивка.

Фрагменты мозаики уже собирались воедино. Фалько пожаловался этому типу, Берту, насчет его готовки. Берт, вероятно, не понял намека, продолжая готовить прежнюю хрень. Однако Фалько при всех своих недостатках не станет отдавать приказ ликвидировать повара за некачественную готовку — уж точно не в ресторане, уважаемом всеми Семействами. Слишком рискованно. Должен быть более серьезный мотив.

Я сделал мысленную заметку завтра позвонить дамочке и вытрясти из нее более подробную информацию о предположительно снизившемся качестве еды, которую готовил ее муж.

И когда я проснулся, сполоснулся под душем и принял глоточек доброго виски, я сдержал обещание и набрал номер Тины. Она ответила не сразу.

— Алло?

— Это Сото.

— А, детектив! — усталый голос на том конце тут же оживился. — Вы что-нибудь выяснили?

— Пока у меня есть к вам еще несколько вопросов, если не возражаете.

— Да, конечно! Все, что угодно!

— Те изменения в меню, насчет которых Петрочини сделал вашему мужу замечание. Можно чуть подробнее?

— А, да. За некоторое время до того, как исчезнуть, Берти слегка сдвинулся на здоровье. И где-то в течение месяца-полутора начал делать всю еду более здоровой.

— Да? А как именно, можете уточнить?

— Ну, сами знаете, несколько меньше масла и сыра в определенные рецепты, все такое, — пояснила Тина. — Он решил, что традиционные блюда слишком жирные.

— Слишком жирные, — повторил я. Что ж, теперь все стало куда проще. Сам Фалько — деятель достаточно грузный, но никогда не был записным едоком. Ему недостаточно жирное блюдо настроения не испортило бы. А вот его обожаемой доченьке… не просто так ее зовут «Прорвой». Но она барышня мягкая во всех отношениях, она бы никому и никогда не причинила вреда.

— А после исчезновения вашего мужа эти изменения в меню сохранились?

— Нет, когда Норм занял место Берти, он вернулся к классике, — сообщила Тина. — В конце концов, все эти более здоровые варианты не были частью фиксированного меню, это просто Берти начал экспериментировать.

— Хорошо. — Я уже придумал самый лучший вариант. — Послушайте, завтра пятница. Я хочу, чтобы вы с Нормом устроили званый ужин для всех Донов. Они уважают бильярд, возможно, устроить скромный чемпионат? Напитки, сигары, все, что положено.

— Ну… ладно.

— И сугубо мужская компания, — велел я, завязывая галстук. — Я достаточно долго работаю в этом городе и знаю, Доны любят отдыхать в сугубо мужском обществе. Вопросов не возникнет. Они, конечно, придут с охраной, как положено, но все будут мужчинами.

— Вы не хотите, чтобы я… причинила вред кому-нибудь из них?

— Нет-нет, ни в коем случае. Развлекайте их, пусть будут довольные и счастливые. Просто постарайтесь продержать их у себя в ресторане сколько сможете, особенно Петрочини.

— Ну, хорошо. — Тина звучала недоверчиво, явно желая больше подробностей. Но это была моя игра, и если я пойду ко дну — мне не хотелось, чтобы со мной ко дну пошла невинная малышка Тина.

— Хорошо. Запомните: завтра вечером. Скажем, в восемь. Сегодня вы с Нормом передадите сообщение, когда члены Семейств будут к вам заглядывать.

— Да, мы все сделаем. Я… спасибо вам, детектив.

— Я для этого тут и работаю, куколка.

Следующие двадцать четыре часа были заняты сплошными деловыми операциями, каковые привели к… в общем, новым делам. Дела никогда не заканчиваются. Главное, держаться впереди них. Я мог бы поболтать с парнями в синем, но поди угадай, какие слухи дойдут до начальства, которое может поделиться с Семействами. Это они тут правят бал.

Да, Семейства, возможно, и не будут против разрешения дела с пропажей Берти, потому что парень им нравился. Но семейные ценности для них превыше всего, поэтому они первым делом встанут на защиту Петрочини. Если я пойду к копам со своими догадками, а кто-то сообщит об этом Семейству… скажем так, возникнет еще одно дело с пропавшей персоной, только таковым мне уже заняться будет не суждено.

И все же был у меня приятель, коп в отставке, и на него я мог положиться. Он и снабдил меня аппаратом для аудиозаписи и потайным микрофоном. Мне требовалось заполучить неопровержимые улики касаемо судьбы Берти Чиаччио до того, как настанет черед работы копов и адвокатов.

Так что вечером в пятницу мне нужно было устроить случайную встречу с самой Прорвой.

С Тиной я подробностями не особенно делился: в таких делах все должно быть известно лишь одному, в данном случае — мне. Нервная клиентка запросто могла случайно проговориться о чем-нибудь, развлекая самых могущественных персон в Большом Яблоке. Такого риска я позволить себе никак не мог.

Сам план, однако, был прост: раз «Чиаччио» закрыт на спецобслуживание, ненасытная Прорва наверняка подастся в свой итальянский ресторан номер два. Все знают, одно из лучших заведений итальянской кухни — это «Леспизи» на углу Восьмой и Бродвея, а народ, осведомленный о делах Петрочини, в курсе, что они сей ресторанчик навещают довольно часто. А самое лучшее, что он расположен всего в нескольких кварталах от «Чиаччио», так что Прорве не придется далеко топать (а скорее — далеко ехать) после того, как ей сообщат, что вход «только для мальчиков».

Итак, моя часть работы — разговорить Прорву. И это, согласен, ситуация непростая. Поскольку я в этом городе много лет и занимаюсь тем, чем занимаюсь, мне приходилось пересекаться с Семействами, так что работать под прикрытием мне всяко не привыкать. К счастью, хотя, уверен, кое-кто из них с удовольствием узнал бы, что меня размазало по стенке, я, случалось, делал работу и для них, например, когда выследил сына Д'Амико, когда какой-то залетный головорез похитил ребенка, собираясь заполучить выкуп. Семейства меня, быть может, не любят, но уважают, поэтому мне и позволено вести здесь дела, если только я не сотворю чего-нибудь глупого. Самое лучшее же в том, что Прорва навряд ли знает меня в лицо. А именно ее мне нужно обвести вокруг пальца, чтобы план сработал.

Фишки начали появляться на столе примерно в семь вечера. Я переступил порог «Леспизи», встретив несколько недовольных взглядов от сидящих за столиками, и направился к барной стойке. Заказал себе джин с тоником. Сегодня мне предстояло сделать кое-что, что было мне не слишком по нраву, однако дело есть дело.

Пара стаканчиков чуть поправила настроение. Стрелки часов приближались к восьми. Если Прорва появилась у «Чиаччио», ей уже должны были дать от ворот поворот. Предположения мои подвердились: скрипнули распахнутые двери, и народ за столами почти хором воскликнул:

— О, Примавера, чао!

— И вам чао, — безразлично отозвалась Прорва с ньюйоркским акцентом, тяжелым и бесхитростным. Собственно, она и сама была такая, тяжелая и бесхитростная. Что-то около двадцати пяти годиков, вполне симпатичная барышня, только с ее габаритами поди это разбери. «Поперек себя шире», пожалуй, вполне адекватное сравнение — широченные бедра и выпирающий, колышущийся живот. Годового ее рациона, пожалуй, хватило бы, чтобы кормить весь город один день. Впрочем, не настаиваю, с цифирью я никогда не дружил.

Прорва унаследовала отцовский средиземноморский загар и волнистые черные волосы, но все остальное у нее было сплошное сало. Бегемотиха вперевалку проплыла к барной стойке, где я посасывал свою выпивку. Вроде как попыталась устроиться на обычном вращающемся стуле, но тут же поняла — дохлый номер, так что она просто оперлась о стойку, взглядом подзывая бармена. Тот как раз наливал мне джин-тоник, и я сделал свой ход.

— Эй, бармен. Даме стаканчик за мой счет.

Он посмотрел на Прорву и кивнул мне, после чего двинулся к тому концу стойки. Итальянская музыка, которую наигрывал в уголке зала живой мини-оркестр, не позволяла толком расслышать их разговор, но скорее всего, он уточнял, что она будет пить, а потом сказал, что заказ уже оплачен. Оба взглянули в мою сторону, во взгляде Прорвы вспыхнуло любопытство.

Собственно, в том и состоял крючок плана. Сколько бы ни было у нее бабок и знакомств, вконец разжиревшие барышни двадцати пяти годиков на рынке котируются не ахти как — на том рынке, где крутятся парни, связанные с Семействами. Вряд ли на жирную тушку Прорвы клюют многие кавалеры. А поскольку старший ее братец уже женат и успел завести детей, даже заботливый папочка хочет, чтобы его маленькая девочка однажды обрела свое собственное гнездышко, и на нее наверняка давят.

Так что, возможно, положение у нее достаточно аховое, чтобы уступить моему обаянию, а вернее, правильным манерам. На мою рожу дамочки не так чтобы активно клюют, но я нынче побрился — как раз чтобы лучше соответствовать антуражу «Леспизи». Ну а тот факт, что мне уже за сорок, по-моему, Прорву не сильно волновал.

И нет, я не рассчитывал на голливудский радостный финал или нечто подобное. Просто хотел вытащить из Прорвы все, что она знает об исчезновении Берти. Записывать все это на пленку — риск, да, если меня застукают с микрофоном в мафиозном заведении, мне нужно будет уже утром оказаться за двадцать миль за городской чертой просто чтобы попытаться выжить; но это необходимо. Вопреки собственному жизненному опыту, я все еще верил в такую иллюзию, как справедливость, и Тина таковой заслуживала.

Раскормленная обжора вперевалку придвинулась к моему краю стойки.

— Привет тебе, высокий, смуглый и загадочный.

— И тебе привет, — изобразил я флиртующий тон.

Либо я лучший актер, чем сам ранее полагал, либо Прорва уже мысленно проиграла всю прелюдию сама, но расплывшаяся мордаха ее сверкнула чувственной улыбкой.

— Спасибо за выпивку, искуситель.

— Для столь роскошной особы — все, что угодно, — отозвался я. — Собственно, вряд ли одного стаканчика будет достаточно. Почему бы нам не устроиться за столом?

Прорва от радости подпрыгнула — ну, подпрыгнула бы, если бы ее ноги могли оторвать от земли эту многопудовую тяжесть. Так что мы проследовали в дальнюю часть ресторанчика (да, с моей стороны это больше походило на завязку романтического свидания, но на самом деле я просто хотел оказаться подальше от оркестра). Там как раз располагались этакие полу-альковчики диванчиком к стене. Я занял диванчик, поскольку громадное пузо Прорвы втиснуться между столом и стеной ну никак не могло. Барышня привычно сдвинула два стула и плюхнулась на них, доказывая, что я был совершенно прав.

— Итак, — начал я, — почему вдруг столь прекрасная дама, как ты, оказалась здесь вечером совсем одна?

Прорва вздохнула.

— Обычное мое заведение нынче закрыто на частную вечеринку, а друзья пошли по барам, желая выпить.

— Ага. А ты?

— А я умираю от голода.

Вот право, никогда сия метафора не звучала столь… несоответствующе. Она весит раза в три больше меня и вряд ли ей хоть раз в жизни приходилось голодать. Словно подтверждая мои мысли, она покопалась в сумочке, добыла большую сладкую плитку и вгрызлась в нее.

— Мммм, фаф-фо луффе.

— Вечно голодная, да? — усмехнулся я.

— Эффо ффе фафофка фифофаф, — запихнув в рот остатки плитки, сообщила Прорва. — Ммм. — Прожевала и повторила: — Папочка виноват, говорю. С того года мне подают все большие и большие порции. Но я в общем не против.

— Папочка у тебя… он что, повар? — сделал я непонимающий вид.

— Да нет, он бизнесмен, — объяснила она, бросая обертку на стол. Уборщики займутся. — Большая-большая шишка в крупной конторе.

Скорее в крупной схеме отмывки денег, подумал я, но обжору наверняка натаскивали выдавать такой ответ с ползункового возраста. Она даже не задумывалась.

— А так и не скажешь, — отозвался я. — Я ведь и сам кулинар.

У Прорвы аж очи засияли при этом откровении.

— Да ну! Что ж, тогда ты уже заработал несколько баллов.

Я не сразу сообразил, что она таким образом пытается флиртовать, мол, мои предполагаемые кулинарные таланты уже разжигают дополнительный романтический интерес у моей спутницы. Учитывая ее габариты, вполне логично.

— Ну да, возможно, я как-нибудь сготовлю тебе хороший ужин.

— Мне бы понравилось, — хихикнула Прорва. — Но сперва посмотрим, как пройдет ужин нынешний.

Как раз тут подошел официант.

— Добрый вечер. Вы еще изучаете наше меню?

Я кивнул, собираясь попросить парня вернуться через несколько минут, но у Прорвы было иное мнение.

— Нет, мы уже выбрали!

Что ж, пожалуй, разбалованной дочке мафиозного босса без толики властности никуда. Она протараторила целый список, включающий и закуски, и основные блюда, и десерты — штук этак по нескольку. Позитивным моментом, впрочем, было то, что заняло это некоторое время и позволило мне сообразить, чего же такого простого и легкого хочу я. Хотя нынешний ужин мне и так пришлось бы оплачивать до самой пенсии.

Вскоре официант исчез, и я изобразил следующее па в этом танце.

— Значит, э… прости, я как-то пропустил, как тебя зовут.

— Примавера, — отозвалась она с улыбкой. — По-итальянски это значит «весна».

— О, подходящее имя, — кивнул я. — А я Лу. — Собственно, это даже не было полной ложью, у меня даже имелась ксива на это имя, и я пользовался личиной Лу всякий раз, когда запланированные дела обещали быть достаточно горячими, чтобы поджарить мне пятую точку. Видя, что раскормленная барышня совершенно ничего против такого моего имени не имеет, я продолжил: — Что ж, Примавера… поведай мне о себе, я практически уверен, что ты — это не просто хорошенькая мордашка.

Подмаслить и подсластить. Черт, от этих сравнений у меня у самого аппетит разыгрался.

— Да ну что тут такого рассказать-то? — проговорила Прорва, машинально (надеюсь) жмакая одну из своих складок на пузе. — Работаю секретаршей в папочкином офисе. Нас у него трое. Скорпион по Зодиаку. Обожаю всякие телешоу.

Ничего особо удивительного она не сообщила, однако один полезный фактик промелькнул. Менять тему, впрочем, было рановато.

— О, это наверняка приятно, когда в семье трое детей. У меня-то всего один братец, и тот совершенно непутевый.

Тут я тоже почти не соврал: младший брат у меня и правда был. Непутевым его, конечно, не назовешь — семейная фотка, где его и супругу окружало полдюжины разновозрастных отпрысков, счастливых и ухоженных, категорически свидетельствовала об обратном. Но мне требовалось привлечь ее симпатию.

Прорву мои слова и правда слегка заинтересовали.

— Что, правда?

— Угу, — соврал я. — Он сбежал в Мемфис, хотел стать рок-звездой. Хиппи, тоже мне. — Я не стал рассказывать, как братец поднялся до нынешнего своего места в директорате крупной рекламной компании; такое, подумал я, не слишком поможет мне вызвать нужные эмоции у этой обжоры.

И верно, бегемотиха испустила печальный вздох.

— О да, я точно знаю, каково это. У папочки тоже был младший брат. Прикинь, сбежал и устроился работать в цирк.

— Да ну брось.

— Не, серьезно. — Прорва снова вздохнула. — И моя младшая сестра решила присоединиться к нему. С тех пор в семье у нас полный раздрай.

— Твоя сестра правда сбежала, чтобы стать циркачкой? — изобразил я интерес. — Черт, я думал, такое только в фильмах бывает.

— Я тоже! — воскликнула Прорва. — Но у Джулии обнаружился талант. У нее колоссальный аппетит, и объемы под стать. Так что из нее получилась отличная Цирковая Толстуха.

— Будь я проклят. Сочувствую, очень жаль это слышать.

Прорва, кажется, заметила, что слишком углубилась в личные моменты, и покачала головой.

— Да нет, нормально все. Было и прошло.

Пока раскормленная барышня продолжала болтать, я заметил, как пара официантов неподалеку перешептывается и поглядывает на наш столик. А когда с кухни выглянул повар, один из официантов начал что-то шептать и ему. Оба вновь посмотрели на наш стол. Мне это чертовски не понравилось, однако я должен был делать вид, что ничего такого не замечаю.

Когда на кухню направились аж четверо официантов, я взял себя в руки и мысленно прикинул, как буду выбираться отсюда. Даже приготовился нырнуть под стол, если они появятся уже с «томмиганами».

Оказалось, что я неправильно прикинул ситуацию. Официанты планировали лишь исключительно сложный маневр — как бы им вынести колоссальный заказ Прорвы. Это потребовало усилий четырех официантов и двух поваров, которые притащили целую батарю серебряных подносов, на одном из которых, само собой, располагалась и моя скромная порция спагетти.

У сотрапезницы моей закапали слюнки, пока она наблюдала, как обслуга ресторации заполняет стол горами макаронных изделий разнообразных видов и форм.

— Спасибо, — кивком поблагодарил я джентльменов. Те ответили вежливыми кивками и испарились. Я повернулся к Прорве, но та уже зарылась по уши в ближайшую тарелку. Да уж, пока она лопает, больше информации из нее не вытащить, ясно как дважды два. Так что я потихоньку вкушал свои спагетти, ожидая, когда смогу сделать свой ход.

Ожидать пришлось долго. Прорва уничтожала съестное с чудовищной эффективностью. Прикончив тарелку макарон, она откидывалась назад, сложив руки на пузе. Я уж думал, наелась, и как раз подбирал подходящую реплику — но тут она громко икала, издавала вздох облегчения и переходила к следующей тарелке.

На каждый ее громогласный «ик» я оглядывался было, не слишком ли много внимания мы привлекаем. Но — нет, после первого такого эпизода все гости «Леспизи» занимались своими делами. Словно привыкли к подобному. А ведь это у Прорвы «запасной» ресторан. Барышне, похоже, не привыкать питаться в таких заведениях.

Я, однако, сумел извлечь пользу из ее чревоугодия. Заказал графин вина, традиционно-густого домашнего красного, чтобы Прорве было чем запивать трапезу. Не по доброте душевной, разумеется. Опьянеть ей не грозило, при габаритах Прорвы графин — примерно как для меня стакан, да еще под столь солидную закусь, — но все-таки имелся шанс, что под винцо она чуток раскроется, и пренебрегать таким шансом не стоило. Разве что периодически делать официанту знак пополнить сосуд, потому как вино для Прорвы не было чем-то непривычным.

И вот этот вот простенький цикл — Прорва лопает, Прорва откидывается назад, Прорва оглаживает пузо, Прорва громко икает, Прорва вновь принимается лопать, — продолжался более часа. Может даже, все два.

Она точно не была голодна, не после третьей тарелки макарон, но похоже, Прорва твердо вознамерилась впихнуть в свою и так неимоверно разжиревшую тушку столько калорий, сколько получится. Капли сырного соуса оставили пятна на ее красном платье, и даже на лице.

Я думал, что мне это кажется, но с каждой уничтоженной порцией барышня реально толстела прямо на глазах. И подтверждение появилось как раз когда я расправился с собственным ужином — я и так старался есть помедленнее, а аппетит у меня от происходящего прямо напротив практически пропал. И вот когда я доел и устроился поудобнее, я понял, что мой живот касается края стола. Я что, тоже переел? Да нет, у меня была самая обычная порция. Это не мой живот терся о край стола. Это край стола терся о мой живот. Неудержимое чревоугодие Прорвы, ее желание запихнуть в себя по максимуму калорий, словно в двинутом обжорном состязании, заставляло ее пузо раздуваться все сильнее, что физически двигало стол все ближе ко мне.

Опустевшие тарелки складывались стопками одна поверх другой, и время от времени официанты прибирали лишнюю посуду. Я буквально слышал, как жалуются швы растянутого платья Прорвы. Слава богу, эта чертова штука все-таки держалась, а то даже представить страшно, что было бы...

Когда Прорва опустошила соусник, попросту выпив его содержимое, как растаявшее мороженое, она обессиленно откинулась на спинки сдвинутых стульев, которые громко скрипнули. Я уж подумал, что сейчас все это рухнет на пол вместе с нею, однако, как и платье, стулья оказались достаточно стойкими.

Раздувшаяся как шар барышня громко икнула и похлопала себя по животу, прикрыв очи от пережора.

— Аххх… то, что надо.

Меня, конечно, изрядно выбило из колеи ее обжорство, но я не забыл, зачем я вообще здесь сижу, и воспользовался ситуацией.

— По мне, здесь лучшая итальянская кухня в этом городе. Ты согласна?

Учитывая количество изничтоженных обжорой итальянских блюд, она вполне годилась на роль кулинарного критика.

— Не уверена. Нет, кормежка тут хороша, — словно подчеркивая сказанное, Прорва вновь похлопала себя по раздувшемуся пузу, — но все же это не «Чиаччио».

Ага.

— Ну, не знаю. У них в последнее время какое-то странное меню. Но может, это мне кажется.

Усталые очи ее распахнулись, словно я наткнулся на то, что она полагала личным секретом.

— Ты тоже заметил! А как давно ты там был?

— Где-то месяц назад, — соврал я.

Прорва ухмыльнулась.

— Теперь там все в порядке. Заглядывай к ним снова, всю эту суперздоровую веганскую фигню убрали из меню.

— Правда? — изобразил я интерес. — Отличные новости. А почему они снова все поменяли?

Улыбка ее поблекла — всего на миг, но те, кто крутятся в таких делах так долго, как я, подобных мелочей не упускают.

— А, ну, думаю, клиентам не зашло.

Я вернулся к роли заинтересованного любителя рестораций, который обожает вкусную еду так же, как Прорва.

— Да ладно, ты явно знаешь, в чем там был весь смак! Рассказывай! — я почти пищал от предвкушения, как восторженная девчонка подростковых лет.

Прорва хихикнула, прикрыв рот пухлой рукой — ленивая попытка скрыть очередной «ик», что ей не удалось. Повернула голову туда-сюда, проверяя, нет ли рядом кого.

— Хорошо, хорошо. Но пообещай — никому не слова!

— Ни одной живой душе, — снова соврал я.

Она снова осмотрелась, потом взглянула на меня.

— Кое-кто пожаловался одному из Донов на качество еды. Заключили соглашение. Вопрос решили.

— Правда? И как? — шепотом спросил я.

— Парень, который был хозяином «Чиаччио», тот самый, у которого случился сдвиг на здоровом образе жизни, убрался из города, — объяснила Прорва.

Сердце екнуло: вот чего не ожидал, так это что Берти остался в живых. Но это приятная неожиданность. Редкость в таких делах. И совершенно необычно для Фалько Петроччини, а значит, история на этом не заканчивается.

— Так Дон его не убил? — изображая безразличие, уточнил я.

— Так бы убил, но персона, которая ему изначально пожаловалась на еду, вытребовала у него обещание не причинять тому парню вреда, потому что она — в смысле, та персона, — не любит насилия. Да, вот так вот.

Прорва проговорилась. Теперь все сошлось. Конечно, обжора пожаловалась, что в меню нет ее любимых калорийных блюд, конечно, ее заботливый папочка возжелал преподать урок разочаровавшему дочку мудаку — а предобрейшая Прорва, такая юная, мягкая и невинная, испытывает к насилию искреннее отвращение.

— Отличные новости, — кивнул я. — А кто там сейчас заправляет?

— Брат прежнего хозяина, — ответила Прорва. — Дон ему хорошо заплатил, и он вернулся к оригинальному меню.

Ну а вот и финал, значит. Норм, братец Берти, значит, с самого начала спелся с Фалько. Норм получил чуток монет, а дочь Фалько может теперь лопать сколько душеньке угодно. Все в выигрыше.

В проигрыше остались Берти, его супруга и та дама, которой всю сознательную жизнь восхищаюсь я: Госпожа Справедливость.

Теперь у меня было все, что нужно. Я прдолжил болтать с Прорвой, скользя с одной темы на другую, как ей угодно, лишь бы не изображать невесть что. Но дурацкая улыбка на моей физиономии теперь была совершенно естественной.

К тому моменту, как Прорва расправилась с десятой тарелочкой «панна котта», я уже обдумывал следующий свой ход, с трудом оставаясь в рамках действительности. Обжора понятия не имела, что сотворила: она просто сидела и поглощала десерты, как тот конвейер, пребывая в блаженном неведении, что сама же и помогла сунуть своего папашу под молотки.

Неприятности подоспели вскоре после того, как Прорва покончила с десертом. Подоспели они в облике вьюноши в идеально подобранном жилете с бабочкой на шее и кожаной книжечкой со счетом внутри. Увидев сумму, я понял, что лучше бы операция провалилась, а барышня сбежала бы со всех ног, осознав, что я охочусь за ней. Увы: не повезло. Мне теперь придется две недели питаться одним воздухом, и это с учетом обещанного гонорара от малышки Чиаччион.

Обжора из благородного Семейства, которую я весь вечер кормил и поил, разумеется, и пальцем не пошевелила на предмет оплаты счета, хотя у нее-то бабок куры не клюют. Так и сидела, откинувшись на спинки сдвинутых стульев и оглаживала переполненное пузо. Кажется, из перетруженных швов платья уже торчали свежие нитки, но возможно, это у меня воображение разыгралось.

И тут в жалобном потрескивании стульев возникла новая нота, что-то звучно хрустнуло — и Прорва распахнула очи, слишком поздно осознав, что мебель ее более не держит. И рухнула наземь. А я собрал всю силу воли, чтобы не расхохотаться. По заслугам, иначе не скажешь.

Увы, насладиться зрелищем Прорвы, которая с громким шлепком приземлилась на пол, а потом все ее телеса заколыхались как желе, позволить себе я не мог. Эпизод и так привлек совершенно не нужное мне внимание. Компания официантов ринулась на помощь, и что еще хуже, парочка низкоранговых гангстеров из зала двинулась к нашему уголку проверить, что там творится с дочкой Дона. Еще миг, и вскроется факт нашего с ней свидания.

Скрипя зубами, я выхватил из бумажника горсть банкнот, не считая. Предпочитаю носить с собой запас налички, бывает полезно, однако сейчас мне хватило бы примерно на половину нужной суммы.

— К черту, — проворчал я, шлепнув котлету баксов на стол и смерив бесстрастным взором обиженно восседающую на полу раздувшуюся барышню шарообразных пропорций. — Вот моя половина. Прости, нужно бежать.

И не дав ей даже возможности ответить, ринулся в кухонные двери, быстро маневрируя между ничего не понимающими поварами, покуда не вырвался через черный ход. Там я быстро поймал такси, повезло, и оставил позади весь этот невыразимо странный вечерок.

… Позднее я спросил у малышки Чиаччио, есть ли такое местечко, куда мог бы отправиться Берт, если бы решил спрятаться. В итоге она сама его нашла на западе, в городке в двух шагах от его «малой родины», где Берт скрывался под личиной продавца второсортного магазинчика. Понятия не имею, почему он просто не послал жене весточку — возможно, решил устроить себе небольшие каникулы вдали от пристального взгляда супруги. Их дело. Знаю только, что они продали заведение в Нью-Йорке и окончательно переехали в тот городок, вероятно, не желая возвращаться и иметь дело с Петрочини.

Аудиозапись я оставил в полицейском участке (разумеется, сделав предварительно пару копий, а то вдруг эта «потеряется»), и к концу недели Тина радостно сообщила мне, что Норм, всегда готовый «помочь» братец Берти, был арестован по обвинению в преступном сговоре.

Фалько Петрочини полностью убрать с доски было куда сложнее. Его прихватили по той же статье, что и Норма, когда расследование раскрутило, как они были связаны с Доном, но поскольку Берт в этом деле по факту не пострадал, ему присудили всего пару месяцев в комфортабельнейших тюремных апартаментах. Для Фалько — шлепок по запястью, но для главы любого Семейства такое вот путешествие за решетку само по себе дичайший позор.

Празднуя успешное завершение дела, я налил себе стаканчик своего любимого бурбона, который держу на дальней полке шкафчика. Супружеская пара воссоединилась. Дон получил некоторую толику правосудия. А моя чисто выбритая физиономия и новый костюм сотворили чудеса, ибо ни один пылающий местью гангстер так и не сумел выследить «Лу».

Увы, у судьбы имеется забавная манера проливаться ливнем на парады чужого благолепия.

Я едва успел отхлебнуть первый и самый вкусный глоточек горьковатого бурбона, когда снаружи хлопнула дверь машины.

— У этого парня есть подвязки в Семье, — сообщил с улицы раздраженный мужской голос. Я выглянул из окна и увидел, как пара хорошо одетых головорезов внимают хорошо одетому джентльмену, причем вся троица только что вышла из просторного непримечательного микроавтобуса.

Джанкарло Петрочини. Сын Фалько и потенциальный наследник Семейства Петрочини. Будь я проклят. Он здесь точно не ради йоги.

— А ты уверен, что он сможет нам помочь?

Женский голос я опознал мгновенно. Та самая раскормленная корова, которая сожрала половину моего банковского счета в тот вечер, когда я закрыл ее папочку.

Прорва выбралась из покачнувшегося микроавтобуса, и выглядела она, кажется, еще толще, чем когда мы виделись в прошлый раз. Словно все, что она лопала все это время, превращалось прямо в сало. Ну или она приехала к дверям моей конторы уже изрядно обожрамшись. Кажется, я знаю, какой вариант более реален.

— Он крутой, — поведал брат сестре. — Этот парень вырвал Джоджо Д'Амико из рук похитителя. Он сможет помочь нам выследить того гада, который отправил папу за решетку.

За решетку. Кого он обманывает? Его бедный несчастный папочка будет гулять на свободе уже через несколько недель. Вот только Семейства, несмотря на дорогие костюмы и милую итальянскую музыку, по сути своей варвары. И малейшая обида, по их мнению, взывает к отмщению.

Они думают, что идут к Лютеру Сото, частному детективу, человеку, который способен помочь уладить серьезные неприятности. Но я был уверен, что вместо этого они обнаружат Лу, того самого парня, который водил за нос ненасытную обжору Примаверу, дабы серьезно обидеть Семью.

И мне очень не хотелось находиться рядом, когда они встретят этого парня. Так что пока Прорва пыталась втиснуть свою раскормленную тушку в проем двустворчатой двери парадного входа, я метнулся к пожарному выходу.

Понимаете ли, у Лютера Сото всегда имеется наготове запасной план. Лютер Сото всегда знает, где выход. И в городе, которым правит железная хватка Семейств, упомянутый частный детектив уж конечно организовал себе запасную тропинку наружу на случай, если эта самая железная хватка вдруг начнет смыкаться вокруг него.

Пора последовать примеру Берти Чиаччио и на какое-то время сбежать из города.

… С тех пор миновало уже три месяца. Я временно осел в другом месте — не буду уточнять, где именно, — но со своими друзьями-приятелями в Большом Яблоке поддерживаю связь.

С Семействами все сложно. Их не порадовало, что Фалько Петрочини прогнал из города их любимого ресторатора. Сам Дон уже благополучно вышел из тюрьмы, гангстеры считают, что мое исчезновение как-то связано с тем гадом Лу, который попытался убрать Фалько и воспользоваться его дочерью. Никого ни в чем переубеждать не собираюсь, но пока еще побуду условно под прикрытием.

Что же касается самой Прорвы — единственное, что у меня есть, это реплики моих знакомых. Вероятно, ее старик заполнил ту брешь, которую оставила в его сердце младшая дочь, потому как согласно тому, что я слышал, Примавера Петрочини уже обогнала в обхватах эту младшую дочь.

Нет, конечно, никто в Семействах и не собирался идти по следам «Цирка Петрочини» сугубо из верности Фалько, так что — почем знать? Возможно, Джулия по-прежнему растет вширь, схватившись в обжорном состязании со своей сестрой, причем ни та, ни другая об этом не знают.

Я не любитель пари, но одного ужина с Прорвой мне хватило, чтобы знать, на кого в этом состязании поставить.