Любовь в пяти актах

 Любовь в пяти актах

(Stages of Love)

— Так что именно тебе нравится в наборе веса? — уточнила Шаннон, глаза ее хитро поблескивали.

Гарри корил себя каждый день с тех пор, как проговорился о своем тайном интересе к пышнотелым красавицам, даже несмотря на то, что Шаннон это скорее заинтересовало, нежели оттолкнуло.

— Сам не уверен. — Самый безопасный вариант. Его ответы всегда вызывали все новые вопросы, она раскладывала информацию по полочкам с тем, чтобы использовать позднее. Допрос первой степени. Хотя и не каждый раз, а только когда в конторе не возникало особых дел.

— Как так — не уверен? — Она наклонилась над краем «кубика» так, что Гарри видел край ее декольте. Хорошо еще, что в этом кабинете они были одни, остальные «кубики» пустовали уже года два как, после прокатившейся по конторе очередной волны сокращений. — Ты не можешь не знать, что именно в твоем пристрастии тебя возбуждает, — продолжала Шаннон. — Что-то же тут должно быть. Ведь толстые люди, которые вдобавок еще и целенаправленно полнеют — это столь противоречит критериям привлекательности, что я хочу понять, в чем загвоздка.

В колледже Шаннон изучала антропологию и привыкла к аналитическому подходу. Как и Гарри, ей хотелось использовать полученные знания для чего-то более интересного, нежели сведение статистических отчетов в страховой компании.

— Слушай, — он попытался скрыть раздражение, — может, оставим эту тему?

Она села обратно в свой кубик, но от разговора не устранилась.

— Почему ты так смущаешься?

— Ты сама сказала, почему. Толстые — это ненормально, и тем более ненормально, чтобы они кому-то нравились.

— А тебя так волнуют вопросы нормы?

— Я тоже, знаешь ли, посещал колледж. Давай оставим подобное недипломированным специалистам.

Голова ее снова возникла над краем кубика.

— Ты раздражен.

— Да нет.

Гарри развернулся к компьютеру, раскрыл документ и принялся форматировать таблицы, изображая лихорадочную деятельность. Примерно три четверти рабочего времени уходило у него на подобную показуху.

— Да, Гарри, да. — Он продолжал кликать по эксельным менюшкам, заметив краем глаза, что Шаннон опять скрылась в своем кубике. — Можешь не демонстрировать занятость, трюк с таблицами я не хуже тебя знаю.

В воздухе повисло молчание. Как обычно и бывало, когда обоим нечего сказать. В этот раз, правда, в молчании чувствовалась какая-то настороженность. Шаннон включила радио, пытаясь заглушить эту примесь, но не преуспела.

И наконец сказала:

— Гарри, прости. Я не хотела тебя доставать.

Промолчать он мог, но это было бы уже глупо. Шурша мышкой по коврику — на сей раз уже не изображая деятельность, только что в почту от менеджера плюхнулся очередной кусок работы — Гарри отозвался:

— Да ладно, все нормально.

— Правда?

— Истинный крест.

Оба снова замолчали, но теперь перерыв длился уже недолго.

— Меня вот заводит щетина. — Гарри уже думал, что трудный разговор позади, с головой нырнул в работу — и признание Шаннон рухнуло на него ушатом холодной воды. А она продолжала, медленно, словно не уверенная, стоит ли двигаться дальше. — Вообще-то любая волосатость, но щетина — особенно. Когда все эти жесткие волоски меня царапают… это просто мечта, а не ощущение. Но даже от одного вида щетины мне уже теплее становится.

— И как ты до такого дошла? — наконец проговорил он.

— Сама не знаю. Просто всегда так чувствовала. С подростковых лет так уж точно.

— Странный бзик.

— Ну, у тебя ничуть не лучше, — усмехнулась она.

Он усмехнулся в ответ. Чувствуя себя далеко не столь уверенным.

Гарри и Шаннон, не обсуждая этого вопроса, знали, что их тянет друг к другу. Не до кипения, но к тому близко. То ли потому, что в кабинете они как правило были одни, сближаясь от одиночества и скуки. То ли потому, что оба любили тупые восточные боевики и обожали тихо позубоскалить над всем и вся. На больших собраниях они всегда устраивались где-нибудь в заднем ряду, тайно чатясь насчет присутствующих — а потом, возвращаясь в свой кабинет, покатывались со смеху.

Шветик: Боже что она напялила

ТотЕщеТип: И ЗНАТЬ НЕ ЖЕЛАЮ

Шветик: это не она в блузке, а блузка на ней

ТотЕщеТип: угу, блузка утром встала и вынула ее из шкафа

Шветик: сиськи сейчас вывалятся из выреза, а бока уже вывалились

Шветик: а с таким пузом сквозь ткань пупок виден

ТотЕщеТип: это не станция, а целая «звезда смерти»

Шветик: слюнки пускаешь?

ТотЕщеТип: да нет, так

Ну и все в таком роде.

Время от времени они вместе выбирались на обед и в том же стиле вживую обсуждали прохожих — полушепотом, но не менее едко. Но то ли соблюдая рабочий устав, то ли подчиняясь неписаному кодексу чести, то ли по какой-либо иной причине — друг друга их комментарии не затрагивали никогда.

Шаннон, безусловно, была барышней хорошенькой и постоянно сражалась с нежелательными знаками внимания, которые оказывала ей вся контора, от менеджеров соседних подразделений до желторотых интернов, мечтавших закадрить первую красотку конторы и потом хвастать об этом перед однокурсниками. Невысокая и стройная — но без фанатизма, периодически поддерживала фигуру на тренажерах. Макияж Шаннон носила по минимуму, одежду предпочитала в консервативном стиле — пиджак и брюки, иногда обычная юбка. Короче, обычный типаж обычной конторской симпатяжки, в присутствии которой у всякого нормального мужика жизнь становится светлее.

Гарри не был столь же красив, но если распределить людей по «категориям», они с Шаннон попадали в одну. Высокий, более-менее подтянутый, но не мускулистый. Строгая стрижка, чисто выбрит. К метросексуалам не относится, но о себе заботится достаточно, чтобы в любой конторе девицы брачного возраста делали на него стойку.

Короче говоря, обоих можно было назвать «вполне себе ничего» — практически идеальная пара, все при них и ничего «через край». Вот только иначе как «лучшими друзьями» Гарри и Шаннон пока себя не считали.

Когда Гарри проговорился о своих предпочтениях, или по крайней мере «тайном интересе» к толстушкам — сторонний наблюдатель, случись тут такой, легко нашел бы причину этой их «слепоты». Ну разумеется, Шаннон не желала быть толстой, а Гарри на самом-то деле с толстыми женщинами плотно не общался. С пышечками — да, но и только. А Шаннон, со своей стороны, признала, что предпочитает мужиков поволосатее, в то время как Гарри не собирался изменять привычной стрижке, да и брился начисто с тех пор, как стал в этом нуждаться, потому что растущая щетина раздражала его неимоверно.

И то, что начиналось как «невинный флирт», дошло до предельной точки — потому что оба знали, до какой именно степени привлекательны друг для друга.

Проблема была в другом: чем дольше Гарри общался с Шаннон, тем сильнее в нее влюблялся. И полагал, хотя и не был уверен, что у нее та же история. Но для проверки у него имелся лишь один шанс, потому что он совершенно не желал получить пощечину и иск за «сексуальные домогательства».

И Гарри потихоньку начал приглашать ее за пределы конторы — в кино, на концерты, или просто пропустить по стаканчику. Он пытался делать это как бы случайно, однако Шаннон неизменно отвечала «да»; и деловой гардероб ее потихоньку обретал более «цивильные» и раскрепощенные очертания.

Как-то вечером они прогуливались по практически безлюдным улицам бизнес-района, направляясь к одной из любимых забегаловок, и Гарри подумал: сейчас или никогда. Остановил девушку и наклонился поцеловать ее. Когда губы его прижались к ее губам, Шаннон не отстранилась, не удивилась и не влепила ему оплеуху — нет, она ответила, уверенно и страстно, языки их переплетались, а ладонь Гарри скользила по ее спине от талии до шеи.

Про выпивку оба и думать забыли. Махнули проезжавшему таксисту, плюхнулись на заднее сидение и обжимались всю дорогу до его апартаментов. Они не могли оторвать рук друг от друга ни в парадном, ни в лифте, а на восьмом этаже готовы были устроиться прямо в коридоре. На остатках воли Гарри доволок ее до квартиры и даже успел запереть двери, но до спальни они уже не добрались и принялись за дело прямо на кушетке в прихожей.

Гарри устроился сверху, Шаннон забросила левую ногу ему на плечо и этой ногой обхватила за шею, когда он вошел в нее; застонав, она направила его еще глубже. Он стиснул ее тощие бедра, лаская их и чувствуя, что между мягкой кожей и косточками почти ничего нет. Он видел, как под небольшими, дерзко торчащими грудками вздымается грудная клетка. В конце концов он просто закрыл глаза и продолжал двигаться с размеренностью и мощью паровоза.

Туда-сюда-обратно, вверх и вниз, оба рычали и стонали от наслаждения, время остановилось — несколько минут они тут находились или несколько лет, он под страхом смерти не ответил бы; но в затуманенное страстью сознание Гарри раз за стучалась картинка: Шаннон, пополневшая килограммов этак на двадцать. При ее стройной фигурке это придало бы девушке максимум «легкую пышность», но этой картинки хватило, чтобы Гарри вышел на финишную прямую. До вершины они дошли одновременно, и он плюхнулся на кушетку рядом с ней, жадно хватая ртом воздух. Почти сразу же после этого он отключился, успев лишь подумать: уснуть сразу после секса, какая неудобная банальность...

Утром он едва мог вспомнить, что именно ему снилось, но совершенно точно основным персонажем снов была Шаннон. Причем на «Пышечке Шаннон» сюжет отнюдь не заканчивался, с каждым поворотом сновидения она все больше росла вширь — так что Гарри проснулся в весьма возбужденном состоянии.

А проснувшись, удивленно завертел головой, не понимая, где именно находится. Непонятно как, он добрался до кровати — или, вернее, это Шаннон непонятно как доволокла его до кровати. Но в постели ее не было, и обшарив свои (увы) не слишком просторные апартаменты, следов ее Гарри также не обнаружил. За вычетом записки на зеркале.

«Гарри, ночь была замечательной, но я хотела успеть рано утром в тренажерный зал. Проснешься — позвони! Шаннон.»

Сон закончился, началась действительность.

Следующую неделю оба чувствовали некоторую неловкость. Гарри позвонил ей почти сразу как нашел записку, а потом они вместе пообедали (увы, не так чтобы уж очень плотно). Речь о прошлой ночи так и не заходила. Гарри вздохнул: что ж, возможно, так и надо. Разок перепихнулись и хватит.

Общение на неделе свелось к нескольким беседам ни о чем. Гарри понял, что или он поднимет этот вопрос сам, или жизнь поплывет своим чередом. И, набравшись духу, выпалил:

— Итак, кто мы?

— Хомо сапиенсы, — не задумываясь ни на миг, отозвалась Шаннон.

— Ну да, конечно, — кивнул он в том же тоне, — а то я забыл, спасибо.

В ее «кубике» стало тихо. Потом снова зашелестела клавиатура. Он подождал еще минуту, собираясь с силами.

— Нет, я серьезно. Ты и я, я и ты.

— Да, — было единственным ответом.

— У нас «перепихнулись-разбежались» — или что-то большее?

— А ты хочешь, чтобы было больше, чем «перепихнулись-разбежались»? — задала она встречный вопрос, продолжая что-то набирать на клавиатуре.

Гарри задумался. Раньше его вполне устраивало одиночество, перемежаемое легкими необреметительными связями. 27 лет — отнюдь не те года, чтобы всерьез искать альтернативных вариантов. Но Шаннон… с ней все иначе, ему по-настоящему нравилось быть с ней, и не только физически.

— Да, Шаннон. Я хочу, чтобы мы были не просто друзьями.

Шелест клавиш замер. Он продолжал смотреть в монитор, надеясь, что она не звонит сейчас в службу охраны или адвокату. И тут вокруг его шеи обвились руки, а голову накрыл полупрозрачный аромат ее духов.

— Вот и хорошо, — пробормотала она, когда он развернулся на стуле, чтобы быть лицом к ней, — потому что я тоже этого хочу.

Вести об их отношениях медленно распространились по конторе, добравшись в итоге и до директората. Директорат не пришел в восторг, опасаясь возможных исков и уменьшения работоспособности, однако поделать тут контора все равно ничего не могла. Разве что в их кабинет теперь то и дело заглядывал кто-то из администрации. «Проверка облико морале», так Гарри и Шаннон это обозвали.

А у них самих дела шли очень даже неплохо, ранние стадии «получше узнать друг друга» Гарри и Шаннон проскочили задолго до, и теперь все свободное время проводили вместе, занимаясь любовью и всячески упиваясь друг другом. Она пригласила его познакомиться со своей матерью; он пригласил ее вечером в ресторан в компании одного из своих двоюродных братьев.

Все шло нормально. Даже можно сказать великолепно. Подруги Шаннон ахали, мол, вы просто воркуете вместе, как пара голубков, а друзья Гарри тихо повторяли ему: парень, тебе повезло, не упусти такое счастье.

Миновал год, они оставались столь же счастливыми.

Но в глубине оставалось нечто, угрожающее разрушить это счастье. Всякий раз во время постельных упражнений Гарри закрывал глаза и представлял Шаннон «больше и пышнее». Он не осмеливался поднимать этот вопрос, а она с тех пор, как они стали парой, ни разу не вспоминала о его «предпочтениях». Гарри надеялся, что она просто забыла.

Возможно, ему бы и удалось сохранить свой секрет, но информация все же просочилась наружу. Где-то через год после той первой ночи они собрались в кино, а до того заглянули перекусить в ресторанчик. Болтали о том о сем — так, как болтают лишь влюбленные, — и тут мимо стола прошла женщина. Прошла и не оглянулась, не подозревая, что станет катализатором следующей стадии отношений Гарри и Шаннон.

Женщина была довольно корпулентной. Плоть ее заполняла каждый миллиметр пространства, имеющегося в темно-синих джинсах и просторной (для кого-нибудь другого) футболке, и жиры ее явственно колыхались с каждым шагом. Круглые щеки, столь же круглое лицо и двойной подбородок. Тяжелые массивные груди со всей очевидностью достигали бы пупка, когда бы их не подпирал снизу еще более массивный и круглый живот, громадными складками выступавший на ее бока, а складки эти плавно перетекали в покачивающиеся туда-сюда внушительные бедра. Живот, полностью заполняя солидного размера джинсы, тем не менее складкой нависал над бедрами, толстыми и соприкасающимися до колен — ноги бедра по сути и не слишком раздвигались, пока она шла мимо, покачиваясь из стороны в сторону, массивная, раскормленная, отяжелевшая.

Взгляд Гарри поймал ее и прилип, пока она не прошла мимо. Выражение его лица при этом не упустила бы и слепая женщина. Шаннон слепой не была, и увиденное не порадовало ее.

— Нравится? — сухо поинтересовалась она.

Гарри замер и тут же посмотрел на другую женщину, сидящую прямо напротив, прекрасную — и, увы, стройную.

— О чем ты? — спросил он, изображая святую невинность.

— Так, — отмахнулась она и попросила счет.

Весь остаток дня Шаннон держалась отстраненно. Гарри не сразу связал вместе эти события. Нет, решил он, она не могла ничего видит, просто расстроена чем-то другим.

За ужином все уже было нормально, Гарри и думать забыл о случившемся ранее. Шаннон приготовила макароны с пармезаном и салат, и они допили купленное на той неделе вино. Болтали о работе, о мире во всем мире, о том, кто что читает. Она доела, он сполоснул тарелки и поставил в посудомойку; Шаннон ушла в спальню — дочитывать, решил Гарри.

Но когда он заглянул в спальню, она в одном белье сидела за монитором. То ли не слышала, как он вошел, то ли не обращала на него внимания. Он заглянул ей через плечо и увидел «Пышки Онлайн».

Черт.

Гарри плюхнулся на кровать и замер, ожидая приговора. Через несколько минут она развернулась к нему. Лицо ее оставалось бесстрастным.

Они уже год спали вместе, а последние три месяца так и жили в одних апартаментах, но сейчас Гарри как следует взглянул на ее тело. Как в тот, первый раз. За минувший год ничего не изменилось. Стройная до худощавости. Тощие бедра, торчащие ребра и ключицы, кожа почти прозрачная.

Наконец Шаннон проговорила.

— Гарри, от себя не убежишь.

— Ты о чем?

Грубое невежество уже не могло быть ему защитой.

— Перестань. Серьезно. Сегодня днем ты эту толстуху взглядом только что не изнасиловал. Я каждый день вижу, как ты посматриваешь на каждую пышнотелую, толстую или беременную женщину, которая возникает у тебя в поле зрения. А когда мы занимаемся любовью, ты ласкаешь мои бедра и живот так, словно желаешь, чтобы там было побольше.

Он опустил взгляд.

— Даже не знаю, что ты хочешь от меня услышать.

— Я хочу не объяснений, — раздраженно ответила она без тени раздражения в голосе (только женщины могут такое). — Я хочу открытого и честного ответа. Я хочу знать, достаточно ли я хороша для тебя. Короче, достаточно ли тебе — меня. Или ты однажды сбежишь от меня к какой-нибудь жирной корове, потому что я не обжираюсь каждый день до потери сознания.

Ну и что тут скажешь, подумал он.

А потом проговорил то же самое вслух, добавив:

— Я чувствую то, что я чувствую. И с этим ничего не поделать. А еще я ничего не могу поделать с тем, что чувствую, что люблю тебя.

— Даже хотя физически я — не совсем то, чего бы ты хотел.

— Нет, — он поднял взгляд; в глазах ее стояли слезы. — Ты прекрасна. И я каждый день любуюсь тобой и любоваться не устану. Но во мне есть и иная, глубинная сторона, которая вожделеет… вот этого. Только это не значит, что я собираюсь тебя бросить. — Он встал и обнял ее, чувствуя, как колотится ее сердце. — Я люблю тебя. И буду любить, что бы ни случилось.

— Я люблю тебя, — выдохнула Шаннон в ответ.

Они молчали вместе, уютно и удовлетворенно — так, как могут молчать лишь пары, связанные давними и прочными отношениями. А через некоторое время она рассмеялась.

— В чем дело?

Шаннон продолжала хохотать.

— Так, ничего. Я боюсь, что мужчина, которого я люблю, бросит меня и уйдет к кому-нибудь потолще. Да девяносто процентов баб убили бы за такую возможность!

Ему очень, очень хотелось надавить сильнее, ответив «Но ты и сама можешь получить такую возможность»; однако это, он знал, будет уже слишком, а потому просто продолжал обнимать ее.

После этого они заключили мир; Гарри старался не смотреть на сколь-либо пышнотелых сторонних дам, а Шаннон более не возвращалась к этому вопросу. Они работали, выбивали премии и повышение зарплаты, подкупали недостающее в квартирной обстановке, ходили в кино и в рестораны — одни или с друзьями; в общем, им по-прежнему было хорошо вдвоем. Брак на повестке дня не стоял — пока; но в долгосрочных планах неизменно присутствовало «вместе» и они оставались счастливы.

Гарри, будучи мужчиной, то бишь персоной с короткой памятью, практически забыл тот судьбоносный эпизод. И потому несколько месяцев спустя удивился, когда пришел домой и застал Шаннон в квартире. Как правило, она жестко блюла график посещений тренажерного зала: утром по выходным и после работы по будням. Гарри не возражал, такой распорядок оставлял ему часик «на личные нужды», чтобы пропустить пивка и расслабиться в одиночестве.

— Что, родная, сегодня в спортзал не идешь? — спросил он.

Шаннон сидела на кухне и листала журнал. Одета она была в спортивный костюм, словно переоделась для похода на тренажеры, но вдруг передумала. С чего бы, интересно?

— Нет, — отозвалась она, не поднимая взгляда. — Не хочу идти в спортзал.

— А, ну ладно.

— Я терпеть не могу спортзал, — Шаннон взглянула на него, но ответа не дождалась. — И вообще не хочу туда больше ходить.

До Гарри дошло, что кажется, разговор идет на двух уровнях, текст он понимал прекрасно, а вот подтекста не уловил.

— Делай так, как тебе больше нравится, — сказал он.

На чем разговор и завершился.

Через неделю Гарри и Шаннон сидели в своем любимом ресторанчике (именно там, кстати сказать, и имел место пресловутый эпизод), дожевывая обед. Гарри, как всегда, заказал себе бургер; Шаннон обычно ограничивалась салатом, но сегодня последовала его примеру. Когда подошел официант со счетом, она попросила:

— Можно мне еще десертное меню?

Странно, подумал Гарри, она сроду не заказывала десертов, даже по праздникам.

— Разделим на двоих? — спросил он, когда официант принес книжечку десертов.

— Не знаю, пожалуй, нет, — отозвалась Шаннон, задумавшись над списком блюд. — Мне сегодня хочется творожника. Ты себе что-нибудь закажешь?

Гарри покачал головой; через несколько минет официант принес новый счет и тарелку с творожником.

Шаннон отломила кусочек, сунула в рот — и вся просияла.

— Господи, я совсем забыла, какой же он вкусный… — пробормотала она, и немедленно откусила еще. Потом еще и еще, тихо постанывая от счастья, пока от солидного ломтя творожника не осталось одно воспоминание.

Вопреки самым своим лучшим намерениям Гарри не мог не почувствовать прилива интереса к определенным частям тела. В голове у него при этом звенел тревожный звонок — это какой-то трюк! — но тут же вступил другой внутренний голос: ну же, болван, действуй! В итоге он избрал промежуточный вариант и просто пялился на спутницу, не произнеся ни слова.

Запланированный киносеанс пара, не сговариваясь, отменила и, вызвав такси, отправилась прямо домой. В квартире Гарри немедленно прижал Шаннон к стене, глубоко целуя, и оба принялись жадно ласкать друг друга, быстро и уверенно раздевая. Помимо воли взгляд Гарри задержался на ее округлившемся животике.

Шаннон отстранилась и подмигнула.

— Нравится?

— Да, — выдохнул он и попытался снова поцеловать ее, но она отпрянула в сторону.

— А больше хочешь?

Минутная слабость. Она знала, что и как сказать, чтобы застать его врасплох. Но ответить иначе Гарри просто не мог, и ответ этот переменил всю тропу их отношений.

— Да! — воскликнул он и стиснул ее тощие бедра.

Шаннон вместо ответа лишь прижалась к нему плотно-плотно, тихо застонав, когда на пол сползли сперва ее штаны, потом его.

Несколько позже, когда оба лежали в постели и отдыхали, Шаннон повернулась к нему. Взгляд ее был исполнен самых серьезных намерений.

— Скажи, что ты любишь в толстушках.

Тон ее был ровным и осторожным, словно она обращалась к кролику, которого никак нельзя было спугнуть.

— Сам не знаю, — выдал Гарри стандартный ответ.

— Прекрати юлить. Уж мне-то ты можешь довериться, о твоих предпочтениях я знала еще до того, как мы начали встречаться, так что я не сбегу к мамочке, если вдруг услышу, что ты без ума от их жирных задниц, ну или что-то в этом роде.

Он сел и собрался с мыслями. Она переползла поближе и свернулась клубочком, прижимаясь к нему, чтобы не замерзнуть. Гарри даже не знал, с чего начать.

— Ну, я не совсем вру, говоря «не знаю», — наконец проговорил он. — И еще я не знаю, почему люблю толстушек. Вот люблю и все.

— И когда ты это осознал?

— Толком и не вспомнишь. Очень, очень давно, точного момента не назову. — Говоря, он гладил ее волосы, а она поощрительно мурлыкала. — Сперва я думал, что я один такой. В моих фантазиях являлись толстые женщины, я сам не понимал, откуда — их же почти нет ни на экранах, ни на сцене, за вычетом моделей «для особо крупногабаритных». А еще в моих фантазиях возникали женщины, которые целенаправленно толстели; полная дичь, полагал я тогда, ну какая женщина пожелает быть толстой, а тем более — толстеть!

— А потом ты переменил мнение?

— Скорее узнал кое-что новое. Когда — точно не скажу, где-то в старших классах, шастал по сети и наткнулся на старый-старый сайт, посвященный толстушкам. Глазам своим не поверил. Кто-то еще решил, что они классные! Потом нашел и другие. Но на картинках там были обычные толстые дамы, или же морфы.

— Морфы? — переспросила Шаннон.

— Ну да, отфотошопленные фотки. Ты же знаешь, как в модных журналах обрабатывают изображения моделей, чтобы они выглядели еще стройнее.

— Да.

— Ну а тут то же самое, но наоборот. Цель — чтобы обычная женщина, особенно какая-нибудь звезда, выглядела потолще.

— И с тех пор ты понял, что «потолще» — это твое?

Гарри поразмыслил.

— Не совсем так, нет. Там были и рассказы, некоторые — посвященные тем или иным изображениям, или как-то с ними связанные. Вот рассказы о том, как героиня набирает вес, меня и зацепили. Особенно засел в мозгу термин «раскармливать».

— Это ты о чем? — явственно заинтересовалась Шаннон.

— Раскармливаемая — толстеет, кормилец помогает ей набирать вес. Вокруг этого и крутится. У меня под черепом словно бомба взорвалась. Я всю сеть тогда обшарил, пытаясь откопать больше, но нашел лишь с полдюдины сайтов, причем многие уже не функционировали.

— Тогда. А сейчас?

— Сейчас все обстоит получше. Есть несколько крупных сообществ, посвященных раскармливанию и набору веса. Платные сайты о специально полнеющих женщинах. Когда мне это сообщество попалось, я решил — вот оно!

— А что ты понимаешь под «сообществом»? — уточнила она.

— Термин этот я употребляю широко, — ответил Гарри. — Сам я на их конвенты и встречи не хожу, в собраниях не участвую. Но это сообщество, в котором уж если что-то происходит, то все участники быстро обо всем узнают. Когда на сцене возникает новая желающая поправиться, она мгновенно обретает известность. Пожалуй, это меня в основном и смущало; я-то привык держать все в тайне. В стране триста миллионов, во всем мире шесть миллиардов — но каждый любитель пышек «со стажем» тебе на память перечислит большинство толстеющих моделей, какие только были в сети. Их реально немного.

— Ах, какой проект по социологии тут можно было бы сделать! — заметила Шаннон, глаза ее заблестели.

— Ты не очень-то радуйся. Я тебе расписываю то, что знаю сам, только я не слишком активный член этого сообщества.

— А почему, кстати?

— Потому что тут две стороны. Есть воздыхатели, которые просто шерстят сеть, собирая коллекцию фото толстушек или толстеющих дам. И есть живущие этим, которые или сами раскармливают кого-то, или охотятся на толстушек. Мне не казалось удобным этим заниматься, и я ограничился ролью пассивного наблюдателя.

— Сегодня, когда я ела десерт, а ты смотрел на меня, — заметила Шаннон, — я чувствовала, как ты это делаешь, как ты возбужден, как гладишь мой живот… Нет, ты не хочешь быть просто пассивным наблюдателем.

— Не очень понимаю, о чем ты.

Она склонила голову ему на грудь, словно прислушиваясь к сердцебиению.

— Ты бы хотел, чтобы я поправилась.

— Нет.

— Да. Возможно, не в действительности — но скажи честно, ты представлял себе меня-потолще.

Гарри молчал, произнести этого он не мог.

— Гарри, я хочу нравится тебе, быть для тебя привлекательной. Я хочу понять и почувствовать, что такого привлекательного для тебя в толстушках. — И взглянула ему в глаза. — А ты разве не хочешь воплотить в жизнь свои фантазии, хоть чуточку?

Он смотрел в ее глаза, спокойные и глубокие, чувствуя, что они на распутье. Куда они придут, если он скажет «да»? Придут ли они туда вместе, как пара?

Но все же Гарри проговорил:

— Да. Очень хочу.

После этого разговора Шаннон как с цепи сорвалась и принялась забрасывать его вопросами, словно пыталась узнать все-все-все о том, как набирают вес.

— Прости, крошка, — однажды вынужден был сказать он, — но у меня настоящей практики-то никакой. Одни фантазии.

— Ладно, — кивнула она, дожевывая очень плотный поздний ужин. — Тогда опиши, о чем ты фантазировал.

— Ну… есть несколько актов.

— Актов? — Шаннон продолжала жевать.

— Да. Трудно объяснить. Вроде как пьеса, акт за актом, каждый в свой черед. Когда стройная девушка набирает вес — это одно, когда то же самое делает толстушка — это совсем иначе. В общем, несколько разных актов.

— Оки. Рассказывай.

АКТ ПЕРВЫЙ

— Ну, есть начало. Только для стройных девиц. В тебе сколько там, 50 кило?

— Уже 52.

— В любом случае это немного, даже для твоего роста. Так что если ты наберешь пять кило, на твоей фигурке это уже будет заметно. Прежние шмотки на тебя больше не налезут. Собственно, первый акт — это когда ты вырастаешь из всего старого гардероба. Оставляешь позади былую жизнь и начинаешь новую.

— Что ж, это нетрудно.

И Шаннон полностью переменила образ жизни. Исключив и спортзал, и «пешком на работу» — заменив это такси и валянием на диване. Всю первую неделю главной физической нагрузкой для нее было — кувыркаться в постели с Гарри.

А еще она стала больше есть. Столько, сколько в нее умещалось. Нет, Шаннон не желала лопать все подряд, и просто следовала велениям сердца. Если ей хотелось мороженого — она ела мороженое, в любое время дня и ночи. Если ей хотелось чипсов, потом чего-нибудь из МакДональдса, а на закуску пяток конфет — именно так она и делала.

Долго ждать результатов ей не пришлось. Спортивная подтянутость тела потихоньку уступала место небывалой ранее мягкости. Фигура оставалась самой обычной, ничем не отличающейся от прочих женщин; но через две недели весы Шаннон показали 57.

— Гарри, — позвала она, — ну-как глянь сюда!

Он подошел, увидел весы и крепко поцеловал ее, чувствуя слегка выпирающий от достижений мягкий животик. Огладил ее бедра, все еще стройные, но уже не такие костлявые.

— А одежда? — уточнил он.

— Кое во что еще влезаю, но с трудом. Наверное, надо было начинать с гардероба, который сидит как перчатка. Ну ничего, с такими темпами скоро на мне уже ничего сходиться не будет!

Фраза эта наполнила Гарри вожделением, и он немедленно потащил ее в спальню, представляя себе, как его любимая толстеет как на дрожжах… надолго его с такими фантазиями не хватило, и до вершины они дошли вместе.

Он окружал Шаннон всяческим вниманием и заботой, демонстрируя, что без ума от ее растущей вширь фигуры — что было истинной правдой. На работу он приносил всякие вкусности, постоянно подсовывая ей, пока оба они сражались с цифрами и таблицами. Со своей стороны, она все это съедала.

Миновала еще неделя, и из спальни донесся победный вопль индейского племени делаваров. Гарри заглянул и увидел, как Шаннон пыхтит, пытаясь натянуть джинсы. На полу валялась куча одежды. Она улыбнулась и развернулась, демонстрируя, что джинсы толком не налазят на ее округлившиеся бедра.

— Похоже, первый акт позади!

АКТ ВТОРОЙ

Доев ужин, Шаннон убрала тарелки, достала из холодильника коробку с мороженым и положила себе в вазочку несколько ложек.

— А теперь что? — спросила она.

— Второй акт продолжается несколько дольше. На нем тебе предстоит набрать килограммов двадцать-тридцать. Достаточно, чтобы уже быть никак не стройной и даже не обыкновенной, но и не толстой. Это «точка решения»: если ты достигла ее и тебе не понравилось, еще не поздно дать задний ход. В целом ты станешь «мягонькой», возможно, местами будешь волнительно колыхаться.

Прочно перерасти все штаны из «стройного» гардероба — это для Шаннон стало значимой вехой. Для всех прочих она выглядела самой обычной девицей, но чувствовала себя иной. Появился чуть заметный животик, бедра стали более женственными, а «бюст» в кои-то веки получил отдельное от «верхней части торса» воплощение и блузки теперь выглядели на ней вполне соблазнительно без специально прилагаемых усилий.

Полностью сменив гардероб, Шаннон всецело отдалась набору веса. Раньше она просто ела «все, что нравится» — теперь же постоянно пыталась «слопать побольше», не щадя живота своего. Результат проявился быстро: вскоре и новые шмотки на ней затрещали, а на весах вспыхивали все увеличивающиеся цифры — 60, 65, 70… Теперь в конторе на нее постоянно пялились: все уже были в курсе, что Шаннон и Гарри пара, и шептались по другому поводу — народ бился об заклад, когда же Гарри бросит подружку, у которой сорвало крышу на обжорстве и она растет вширь как на дрожжах. Ха, знали бы они правду!

Именно Гарри включил еду в их постельную гимнастику — сперва кормил ее «до», а потом и «во время». Иные выходные для Шаннон целиком сводились к «лопать до отвала» и «заниматься любовью». Тело ее позитивно отзывалось на приложенные усилия, неизменно округляясь. Фигура обретала выраженно-грушевидные очертания — солидный живот, бедра и задний фасад. «На каком ты месяце?», наверняка спросили бы знакомые, с которыми Шаннон не виделась около года.

А еще ей пришлось по нраву ее новое тело, мягкое и пышное. Шаннон не терпелось поскорее миновать зону «пышности» и просто стать «толстой», она как минимум раз в неделю стояла в гостевой ванной у ростового зеркала и любовалась собственными округлостями, поворачиваясь то вполоборота, то в профиль, щипая себя за все выступающие части и чувствуя с каждым разом все более заметный слой жира, после чего в ней просыпалось глубинная темная страсть, волной отдававшаяся промеж ног. Прежде Шаннон такое и заподозрить в себе не могла — ее возбуждало ее собственное тело!

Как-то, когда она сражалась с очередными штанами, Гарри проскользнул сзади, потерся о ее внушительные ягодицы, огладил зарождающиеся на спине складочки и поцеловал в шею. Шаннон откинулась назад, млея в его объятиях, а он прошептал ей на ухо:

— Похоже, второй акт ты отыграла

АНТРАКТ: ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ

Постельная гимнастика с едой продолжалась своим чередом, менялись лишь задействованные в процессе блюда. Приближались зимние каникулы, и Гарри с Шаннон решили, что пора бы ему представить ее своим родителям, ну и ей соответственно наоборот. Гарри насчет своих предков ни на миг не беспокоился: они конечно не такие легкие на подъем и прогрессивные, как сам Гарри, но отродясь не критиковали кого-то за внешность. Раньше под родительский кров он привозил только стройных подружек, однако сильно сомневался, что без-малого-восьмидесятикилограммовой Шаннон на этом основании будет в гостеприимстве отказано.

А вот сама Шаннон заметно волновалась. Не так, как перед визитом к своим родителям — это они отложили на Рождество, — но все же. На людях ей все еще было немного не по себе насчет новонабранных килограммов. Никто ей и слова не говорил, даже друзья-подруги, однако Шаннон то и дело чувствовала изучающие взгляды на своей раздавшейся талии.

Утром в канун Благодарения она закончила с дорожным багажом и начала одеваться. Достала из шкафа наряд для праздничного ужина и решила примерить его перед зеркалом, пока еще не поздно.

Свитер. Шаннон со смешанными чувствами отметила, что новые бюстгальтеры она уже переросла, лямки врезались в жир, а груди выплескивались из чашек, так что очертания их почти проглядывали под свитером. Перед внутренним взором тут же нарисовалась полная корзина плюшек. Свитер Шаннон был впору — ну, почти, — но если она поднимала руки, из-под подола выкатывался солидный уже живот. Полоской мягкой, гладкой и белой кожи сантиметров на десять. Придется быть поосторожнее с обниманиями.

Теперь брюки. Они-то и беспокоили ее больше всего: ноги, бедра и задний фасад набирали основную часть веса. Шаннон сунула ноги в штанины, дрожа от удовольствия, пока шелковая подкладка терлась о мягкую и нежную внутреннюю часть бедра. Втиснуть в штаны задницу оказалось не так трудно, хотя пришлось немного поерзать — но самое сложное поджидало впереди. Застежка. Крючки, пуговицы и молнии стали для Шаннон постоянным кошмаром — они вечно ломались и расходились под натиском ее растущих и мягких форм. Она вдохнула насколько возможно, стянула раскрытые брюки и застегнула крючок. Живот стремительно выпятился над и под поясом, после чего Шаннон почувствовала себя перетянутым посередине воздушным шариком. Ничего. Штаны выдержат. Должны выдержать.

Дверной косяк скрипнул. Она подняла взгляд — в проеме стоял Гарри и явно наслаждался видом.

— Сколько ты уже весишь? — поинтересовался он.

— Вчера вечером было 80.

Шаннон переоделась в костюм посвободнее, после чего они вызвали такси и отправились на вокзал. А через два часа их встречала семья Гарри — теплые приветствия, и никаких странных взглядов или комментариев в адрес Шаннон. Она сообразила, что для этих людей, которые никогда раньше ее не видели, она всегда была толстушкой. От природы. А раз так, то и обсуждать пышнотелую фигуру Шаннон совершенно незачем. Как странно.

Вечером они ужинали в ресторанчике местного клуба — родители Гарри были его членами. Несмотря на прозрачные намеки Гарри, Шаннон держала свой аппетит в строгих рамках.

Назавтра об этом она и помыслить не могла. Как за завтраком умяла громадную порцию, так весь день и продолжала непрерывно поглощать калории. Брат Гарри с супругой — оба тощие, с миной вечного неодобрения, выглядящие старше своих лет — только подлили масла в костер ее аппетита, ибо постоянно обсуждали «здоровый образ жизни», под каковым разумели веганство и спортзал до упаду. После завтрака Шаннон, вся в тумане от сытости, переползла на кушетку в гостиной и, пока по ящику транслировали парад «Мейси», грызла печенье и плюшки. Перед ужином Гарри отвел ее, разморенную от обжорства, в гостевую и помог переодеться.

Вчера шмотки Шаннон были тесны, сегодня она с трудом в них втиснулась. Жиры так и норовили просочиться сквозь застежку штанов, пока она сражалась с крючком. В итоге на помощь пришел Гарри, и взгляд Шаннон остановился на заметной выпуклости уже у НЕГО в штанах — увы, до ужина оставалось лишь несколько минут, и даже «по-быстрому» они не успевали.

А ужин для любителей сытно покушать получился на ура. Шаннон накладывала себе порцию за порцией, игнорируя вопли протестующего желудка и трещащие по швам брюки. Блюда были роскошными и сытными, приготовленные на цельном масле или на сале, в общем, «традиционная кухня» во всей красе. Такими сытными, что каждый кусочек Шаннон приходилось запивать глотком вина. От выпитого и съеденного она совершенно отключилась; десерт точно был, она помнила, но подробности — увы.

Проснулась она в гостевой комнате. Пузом кверху, в желудке пульсирует. Взгляд на часы — семь утра. Скоро уезжать. Гарри уже встал и что-то читал на лаптопе. Посмотрел на нее, на вздувшийся куполом живот.

— Вчера ты переплюнула все рекорды, — ухмыльнулся он.

Шаннон пошевелилась, застонала и обхватила пузо обеими руками.

— Пожалуй.

— У всех челюсти поотвисали, когда после всего этого обжорства ты ухитрилась слопать целый пирог.

На это она уже ничего не ответила — отключилась и снова задремала, а во сне она ела, ела и ела, и ни капельки не уставала. Через час Шаннон проснулась — с урчанием в желудке и готовая сожрать целого слона.

АКТ ТРЕТИЙ

Они лежали на диване, свернувшись в обнимку. Ящик о чем-то там гудел, а Гарри гладил ее руки.

— Третий акт — это где-то еще двадцать кило. Тогда ты будешь весить вдвое против начального. Самая простая отметка; собственно, дальше не очень и нужно. Есть нечто изначально возбуждающее в женщине, которая стала вдвое больше против привычных своих размеров. Тело твое обретает совершенно иной вид. Собственно, полста кило жира — и все иначе. Пузо выпирает дальше, чем груди, хотя увеличиваются и они. Округляются руки, бедра соприкасаются при ходьбе. Ты будешь толстой, без вариантов. Если ты достигнешь этой отметки, как по мне, этого вполне достаточно.

День Благодарения словно повернул какой-то вентиль в организме Шаннон, она стала расти как на дрожжах. Прежде она набирала вес, так сказать, с ленцой (килограммов двадцать пять за год), но с декабря Шаннон начала лопать, словно одержимая.

Сам прием пищи стал для нее сродни чему-то эротическому, даже на работе это заметили. Начальство то и дело озабоченно спрашивало, все ли в порядке, и нет ли у нее каких-либо изменений по медицинской части, с которыми ему, начальству, стоило бы ознакомиться. Шаннон, посмеявшись, неизменно отвечала отказом.

К рождеству в ней было 86. После рождества они с Гарри взяли отпуск недели на три, но большую часть этого отпуска решили провести дома.

Родители Шаннон окаменели от изумления, когда они с Гарри появились у дверей их апартаментов в Верхнем Ист-Сайде. О да, теперь она была толстой и никак иначе; предки собственным глазам не верили и почти боялись на нее смотреть. Да, конечно, потом они позвонят или напишут и будут долго извиняться, но прямо сейчас изумление и шок взяли верх.

К несчастью для ее желудка и надежд Гарри, праздничную трапезу родители Шаннон подготовили категорически недостаточную. Оба они были стройными, их дочка, их единственное дитя, тоже была стройной — откуда в их дом вторглась эта толстуха?!

Так что Гарри и Шаннон, обменявшись с родителями подарками, сели в метро и нашли в центре китайский ресторанчик «ешь-сколько-влезет», где Шаннон и отвела душу. Глаза ее искрились: еда для нее теперь стала «топливом для разгона». Для жизнедеятельности — само собой, но главным теперь было «жить, чтобы есть», причем побольше.

Трехнедельный отпуск без остатка ушел на еду и секс. Шаннон с головой отдавалась обеим этим страстям и росла вширь. К этому занятию они заранее подготовили пару простеньких «безразмерных» костюмов, чтобы Шаннон не понадобилось лишний раз обновлять гардероб, а сделать это лишь перед самым выходом на работу.

Каждый день отпуска был копией празднества Благодарения. Шаннон просыпалась от вкуснейших ароматов свежеприготовленных блюд, перемещалась на кухню и принималась их поглощать, пока Гарри готовил все новые и новые порции. Теперь он уже не скрывал своих «предпочтений» и периодически будил Шаннон посреди ночи, чтобы скормить ей горсточку вкусностей, параллельно лаская ее щелочку пальцем или используя ее любимый вибратор. Последнюю неделю такой была уже каждая ночь, и каждое утро дарило ему все более и более роскошные формы его прекрасной возлюбленной.

Наконец, наступил последний день отпуска — день, который они заранее решили использовать для «возвращения обратно в реальный мир».

Зазвонил будильник. Шаннон перекатилась отключить адскую машинку. В голове шумело, словно вечером она изрядно поддала. В желудке урчало — настоятельное требование подняться и найти чего-нибудь съедомное. Спорить с этим желанием Шаннон не стала, вылезла из кровати и встала. Простое действие оказалось несколько сложнее, чем ей помнилось. Потом она зашаркала в гостевую ванную, посмотрела в зеркало — и не сразу узнала отразившуюся в нем женщину. Только потом поняла, что это же она сама! Только растолстевшая. Пузо уступило натиску силы притяжения и свисало, хотя пока еще недостаточно, чтобы полностью скрыть расщелину. Массивные складки боков, широкие бедра и, — она повернулась вполоборота, — столь же отяжелевший задний фасад. Пухлые пальцы Шаннон погрузились в жиры бедер, ягодиц, пуза.

— Вот это да, — прошептала она.

Лицо округлилось, начал расти второй подбородок. Складки на руках. Бедра соприкасались почти до колен. Вперевалку подошла к весам. На экране высветилось: 104.

— Ух ты! — выдохнул стоящий позади Гарри. Она быстро развернулась — только теперь это скорее походило на плавный разворот. — И сколько?

— 104, — повторила она, сама не веря.

— Теперь ты вдвое толще той женщины, какой была, когда мы начинали.

— Знаю, — отозвалась Шаннон и еще раз оглядела свою разбухшую фигуру. — Ты по-прежнему считаешь меня привлекательной?

Волчья ухмылка.

— Возвращайся в постель, я тебе это на практике докажу.

АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ

— Сто с хвостиком — порог. Так я решил, когда только-только понял, что мне нравятся толстушки, и начал шерстить сеть. Тогда я решил, что женщины «где-то в районе ста» — это мое. Все, что больше, казалось дичью, безумием. Сперва. А дальше то ли попривык, то ли расслабился, но потихоньку начал читать про женщин потолще и рассматривать их фото. Заметно потолще. И вот уже сто тридцать-сто сорок перестало казаться чем-то немыслимым. А дальше и сто шестьдесят-сто восемьдесят. Ну а там и двести не за горами. В общем, «сто с хвостиком» для меня стало не возможным максимумом, а именно порогом, одни там и останавливаются, а другие идут дальше.

Так вот, о «дальше». Чтобы заметить разницу, «хвостика» в пять-десять кило уже недостаточно, надо гораздо больше. Килограммов тридцать, сорок, где-то так. Твой живот начинает свисать, возможно, разделяясь надвое. Задний фасад торчит на манер полки, а «руки по швам» можно держать только с большими усилиями. Дыхания тебе надолго не хватает, и по всем медицинским показателям у тебя «ожирение в серьезной стадии».

Шаннон медленно двигалась вперевалку, сопровождаемая вытаращенными глазами всей конторы. Новая фигура задрапирована в новые шмотки — скрытности ради, но и по необходимости тоже. Гарри заметил, что в просторной одежде она выглядит еще толще; Шаннон вынуждена была это признать. Пока она пробиралась через весь этаж к их кабинету, ее отвыкшие от ходьбы ноги уже начали побаливать.

Плюхнулась на стул, автоматически потянулась за конфетами, запихнула одну в рот и заметила:

— Знаешь, наверное, пора притормозить.

Гарри ответил, не отрываясь от экрана:

— Как скажешь, родная. Мое мнение ты знаешь: ты великолепна уже сейчас, и нам совсем не нужно срываться с нарезки.

— Вот и я так полагаю.

Несколько часов Шаннон работала, игнорируя непрестанные терзания желудка, и распаковала пакет с едой лишь дождавшись обеденного перерыва. Гарри присоединился к ней, и через полчаса оба уже вовсю перешучивались о том о сем.

Закончился январь, но до весны, судя по поведению сурков, оставалось еще недель шесть. Шаннон этому порадовалась: пока она еще не решалась выставлять напоказ свои зимние достижения. Аппетит она решительно умерила, и соответственно перестала расти как на дрожжах, как после дня Благодарения; впрочем, это не значит «перестала расти вообще» — судя по весам, вес ее продолжал потихоньку расти.

В день св.Валентина Шаннон вернулась с работы усталой. Она всерьез начинала задумываться о том, чтобы уйти из конторы и стать независимым консультантом, но не знала, что на это скажет Гарри. Его-то уже повысили на две ступени, с таким послужным списком он заслуживал собственного кабинета, если не отдельного подразделения — но пока она остается рядовым сотрудником, он из общих «кубиков» не уйдет.

Впрочем, в апартаментах все мысли о работе пропали сами собой. Гарри ушел с работы чуть раньше нее, а в дверях появился через несколько минут позже, весь навьюченный пакетами со съестным.

— С праздником, красотка, — улыбнулся он, погладил ее по пузу и жестом велел сесть на диван и потихоньку подкрепиться, пока готовится праздничный пир.

Крекеры с сыром, за ними китайская снедь и пицца, а на десерт громадный кусок творожника. Шаннон с трудом, но справилась со всем этим, а Гарри ласкал ее раздувающееся пузо. Обессиленная, она откинулась на спинку дивана, вся раскрасневшаяся от натуги и разбухшая как перекачанная автокамера. Гарри помог ей встать и отвел в спальню, где она плюхнулась на кровать, пытаясь отдышаться — но не успела, потому что под его руками вскоре взлетела на вершины наслаждения.

Потом они просто лежали рядом. Его руки обвивали ее живот и бедра. Шаннон было спокойно и уютно. Она любила Гарри, он любил ее, она чувствовала себя роскошной и привлекательной, а он словом и делом неустанно доказывал ей свое восхищение ею.

Три года назад она начала толстеть. Ей вспомнился первый их разговор насчет «пьесы в нескольких актах». Уже засыпая, она пробормотала:

— Гарри, помнишь, как я начала толстеть?

— Угу.

— Ты сказал, сто с хвостиком — это порог, до которого ты хочешь меня довести.

— Угу.

— А хвостик-то не уменьшается.

Вместо ответа он ласково погладил ее обширные мягкие бедра. Счастливая и толстая Шаннон заснула.

На выходных они с Гарри всерьез обсудили перспективы. Она решила оставить контору и стать бизнес-консультантом «на дому», так у нее будет больше времени на всякие бытовые мелочи, ну а Гарри с чистой совестью сможет пойти на повышение. Шаннон не сказала, что у нее есть и иная причина работать на дому: очень уж ее смущали взгляды сотрудников, знавших ее в прежние, стройные времена.

Уйти из конторы — это вполне себе вариант. Все, с кем они познакомились за последние три года, а особенно за последние месяцы, считали, что Шаннон всегда была толстой, и особо ее габаритам не удивлялись. Самой ей все еще было странно, что ее кто-то может полагать изначально толстой — ее, которая когда-то весила сорок с небольшим, кожа да кости и груди с размером, близким к нулю.

Теперь ее массивное колышущееся пузо на боках переходило в солидные складки, опоясывающие ее «талию» и переходящие в жиры спины. Большие и тяжелые груди давно уступили земному притяжению и, когда она сидела, возлежали на верхней части пуза. Бедра соприкасались, терлись друг о друга и даже в самые лютые холода оставались горячими. Одежда мешала, всегда и везде, особенно если она садилась или быстро двигалась; Шаннон чувствовала себя как в смирительной рубашке, и только дома, когда она переодевалась в нечто свободное и на несколько размеров больше, дело налаживалось.

Гарри она всего не рассказала, но именно это держала на уме, пока он размышлял насчет перспектив. Долго Гарри не раздумывал — почти сразу согласился, что да, конечно, им обоим будет проще, если Шаннон начнет работать на дому, и пообещал помогать ей с клиентурой.

— Ты тут на неделе упомянула насчет «порога».

Шаннон улыбнулась.

— Я не собиралась на тебя давить. Просто размышляла вслух.

— Нет, ты все правильно сделала. Первой нашей заботой должно быть твое здоровье, и как по мне, ты великолепная и сногсшибательная именно такой, какая ты сейчас.

— А тебе не любопытно посмотреть, сколько это «сейчас» в цифрах?

Вместо ответа он метнулся в ванную за весами. Она встала на весы, подобрала груди и живот и с трудом увидела на весах красное: 120.

— Ого! — выдохнула Шаннон, а Гарри обнял ее сзади и поцеловал в шею, лаская многочисленные мягкие выпуклости.

Худеть Шаннон даже и не думала, но честно постаралась хотя бы перестать толстеть дальше. Однако расставшись к конторой и выстраивая себе новый график работы, она продолжала потихоньку лопать всякие вкусности, плюс позволяла Гарри все так же раскармливать себя — не каждый день, но все-таки. Через несколько месяцев столь расслабленного существования Шаннон почувстовала, что гардероб на ней снова не сходится, вплоть до того, что она уже не могла влезть почти ни во что купленное зимой. Плюнув на это, она потихоньку докупала шмотки необходимого размера, перерастая очередную. Слишком много сил уходило на работу, всю себя Шаннон бросила на консультации по телефону и электронке и охоту за клиентами. Время от времени она выбиралась на деловую встречу, совмещенную с обедом; и когда она появлялась в ресторанчике и представлялась, первые пару секунд вид у клиентов был ну оочень удивленный.

Так она и жила, отрицая очевидное — то бишь знала, что вес ее растет, но отказывалась признавать, что жуткая цифра в сто тридцать кило — для нее уже очень даже близкий, а возможно, и пройденный этап.

Пару лет спустя Шаннон наконец набралась храбрости и взглянула правде в глаза. Было чуть за полдень, с самого утра она только и делала, что отвечала на почту и параллельно жевала всякую всячину. Вылезла из кресла, налила себе еще лимонада и на обратном пути, проходя мимо гостевой ванной, уголком глаза поймала свое отражение в ростовом зеркале. Вдруг стало любопытно: а насколько же я поправилась.

Гостевая ванная у них в апартаментах была крошечной, Шаннон со своим пузом туда уже с трудом протискивалась, а потому последний год и не заглядывала, довольствуясь для прически и макияжа небольшим зеркалом в главной ванной. Но сейчас любопытство взяло верх, и она встала перед ростовым зеркалом, оценивая собственное отражение.

Лицо у нее округлилось еще сильнее, двойной подбородок теперь виден был с любого ракурса — но пропорции всей прочей тушки просто поразили Шаннон. Бюстгальтер трещал под напором разбухших грудей, а прямо под ними выпирало массивное пузо, причем складка где-то в районе бывшей талии намекала, что вскоре живот окончательно разделится надвое. Раздавшиеся вширь бока постоянно выпирали даже из сшитых на заказ брюк. Где-то внизу между складками тяжелых бедер и свисающего пуза проглядывал крошечный голубой треугольник — все прочие части трусиков окончательно потерялись в складках жира. Кожа была бледной как молоко, Шаннон даже припомнить не могла, когда в последний раз появлялась на пляже или хотя бы в солярии.

Да, прошло почти два года с тех пор, как она влезала на весы, и за все это время она как-то даже и не видела толком себя всю. Теперь увидела. Сперва поразилась, а потом ей даже понравилось увиденное. Раньше Шаннон была толстой в обычном смысле этого слова, теперь же — несомненно, величественно и монументально толстой. Отрицать очевидное было глупо: нынешние пропорции тушки кое-чего требовали от Шаннон — к примеру, одежду «на заказ», побольше пожрать, особые позиции для постельных упражнений и поменьше изнуряющей физической активности.

Сколько же я теперь вешу? — подумала Шаннон. Так навскидку она и догадаться не могла, но ей вдруг захотелось это узнать. Нестерпимо, до дрожи. Медленно и осторожно она наклонилась, но обильное пузо, упираясь в бедра, мешало нагнуться дальше. Тогда она не менее осторожно согнула колени и села на пол, массивные ягодицы послужили более чем достойной заменой подушке. Из этой позиции она сумела дотянуться до нижней полки шкафчика под раковиной и вытащить оттуда весы. От натуги Шаннон вся вспотела, а между ног она чувствовала влагу несколько иной природы.

Поставив весы на пол, она так же медленно поднялась, чувствуя, как от усилий ходят ходуном все ее многочисленные жиры, от бедер до плеч. Я толстая. Очень, очень толстая, неопровержимо толстая. Шаннон наклонилась, пытаясь увидеть собственные ноги, но массивное пузо мешало и этому. Я такая толстая, что даже не могу посмотреть, сколько вешу!

В приступе решительности Шаннон выбралась из гостевой ванной, вперевалку дотопала до спальни, взяла на тумбочке ручное зеркальце и двинулась обратно, пыхтя от усилий и возбуждения. Она снова влезла на весы и с помощью зеркальца наконец увидела, что высвечивается на экране.

154.

АКТ ПЯТЫЙ

— Отсюда возврата уже нет. 180 и далее — с таким весом у тебя уже будут трудности с перемещением, и не только пешком. Жиры станут для тебя клеткой, ограничивая твои возможности. Ты будешь выделяться в любой толпе. В третьем-четвертом акте таких, как ты, вокруг хватало, но здесь ты даже среди толстушек становишься членом клуба избранных.

Шаннон сидела у компьютера и прикидывала, что бы такое скушать на обед. Готовых блюд на кухне хватало — спасибо Гарри, который пробудил в себе дремлющие кулинарные таланты. Ей только и оставалось, что добраться до кухни.

Собственно, в этом и состояла основная сложность. С каждым днем недолгий путь от кабинета до кухни становился все труднее. Шаннон опустила взгляд и в очередной раз поразилась, что ВСЕ это — ЕЕ, что все это — она. Эти невероятного объема груди, распирающие футболку так, что она больше напоминала спортивный топик. Это громадное пузо, полностью заполняющее ее обширные коленки — причем фактически два пуза, охватывающие ее двойным спасательным поясом, верхний валик жира служил твердой опорой грудям, а нижний собственно на бедрах и покоился, причем делал это даже когда Шаннон находилась в вертикальном положении.

Кресло давно избавилось от подлокотников, в противном случае все ее многочисленные жиры всякий раз в этих подлокотниках застревали. Само кресло пришлось переделать, усилив конструкцию под тяжесть Шаннон, и мысль об этом временами ее завораживала.

Шесть лет назад она начала толстеть. Сейчас этот процесс шел медленнее, но не прекратился. Временами — как правило, после обжорства в особо крупных размерах, расправившись в один присест с примерно недельным рационом Швабры Шаннон, — разум ее прояснялся и она задавала себе вопрос: а будет ли этому вообще конец. Гарри однажды сказал, что «сто с хвостиком»-килограммовая Шаннон его более чем устраивает. Но она продолжала расти вширь, а он только радовался подобному повороту событий. Сейчас в ней было уже за сто восемьдесят, и похоже, Гарри желал большего.

Разумеется, все это случилось не внезапно. Свой путь Шаннон прошла шаг за шагом, сознавая, как растут ее габариты. Она чувствовала свои объемы, всю себя, растущую вширь, перерастающую один набор гардероба за другим. Она потихоньку привыкла к этому, привыкла перемещать отяжелевшие и все менее послушные ноги, пробиваясь сквозь толпу или торговые ряды. И только просматривая собственные старые фотоальбомы или встречая прежних друзей, она удивлялась — удивлялась тому, какой когда-то была, удивлялась возникающим в их глазах потрясением «эк тебя расперло». Себе нынешней Шаннон удивляться не могла.

Потому что, честно говоря, ее внутреннее «я», ее восприятие самой себя изменилось за эти годы не меньше, чем ее тело. Ей незачем было представлять себе женщину своих нынешних габаритов — она просто думала о себе «я толстая» и никак иначе. Порой она задавала себе вопрос — а у других толстушек тоже так, они тоже видят себя в роли «толстуха, которая слишком много ест, которой везде и во всем тесно и которой трудно перемещаться», или же этим взглядом она обязана фантазиям Гарри? А если так, то его это фантазии — или и ее тоже?

Такие нелегкие думы одолевали ее перед «первым обедом», так они с Гарри в шутку именовали третью ее дневную трапезу. Как бы то ни было, а пора подкрепиться. Она черкнула себе мысленную заметку — напомнить Гарри, чтобы поставил ей у стола холодильник. С тех пор, как Шаннон перешла в частные консультанты, она просиживала за столом в кабинете все больше и больше времени. Впрочем, возможно, в кресле ее удерживал выросший за это время вес; старая дилемма «курица или яйцо», о которой Шаннон старалась не слишком задумываться.

Ухватившись за перила рядом с креслом, Шаннон приготовилась к переходу в вертикальное положение. Качнулась вперед-назад, поймала ритм и поднялась, второй рукой опираясь на усыпанную крошками столешницу. Обе складки ее пуза при этом скользнули вперед и вниз, свисая почти до колен. Шаннон была к этому готова и заранее расставила ноги, чтобы сохранить равновесие. Ноги у нее все равно были постоянно раздвинуты — учитывая, насколько раздались вширь ее бедра за последние полсотни кило, естественным порядком они соприкасались от самой расщелины и до колен. Чтобы между ними возникло хоть сколько-нибудь свободного пространства, Шаннон приходилось изрядно потрудиться, а потому это она делала лишь в ванне и в постели.

Встав на ноги, она медленно начала разворачиваться на месте, все еще держась за перила. Двигаться, прежде чем весь корпус повернется в нужном направлении, Шаннон не рисковала. Наконец, сориентировавшись по кухонной двери, она отправилась в невероятно долгий путь. Шаркнуть ногой вперед, для равновесия отвести в сторону руку (чувстувуя, как жиры на ней колышутся от запястья до плеча), и, переваливаясь с боку на бок, сделать следующий шаг, а за ним еще один. От многокилограммовой тяжести половицы скрипели даже под толстым ковром. Забавно, подумала Шаннон, а как я выгляжу в ракурсе «от плинтуса»?

До кухни она добралась, запыхавшись и вспотев. Но плюхнуться на стул прямо там было бы ошибочным решением, и Шаннон добралась до холодильника, в котором ждала еда. На полках она добыла нарезку для нескольких бутербродов, упаковку колы (небольшую, на шесть бутылок), пакет чипсов и пакет вафель. Все это она сгрузила на маленькую тележку, «позаимствованную» Гарри в местном супермаркете, и опираясь на тележку как на опору, зашаркала обратно к компьютеру; поручень тележки послужил неуютной и жестковатой опорой для верхнего ее пуза. Добравшись до стола, Шаннон с облегчением опустилась обратно в кресло, и следующие пару часиков механически жевала, пока тележка не опустела. Затем желудок сообщил, что готов ко «второму обеду», и Шаннон вынуждена была собрать силы, снова встать и, опираясь на тележку, добраться до кухни и повторить процесс. Гарри возвращался с работы к шести, так что «обедов» у Шаннон обычно бывало три.

Устав от нудной переписка с клиентами, к прибытию Гарри Шаннон морально отстранялась от работы и «готовилась». Первый раз она сделала это в шутку, но обоим так понравилось, что теперь это стало частью ежедневного расписания. Шаннон вытаскивала из шкафа что-нибудь из шмоток, которые давно и прочно переросла, и натягивала «как получилось», демонстрируя себя перед Гарри; он неизменно приходил в дикий восторг, и нередко подтверждал его, создавая на кухне невероятный ужин, далеко перекрывая предыдущие пять ее трапез, а затем обожравшуюся до отключки Шаннон ждала ночь непрерывных постельных наслаждений. Причем сложности, связанные с громадными объемами ее тушки, Гарри только возбуждали.

На часах было уже пять. Шаннон решила, что на сегодня работы довольно, и пора подготовиться к возвращению любимого. С помощью перил она перешла в вертикальное положение и подождала, пока все ее массивные жиры не перестанут колыхаться. Затем вперевалку зашаркала в спальню, опираясь для равновесия рукой о стену — слишком уж сильно колыхался двускладчатый живот.

Спальня. Шкаф. Она села на кровать, широко раздвинув ноги, и нагнулась стащить спортивные штаны, которые на ее обширных бедрах сидели в облипку как лосины. Извлекая ткань из складок жира, она спустила штаны до колен и медленно поднялась. Вынула из штанов одну ногу, потом другую — вслепую, пузо мешало. Затем стянула футболку через голову, активно елозя плечами, чтобы ткань выпуталась из складок жира на спине и руках. И вот наконец она стояла нагишом, готовая надеть какие-нибудь смешные шмотки, купленные Гарри специально для этой цели.

За последние годы Гарри сделал в страховой компании хорошую карьеру и теперь распоряжался собственным подразделением. Шаннон в конторе уже не работала, но порой появлялась на корпоративах. И даже те сотрудники, кто помнил, как она начала толстеть с самого начала, при всякой новой встрече поражались ее габаритам. Шептались — как так можно, чтобы женщина так быстро растолстела, и при этом была довольна жизнью и собой. Время от времени после этого очередная конторская шпрота пыталась пристроиться к Гарри, полагая, что он никак не может быть доволен подобной коровой в качестве спутницы жизни.

Но те, кого приглашали к ним домой на ужин, знали правду или по крайней мере часть ее. Сегодняшний гость, Майк, был главой проекта у Гарри в группе, они с супругой Венди недавно переехали из-под Фриско и до сих пор не освоились в городе. Гарри взял Майка под крыло и всячески помогал, чему служил и сегодняшний визит — возможно, свести вместе женщин облегчит процесс.

Открыв дверь, Гарри впустил гостей и крикнул с порога:

— Дорогая, у нас гости с работы.

— Сейчас буду, — донеслось из спальни, — только переоденусь во что-нибудь соответствующее.

Пока Шаннон переодевалась, он провел Майка и Венди на кухню, обеспечил напитками и принялся готовить ужин. Сегодня он не слишком экспериментировал — салат и макароны с соусом.

— Так сколько вы с Шаннон уже вместе? — потягивая вино, поинтересовалась Венди. Высокая и стройная до костлявости, изгибы у нее скорее были угловатыми, чем плавными.

— Да уже почти семь лет, — прикинул Гарри.

— И все еще не женаты? Как это она тебя не окольцевала?

— Пока нет. Может, скоро попробуем.

Дверь спальни открылась, в проеме возникла Шаннон, шириной ровно в этот самый проем. Платье ее сильно смахивало на гавайку-переросток, просторное и бесформенное — впрочем, форм у Шаннон вполне хватало своих собственных, они заполняли все платье и едва не выплескивались наружу. Ткань была так натянута, что Гарри мог бы указать, где у Шаннон пупок, не будь он погребен в складке между верхним и нижним животами.

Майк и Венди окаменели от изумления. Первым очнулся Майк, широко улыбнулся и шагнул к Шаннон, пожал ей руку и обнял.

— Привет, я Майк, а это моя женушка Венди.

«Женушка», похоже, еще не пришла в себя от неимоверных габаритов Шаннон, однако мысленно взяла себя за шкирку, встряхнула и также подошла поприветствовать хозяйку.

— Рада познакомиться, — ответила Шаннон. — Если не возражаете, я присяду, а то с моим пузом долго не постоишь.

Просочившийся к ней Гарри подхватил ее под руку и подвел к обеденному столу, устроив там, где пузо Шаннон ничто не стесняло.

— Ужин почти готов, — заметил он и жестом предложил гостям присаживаться, а сам начал расставлять посуду. Первой он обслужил Шаннон, плюхнув ей на тарелку четыре половника макарон и добавив пол-ковриги хлеба. Затем занялся Майком и Венди, причем последней выдал удвоенную порцию, заметив, каким взглядом Майк смотрит на Шаннон.

Большая часть их знакомых не понимали, как она могла так себя распустить, да еще и получать от этого такое удовольствие. Даже самые близкие, самые старые друзья либо наблюдали все с самого начала, либо видели фото 52-килограммовой Шаннон — и взять в толк не могли, как она позволила себе утратить такую великолепную, идеальную фигуру.

Однако чем дальше она толстела, перебрав все мыслимые пороги «нормы», тем сильнее любил ее Гарри, сам того изначально не ожидая. И Шаннон, похоже, тоже нравилось быть такой. Он обожал, что не может полностью ее обнять, погружаясь в ее мягкие жиры, наблюдая, как она вся колышется от самых незаметных движений, и с какими усилиями кряхтит, делая то, что всякий другой сделал бы не задумываясь и не заметив.

Гарри смотрел, как она расправляется с большой порцией макарон, с явным наслаждением урча и постанывая, заполняя свой бездонный желудок. Смотрел на это и Майк, причем с явным удовольствием, а взгляд его то и дело перебегал с Шаннон на Венди — и в глазах его при этом плясали искорки. Занятно, подумал Гарри, возможно, они наконец встретили пару себе под стать.

Впрочем, будущее покажет.

ЭПИЛОГ

Вскоре после первого визита Майка и Венди вес Шаннон стабилизировался в районе двухсот. И она, и Гарри решили урезать «обжорные фантазии» до одного дня в году. Все остальные дни она просто ела и жила так, как и положено очень-очень толстой женщине вчетверо толще нормы, но теперь уже не беспокоилась о расходах на новый гардероб, позади остались и страхи «утратить независимость».

С Майком и Венди они вскоре довольно тесно сошлись. Почти каждую неделю пересекались вживую — потому могли засвидетельствовать настигшие эту пару резкие перемены, — и вскоре грянула долгожданная свадьба, где Майк и Венди были в числе званных гостей, а Гарри и Шаннон исполняли роли жениха и невесты. Шаннон просто сияла, пышные округлости растягивали подвенечное платье до прозрачности, массивное двускладчатое пузо колыхалось туда-сюда, а из-под подола выглядывали толстые как бревна ноги. Исходный дизайн платья совершенно не предполагал, что подол будет таким коротким — всему виной широченные бедра и округлое пузо новобрачной, из-за которых подол задрался вверх, обнажая молочно-белые лодыжки и покрытые ямочками колени.

Что до Венди, Майк провел над ней изрядную работу: больше она костлявой не была. До «полной» ей еще было расти и расти, но у Венди теперь появились бедра и грудь, и даже начал округляться животик; вид обычной, слегка «размякшей» женщины, но какое изменение в сравнении с недавней шваброй! За праздничным столом Венди уплетала блюда за обе щеки, и Шаннон подумала: интересно, заметила ли она, что Майк западает на крупногабаритных дам, и если да, то помогает ли он ее устремлениям?

После медового месяца Шаннон позвала Венди в гости «на чай с пирожными» и решила задать этот вопрос напрямую. Венди продолжала поправляться, так что на свадьбе все было явно не случайно: шмотки на ней едва не лопались.

— Спасибо за приглашение, — проговорила Венди, усаживаясь на диван в гостиной.

— Мне просто стало любопытно, как у вас дела. Сама понимаешь — свадьба, а потом медовый месяц, — и мы даже поболтать толком не можем вот уже несколько месяцев

Венди тем временем жевала печенье, благо Шаннон выставила на столик полное блюдо.

— Честно говоря, — призналась она, — я сама кое о чем хотела с тобой поговорить.

— Да? — изобразила удивление Шаннон, хотя сильно подозревала, что предмет разговора ей уже известен.

— Я даже не знаю, как об этом сказать, — Венди сунула в рот следующее печенье. — В смысле, я видела ваш фотоальбом. И твои фотки до того, как вы с Гарри стали парой. Сейчас ты явно другая. Не хуже, нет — но… другая.

— Ты имеешь в виду, что сейчас я куда толще.

— Ну в общем да. Надеюсь, ты не обиделась? Просто вы с Гарри так явно на это запали, что наверное, словом «толстая» тебя не смутить. И выглядишь ты просто здорово...

— Тихо, тихо, — Шаннон положила ладонь на ее все еще тощее колено. — Мы друзья, и на такое я не обижаюсь.

— Знаю, просто… — Венди глубоко вздохнула. — Я хотела спросить тебя: как это ты так растолстела?

Шаннон расхохоталась, запрокинув голову, чувствуя, как ее груди и складки жира на плечах и руках ходят ходуном.

— Хороший аппетит.

— Но как? Почему? С чего все началось?

И Шаннон поведала ей в подробностях — как и почему; расписала, как ее возбуждало — быть толстой, как ей нравилось набирать вес. К концу рассказа поднос с печеньем опустел, а животик Венди под слишком тесной юбкой заметно округлился.

Складывалось все так, словно Венди перехватила эстафету. Она не просто толстела — она росла как на дрожжах, в чем изрядно помогала Шаннон, делясь рецептами, техникой, а то и просто едой. Даже Гарри поражался темпам роста Венди, за несколько кратких лет она не просто располнела, а стала невероятно, невообразимо толстой, переплюнув Шаннон. Словно кто-то присоединил к ней шланг и накачал жидким салом. В отличие от Шаннон, растолстевшая Венди больше напоминала бочку — ее разбухшее пузо на полметра с лишним выпирало перед прочими формами хозяйки.

Подруги нередко прогуливались по району, служа постоянной темой для пересудов у всех прохожих, особенно у тех, кто видел их в начале пути. От этих пересудов обе получали явное наслаждение — им нравилось быть толстыми, нравилось чувствовать свой вес, свои многочисленные складки и жиры, которые, они точно знали, служат также источником неиссякаемого наслаждения для их супругов.

Однажды во время прогулки они увидели другую весьма корпулентную даму, которая вперевалку двигалась по противоположной стороне улицы. Через несколько секунд Шаннон поняла, что знает ее. Это была та самая женщина, на которую когда-то пускал слюнки Гарри, та самая женщина, которая заставила Шаннон и ее мужа осознать свои истинные влечения. Женщина не останавливаясь прошла мимо, однако Шаннон вдруг почувствовала, как глубоко она с ней связана — пусть, возможно, больше они и не встретятся, обычное дело в большом городе. И послала вслед мысленное «спасибо» — не за ее роскошные прелести, а за ту свободу, которую она подарила самой Шаннон.

И еще Шаннон не могла не отметить, что дама, которая тогда казалась ей очень толстой, примерно на полцентнера легче, чем она сама сейчас. И при этой мысли у нее между ног знакомо защекотало.

Что будет дальше — Шаннон не знала. Но была полна решимости это проверить...