Лопаясь по швам
Лопаясь по швам
(Breaking Seams)
Пицца, кола и довольная я. После того, как мой парень скормил мне все эти вкусняшки прямо на рабочем месте (я работаю няней в крошечном частном детском саду). Объевшись, задремала на полу, одетая лишь в блузку и джинсовые шортики, которые под напором моего пуза трещат по швам.
Через сорок пять минут появляется детвора и будит меня. Мелкие обожают играть с моими жирами.
Две коробки из-под пиццы и бутыль из-под колы; они не верят, что все это съела я одна. Потом еще раз ощупали внушительное пузо и поверили.
В общем, обычный рабочий день. После которого всегда хочется есть.
— Мммм… мам, макароны — вкуснятина, — сообщаю я.
— Спасибо, Кристи, только не очень-то налегай. Ты и так раскоровела, не узнать. Сколько ты сейчас весишь?
— 83 или около того. И нечего на меня наседать. — Кладу себе еще макарон с курятиной. Просто прелесть.
— Так вот, ты слишком толстая. Я на 25 лет старше тебя и вешу на 20 кило меньше.
— И что с того? Меня мои формы устраивают. Парней — тоже, по крайней мере некоторых нужных мне. Жизнь прекрасна. — Еще немного макарон.
— Ну-ну, развлекайся. Учти, увижу на весах 90 — сядешь на диету.
— Будь уверена, увидишь. И скоро.
— Верю. И тогда ты у меня будешь сидеть на диете, пока не похудеешь хотя бы до 80.
Угу, конечно. Еще макарон. Ну какая же вкуснятина… ммм… просто праздник живота… Крррак! О нет, это штаны… размера XL… Я-то надеялась, они вечные.
— Ну вот, дообжиралась. Эти штаны в том году на тебе болтались. Сама видишь, как тебя расперло. Все, пошли взвешиваться.
О нет. Маньячка. Даже доесть не даст.
— Осторожнее влезай на весы, не сломай. Хоть на сто грамм больше 90, и ты на диете. Будешь простыни грызть от голода. Так и быть, сделаю тебе поблажку — можешь перед взвешиванием раздеться, все равно не поможет.
Еще издевается. Ну и бес с ней, сама предложила. Поскорей бы со всем этим покончить и вернуться за стол. Снимаю рубашку; мать немедля щипает меня за пышный бок.
— Мам, отстань. Дай на весы влезть.
Сбрасываю лифчик; мои роскошные сиськи четвертого размера почти выплескиваются ей в лицо.
— Фу, что за убожество. Какому мужику такое понравится?
Я-то знаю, какому! А она поднимает мои груди и выпускает их, они с облегчением плюхаются обратно.
Спокойно, Кристи, на весы. Шаг, второй. Весы с ручным управлением, надо подстраивать гирьки, чем мать и занялась. С комментариями.
Сперва поставила 83 — разумеется, я тяжелее. Кто б сомневался.
— Так-так, поросенок, ты кажется соврала. Чую, пахнет диетой.
Медленно передвигает груз. 85. Ну же, останавливайся. 87. 88. Нет, ну пожалуйста, нет! 89. 89.5. Господи, помоги мне. 90. Что? Как, уже? Ну… ладно, и хрен с ней, с этой диетой. Сброшу до 80, а потом уболтаю ее, что уже все, и в два счета наберу все обратно! Да, решено.
— Что ж, Кристи, ты явно перешла черту. Сельдерей любишь?
— С ореховым маслом?
— Размечталась. Погоди-ка, но весы же еще не уравновесились… 92. И куда делась моя малышка Кристи? Два года назад была просто куколка, 52 кило и ни грамма лишнего веса. А теперь передо мной ленивая, разжиревшая 92-килограммовая бегемотиха. Раз уж я за это взялась, давай заодно и измерим твои обхваты. Только сантиметр принесу.
Ну ладно, по крайней мере — я поправилась, и солидно. Цель номер раз достигнута; сперва-то я просто хотела сделать это назло матери. Но сейчас я же просто умру без должной кормежки… и мое любимое пузо, задница и груди, мой парень, который обожает пышек — и моя одежка, которая так завлекательно обтягивает все мои солидные формы, жалобно потрескивая… и тут эта проклятая диета!
— Так, поехали. Бюст… 101, ну ничего себе. Талия… от которой одно название посреди пуза осталось… 105. И на сладкое, бедра… 120. Все, обжора, утром начинается диета. Я иду спать, а ты начинай морально готовиться.
Вот гадство. А ведь я еще не наелась. С тем же успехом могу прямо сейчас этим и заняться — морально готовясь. Потом такой возможности не будет.
Иду на кухню, где застреваю на два часа — отключаюсь прямо за столом. Сметаю остатки макарон, несколько коробок сладких хрустиков, пакет молока, три коробки фруктовых пирожных, пачка вафель, пакет «дорито», пакет «орео», полкоробки шоколадного мороженого...
Она поднимает меня в пять утра — лето, занятий нет. а на работу ей к девяти! Звонко шлепнув ладонью по пузу. Я заснула почти голой, трусики после вчерашнего трещат по швам, а лифчик так и остался лежать у весов.
— Так-так-так, похоже, наш поросеночек вчера развлекался.
На груди и животе — крошки, неопровержимые улики, если бы я и захотела отпираться.
— И ты вдобавок уничтожила все съестное в доме. Вот и прекрасно, больше нечем будет набивать это толстое пузо. К завтраку готова?
И знать не хочу.
— Вот.
Она ставит передо мной тарелку — ломтик поджаренного хлеба, яйцо вкрутую и большой стакан воды.
— Наслаждайся. Ничего основательнее ты сегодня не получешь.
— Мам, на таком рационе даже восьмилетний скелет ноги протянет.
— Но ты-то не восьмилетний скелет? — она еще раз шлепает меня по пузу.
Ррррр. В два укуса приканчиваю «завтрак», надеваю лифчик. Интереса ради взбираюсь на весы. 95. С улыбкой поглаживаю тяжелое пузо и отправляюсь к себе, досыпать.
Через десять минут вламывается мать.
— Никаких спать, ты только что встала. Пора прогуляться. Вот тебе новые шорты и футболка. Чтобы через десять минут была у выхода, или больше до вечера ни крошки еды не получишь. Вперед, толстая.
Мммм. Ладно, одежка мне идет. Шортики лишь немногим скромнее трусиков, а футболка едва прикрывает груди, выставляя напоказ весь мой внушительный живот, которому теперь ничто не мешает колыхаться туда-сюда. И обтянутые шортиками ягодицы так классно покачиваются. Хорошо, прогуляемся, тут подвоху взяться неоткуда...
Три минуты спустя. Я вся взмокла и едва дышу, быстрой рысцой преодолевая квартал за кварталом. Голодный живот жалобно стонет, мотаясь с каждым шагом, бедра и ягодицы сотрясаются, груди подпрыгивают. На меня показывают пальцами; малышня хихикает при виде катящегося мимо колобка; но попадаются и явно заинтересованные взгляды — любителей пышек вокруг больше, чем я полагала, парочка даже начинает на меня фотоохоту и делает несколько снимков. Раньше я засмущалась бы, а сейчас меня распирает от гордости. Возникает желание продемонстрировать всему миру свое пузо — да, я сама его отрастила!
Еще полчаса мучений, и мы наконец возвращаемся домой. Мама подает мне кувшин с холодной водой.
— Выпей. И прими эти диетические капсулы. Но ничего не ешь, а то эффекта не будет. И — в душ, а то ты вся мокрая.
— Хорошо. — А то я сама не знаю.
Капсулы… ладно, черт с ними, урчащий живот НАДО хоть чем-то заполнить. Залпом выдуваю полуторалитровый кувшин, пролив часть на грудь. Желудок не то чтобы удовлетворен, но жаловаться прекращает. Выживу. Жизнью это не назовешь, но я справлюсь. Если за месяц я сброшу десяток кило, она ослабит поводья...
Просыпаюсь через два часа. Полдень. Пустой желудок жалобно стонет. Снова заполняю его водой. Нет, долго мне так не протянуть. Мать ушла, но в доме действительно нет ни крошки съестного, и она поставила мою машину на блокиратор — я никуда не могу добраться, а мой любимый Джефф уехал и его еще неделю не будет… Мы живем на отшибе, семь километров до ближайшей забегаловки, причем там подают только салат, а закусочная посолиднее — еще километров за пять. Я в отчаянии уже решила было, что с голодухи сумею добраться туда даже пешком, лезу в буфет за деньгами — и вместо заначки натыкаюсь на записку: мать предупреждает, что каждые полчаса будет звонить домой и проверять, не смылась ли я куда. Предусмотрительная. Такую систему мне не обойти...
Вечером надзирательница возвращается и мы еще раз гуляем вокруг, причем в весьма быстром темпе. Ужин — крошечный кусок куриной грудки, три хвостика сельдерея, вода и капсулы. От голода не могу заснуть, приходится принять снотворное.
Неделя в таком режиме тянется целую вечность. Весы показывают минус полтора кило — но на самом деле это минус пять как минимум, потому что желудок у меня постоянно залит водой, иначе я не выдержу.
Наконец-то возвращается Джефф. Выдаю ему весь расклад. Нам надо изобрести способ — как он может подбросить мне чего-нибудь съестного. Дом под охраной, с камерыми видеонаблюдения, он даже не может незаметно подойти!
— Даже не знаю, что тут сделаешь. Но мне больно видеть, как ты таешь.
— Послушай, что говорит мой бедный животик: ЖРАТЬ ХОЧУ! — хнычу я. — Ты же умный, что я могу сделать, чтобы как следует поесть? Умираю от голода!
— Любимая, попробуем… слушай, а что, если я завтра свожу тебя в центр?
— Мам! Можно мы с Джеффом завтра проедем по магазинам? Он не меньше тебя хочет, чтобы я похудела, и не позволит мне ни крошки съестного.
— Что ж, отправляйтесь. Но только на два часа, и чтобы не опаздывать. И предупреждаю — вернешься, проверю самым строжайшим образом. Если учую хоть тень запаха съестного, или у тебя желудок не будет урчать как до отъезда, или талия будет хоть на сантиметр больше — ты у меня ближайший год проведешь как в камере строгого режима.
— … Джефф, договорились, только есть мне нельзя. Мать у меня хитрая, наверняка найдет способ уличить. Разве что колой утешусь. Нужен другой план. Вечером усиленно думаем, завтра позвонишь — обменяемся вариантами. «Пробежку» я заканчиваю где-то после одиннадцати.
— А вообще ты так эти свои пробежки описывала — видок у тебя должен быть классный. Как бы мне это самому глянуть?
— Видок классный, угу, но все прелести прямо на глазах сдуваются. Если хочешь глянуть — пристрой машину за квартал до нашего дома, тогда увидишь, когда я выхожу, а там или проезжай за нами, или сам пробегись, только чтобы мать не засекла — или больше она меня к тебе не подпустит.
— Буду ждать, красотка!
И ждет. Оставил машину на поперечной улице в паре кварталов, а сам вышел прогуляться и наблюдает за мной в бинокль. Чтобы мать не заметила, даже не поворачиваюсь в его сторону, но время от времени поправляю футболку и подмигиваю.
После прогулки я отправляюсь в душ. Вскоре Джефф звонит в дверь и забирает меня. Мать еще раз предупреждает, чтобы я ничего не смела брать в рот. Ну, есть я действительно ничего не ем, но выдуваю примерно три литра колы, да еще пару мороженых коктейлей; Джефф тем временем гладит мое печально сократившееся пузо. Ломаем голову, как обойти систему. Вариант рисуется не стопроцентный, но лучшего нет. Прикупив в хозяйственном жильного провода, едем обратно.
Мать проверяет меня полному досмотру. Даже где-то откопала гастроскопический УЗИ-монитор, проверяя содержимое желудка. Хвала небесам, какая именно там жидкость, вода или что другое, распознать невозможно. Провода я прячу в крошечном чулане за шкафом — полтора на полтора на полтора, кинув туда же пару зимних одеял.
Когда мать отбывает на работу, Джефф перелезает через соседскую огорожу и забирается на наш участок. Влезает в мое окно: днем сигнализация выключена. Все-таки он гений. Час работы, и Джефф обводит вокруг пальца камеру наблюдения, поставив на непрерывное воспроизведение записанные ею последние сутки. Ставит переключатели на «дождь» и «бурю» — таких записей пока у нас нет, придется мне эти дни перетерпеть… но потом появятся и они, и мы повторим операцию. Теперь камеры можно не опасаться.
Я влезаю на весы, Джефф вертится вокруг с сантиметром. 90 килограммов, 100-100-120. Цифры конечно круглые, но было-то куда больше… ладно, наверстаю.
С победным видом Джефф уезжает за провизией. 25 баксов — это целая груда снеди. Еще он приготовил сумку-холодильник и два больших пакета со льдом, чтобы снедь не распространяла ароматы на весь дом. Все это также устроилось в кладовке.
— Джефф, ты бог, и я не шучу.
— Договорились, а ты моя богиня. А богиню нельзя морить голодом. Так, я устроюсь там же в чулане, пока есть лед — слишком жарко не будет, и буду потихоньку приоткрыват дверь, когда понадобися кислород. У меня с собой есть настенный фонарик, так что можно и почитать — есть какие-нибудь интересные журналы?
— Есть вот этот, — выдаю ему дневник своего веса «с самого начала», то бишь с прошлого года. Фото, вес, объемы — полная хроника от и до. В прошлом году я весила всего 57, но уже приняла решение, что мне суждено быть толстой, и начала вести этот дневник.
Покушать-то я всегда любила, но бешеный обмен веществ растущего организма все это перерабатывал в нуль. Но потом родители развелись, я на нервах начала есть еще больше, и вот одежда стала потихоньку становиться тесной, а на животе появилась крошечная складочка. Джефф с самого начала пялился на нее. Диета мне надоела на второй день, а когда мы с Джеффом сошлись поплотнее, я плюнула на все и ела сколько влезет. Правда, объедаться целенаправлено начала лишь около 70 кило, восемь месяцев назад. Мать считала, что это я все еще от нервов, тоскую по отцу — но я наслаждалась жизнью и толстела, потому что хотела этого.
В общем, у Джеффа в руках оказалось часа на три интереснейшего чтива — он упивался, еще раз переживая, как мои формы становятся все пышнее, возникают новые складочки, тело растет вшить и становится все мягче, все более округлым и соблазнительным...
Мать идет спать в половине десятого — наверняка со снотворным, как всегда. Для уверенности я жду еще час и лишь потом открываю чулан. Мой милый как раз дошел до 90-килограммовых страниц и явно упивается чтивом.
— Ладно, вылезай, а то я с голоду помру. Только тихо!
— Слушаю и повинуюсь.
Холодильник он оставил внутри, достав оттуда пакет бургеров. Пять штук. Я сижу спиной к кровати, удобно опираясь на гору подушек; изголодавшийся желудок жадно урчит, готовясь принять заслуженную добычу. Тесная белая футболка обтягивает мягкие бока, четко указывая, где бюстгальтер впивается в тело. Джинсы, которые я раньше с трудом застегивала под пузом, теперь вполне нормально сходятся на талии.
Джефф водит разогретым бургером у меня перед носом; я закрываю глаза и потираю голодно урчащий живот. Внезапный рывок, и он едва успевает отдернуть руку, а я приканчиваю добытый бургер в два укуса. Большой, с сыром. Мммм!.. Та же участь постигает два последующих. Четвертый живет чуть дольше, четыре укуса. Последний съедаю так, как едят все, укусов за семь. Вкусно — слов нет! Вот так бы ела и ела… Я забыла вкус настоящей еды.
— Джефф, никогда, никогда не позволяй мне проголодаться снова! Я же вся на нервах была.
— Не волнуйся, голодающая, там еще есть. У тебя же еще место осталось?
— Немного осталось. От этих диет мой желудок съежился и больше не может вместить столько, сколько раньше. Ты не поверишь, сколько я ухитрилась умять в последний вечер, пока это все не завертелось!
— Зато могу пофантазировать. Пиццу будешь?
— Мммм… — улыбаюсь я, киваю и поглаживаю пузо, которое больше не урчит.
— Тогда у меня есть для тебя сюрприз.
Достает из-за спины мясную пиццу — большую, 12 ломтей! — и принимается потихоньку скармливать жадной мне. Я наслаждаюсь каждым кусочком, упиваясь роскошным вкусом, о котором мечтала последние две недели. Восемь ломтей, и место в желудке, кажется, закончилось. Пузо распирает джинсы, но пуговица не сдавется, даже утонув в двух выпяченных складках мягкой плоти. Джефф скармливает мне еще ломтик. Я жую и чувствую себя королевой, голодной королевой, о которой заботится верный слуга.
— Ммм… да! Вкуснотища… Еще, еще, корми меня еще!..
Он повинуется. Я уничтожаю последние три ломтя. Пуговица окончательно скрывается под складками воспрявшего пуза. Джинсы, однако, держат — они крепкие и просто так не треснут, им уже приходилось выдерживать напор моего обожравшегося пуза. Так что я просто расстегиваю их — пришлось поднапрячься, — и высвобожденное пузо выплескивается мне на бедра.
— Охх, как хорошо! Глянь на мой животик, со всеми этими диетами он еще не забыл, что такое истинная красота! Ненавижу диету. Места совсем не осталось. Но желудок надо растянуть, так что корми меня дальше!
Он приносит двухлитровую бутыль колы и протягивает мне. Эту я держу сама. глоток за глотком, и высасываю полностью. Пузо мое раздувается все сильнее, футболка задирается все выше, к груди.
Когда кола заканчивается, Джефф гладит мой живот, а я избавляюсь от категорически тесной футболки. Я лежу, длинные черные волосы разметались по плечам и груди, распирающей крепкий бюстгальтер.
— Больше не могу. Совсем. Никак. Ты только попробуй, пузо как камень.
— Надо, крошка, надо. Еще немного, чтобы завтра ты смогла осилить чуточку больше.
Поднимается и приносит последнее, что осталось в холодильнике — громадный стакан молочного коктейля. С мятой и шоколадом. Вкусно — слов нет! Даже обожравшись до полуотключки, выпиваю его с удовольствием, и с каждым глотком мое пузо раздувается все больше.
Потом с помощью Джеффа стягиваю джинсы. Пузо вздымается над голыми бедрами, трусики скрыты в обширных складках. Джефф еще час гладит мой на славу потрудившийся живот, а потом я засыпаю.
Утро. Джефф исчез.
— Проснись и пой, брюхатая. Сегодня ты еще немного похудеешь, — это моя надзирательница вместо приветствия.
— Я пять кило сбросила, мам! — изображаю жуткую радость.
— Вот и хорошо, осталось всего двадцать пять. Ты еще толстая, но начало положено. Кстати, ночью я слышала какие-то звуки, шаги — что это было, а?
— Ну… я решила, что я все-таки толстая, проснулась и немного занялась аэробикой. — Ложь слетает с языка без всяких запинок.
— О, берешься за ум — это прекрасно, скоро ты снова станешь хорошенькая и стройная, и сама больше на жратву лишний раз не взглянешь.
Улыбаюсь.
— И еще один вопрос, Кристи — что-то твое пузо больше не урчит, ты случаем нигде не урвала кусок контрабандной снеди?
— Нет-нет! Да откуда же, и зачем? С чего мне вдруг снова хотеть растолстеть? А насчет пуза — я тут кое-что почитала, наверное, у меня обмен веществ притормозил, потому что я голодаю, поэтому и нет такого сильного желания поесть. Так что никакого возврата к старым дурным привычкам.
Ха! Сама не верю, что Джефф сумел все это великолепие провернуть и ни крошки не оставил! Он просто чудо. Какой праздник живота, ммм… — улыбаюсь я, возвращаясь в спальню. Открываю шкаф… это что? Господи! Он оставил на полке пакет пончиков! Милый, милый Джефф, как же я две недели без этого существовала!..
Еще неделя. Спортивная ходьба продолжается, мать отмеряет калории на аптекарских весах, но Джефф успешно подкармливает меня по ночам, так что фигура держится. Вес ползет обратно к 90. Замечаю, что живот все чаще начинает требовать еды; ничего, Джефф каждый раз оставляет чуточку больше мне на дневные перекусы. А мама все еще ничего не знает.
— Джефф, что-то я сегодня проголодалась, принеси побольше.
… Что ни день, в желудке умещается все больше снеди. Кажется, пора вписывать в журнал новую главу — 95! Ого! Грудь 105, талия 108, бедра 133...
Никогда матери меня не поймать! Горжусь Джеффом, собой, своим видом. Ем, ем, ем, воображая себя еще толще и требую — еще, еще, еще!..
96. 98. 99. 101.
Толстею буквально на глазах. Обожаю вертеться перед зеркалом в своей «униформе». Тесные шорты напоминают обрезанные лосины, а футболка — спортивный бюстгальтер. Толстое пузо свисает и колышется туда-сюде от малейшего движения, во время ходьбы я всячески демонстрирую его, выпустив сантиметров на десять над шортами. Неустанно заверяю мать, что я в день выдуваю от десяти до пятнадцати литров воды, потому-то пузо и не уменьшается. Она не очень верит, но ни в каких кошмарах и вообразить не может, что я перевалила за 100!
Увы, все на этом свете имеет предел.
— Ну, обжора, ты на диете уже ровно два месяца. Пора взвеситься. Давай посмотрим, что у нас получилось.
— Да ну, мам, зачем. И весы у нас неточные.
— Вполне точные, только что проверила, как в магазине — если и врут, то граммов на пятьдесят, не больше. Пошли.
Мда, а вечером Джефф меня опять откормил до отключки… все, встречайте бегемота.
Снова раздеваюсь до трусов, а вдруг поможет, ну хоть чуточку. Одну ногу на весы. Ну и к черту. Вторую ногу...
Стрелка резво рванулась вверх с позиции «90» и прищемила матери палец. Невеликое, но утешение, ухмыльнулась я.
— Значит, ты еще не опустилась ниже 90. Ну теперь посмотрим… Кристи! Что за! 95, нет, 98, господи-боже, Кристи, 103 килограмма! Что ты с собой сотворила! Посмей только сказать, что там только вода!
Шлепает меня по животу — больно, кстати! я сгибаюсь и потираю ушибленное место.
— Поверить не могу. Прикрой свои отвратительные сиськи и надевай шорты, сейчас у нас по расписанию маленькая прогулка.
Ну вот, опять. Но оно того стоило! Недаром мы с Джеффом так трудились, месяц и три недели — плюс 13 кило!
Что ж, влезаю в свой костюм для совращения любителей спортивной ходьбы, и мы отправляемся на маленькую прогулку. Шесть часов практически без остановки. Домой вваливаюсь на костях, мой бедный обмякший животик жалобно стонет, обессиленно колыхаясь. Ничего, родной, потерпи, ночью тебя обязательно покормят… Глажу оголодавшее пузико, плюхаюсь на плетеную табуретку — и моя внушительная задница оказывается на полу среди обломков! Мать, махнув рукой, уходит к себе; я залпом выдуваю большую кружку воды, наливаю еще одну и иду в спальню. Забираюсь с мобильником в чулан, жую сласти и набираю Джеффа:
— Привет, милый (чавк-чавк-бульк), я вешу уже 103, утром мать обнаружила и мы только что с шестичасовой прогулки.
— Ой, бедная моя. Я приеду в двенадцать, уже с продуктами, а пока перекуси чем-нибудь, что я там оставил.
— Так уж почти не осталось, родной, поторопись. Ты послушай, как мой животик жалуется, и это после литра воды и коробки пончиков!
— Не мучь меня, крошка, мне ведь жизнь не мила, когда вижу тебя страдающей...
Продолжаю толстеть. Мать еще дважды меня взвешивает. 105, потом 111. Изображаю слезы вавилонские, лепечу, что я ведь ну совсем ни крошечки не кушаю, наверное, обмен веществ уже не замедлился, а просто впал в зимнюю спячку, ведь организм ничем не кормят! Мать разочарованно качает головой… Верит или нет?
Костюм для ходьбы трещит по швам. Свисающее пузо прикрывает переднюю часть шортов, складки на боках начинают переливаться через пояс, внушительная задница растягивает ткань до прозрачности, сквозь нее уже каждая ямочка на ягодице видна.
Вид — хоть сейчас на обложку! Груди рвутся наружу из лифчика, в декольте голову спрятать можно, бедра раздались вширь, и при этом остаются гладкими, никакого тебе целлюлита. Но, конечно, главная моя гордость — живот: в обхвате уже 115, грудь — 110, а бедра без малого 145. Недаром, недаром я в один присест сметаю небольшого слона!
С таким аппетитом я довела бы Джеффа до банкротства, но отцу после развода присудили десять штук алиментов в месяц, так что я время от времени ухитряюсь сунуть Джеффу несколько зеленых бумажек, компенсируя его расходы на себя любимую.
Вечером Джефф доставляет целый пир. Два сандвича сантиметров по тридцать, три двухсотграммовых бургера, большая пицца, корзинка жареной картошки и трехлитровая бутыль молока. Надеваю «спортивную» футболочку и старые надежные джинсы, застегнутые под нижней складкой моего роскошного животика. Очень тесно. Принимаюсь за еду. Желудок легко растягиваятся — зря я, что ли, тренировалась последние два с лишним месяца! Сметаю все до крошки, сытое пузо довольно округляется, на том можно бы и закончить — но Джефф подает мне бутыль молока, держать ее все равно негде. Вку-усное, жирное, сытное. Джефф ныряет в чуланчик, проверить, нет ли там еще снеди, а я запрокидываю голову и принимаюсь пить молоко прямо из горлышка.
Я так увлекаюсь процессом, что подошедшую к двери мать даже не замечаю.
Разумеется, я продолжаю увлеченно пить. Молоко вкуснейшее, вот бы еще и бутыль была бездонной… потому как мой желудок готов принять еще и еще. Чувствую, как с каждым глотком приятно тяжелеет живот, ммм...
Где-то на середине бутылки сломавшаяся пуговица выстреливает прочь, а джинсы лопаются по шву. Бедра радостно вырываются в прореху, высвобожденный из джинсового плена живот уютно устраивается сверху. Молоко брызжет мне на щеки, на подбородок, на шею. Холодненькое, приятное — и что еще приятнее, в желудке похоже появилось еще немного местечка!..
Так, но тратить зря молоко совершенно незачем. Удерживаю бутылку одной рукой, а второй приподнимаю и стискиваю обе груди, молоко собирается в ложбинке декольте как в чаше. Мать застыла в дверях и в ужасе на это смотрит, а я все еще ее не вижу.
Наконец бутылка опустела, молоко устроилось у меня в желудке и, частично, в чаше-декольте. Отложив бутыль, прижимаю подбородок к груди и обеими руками приподнимаю массивные сиськи, выпивая сытное молоко из живой чаши. А взгляд мой натыкается на стоящую в дверной проеме мать.
Ну и что тут скажешь? На постели остатки ночного пира, все равно не спрячешь. А я и не хочу прятать, надоели мне эти игры. Пусть смотрит.
Снимаю футболку и остатки джинсов. Встаю с постели и достаю сантиметр. Измеряю «талию». 123. Говорю в пространство:
— Ого, 123, новый рекорд. Надо бы записать.
Точно знаю, что мать это слышит, но веду себя так, словно ее тут нет.
Сажусь, измеряю «талию» в положении сидя.
— Ну ничего себе! 130. Ха, видела бы мама!
Поднимаюсь, достаю с полки небольшие электронные весы, она о них и не знает.
— 110.5. Чем дальше в лес, тем толще партизаны! — хихикаю, слезаю с весов, иду к зеркалу и принимаюсь вертеться перед ним, играя с грудями и животом, виляя задницей и перебирая складки на боках.
А ведь мать все так же стоит у дверей, слова не сказав...
С того первого раза я на нее и не взглянула. Теперь разворачиваюсь к двери и твердо смотрю глаза в глаза.
— Так что скажешь, мама? — Я готова сражаться за свою свободу.
Она бросается ко мне, вся в слезах.
— Я люблю тебя. Правда люблю.
Глажу ее по голове и, поскольку я на полголовы выше, подставляю в качестве подушки свою внушительную грудь.
— Я знаю, что любишь, мам. Ты просто… ну, не хочешь принять меня такой, какая я есть.
— Родная, я же просто пыталась тебе помочь. В твои годы я была точно как ты. Обожала покушать и восхищалась своими формами. Но моя мать силой усадила меня на диету и заставила заниматься спортом. Я похудела и решила, что так гораздо, гораздо лучше. Я же просто пыталась открыть тебе глаза.
— Заставив меня пройти через ад? Мам, с самого начала я начала худеть, но это было уже чересчур. Без еды я не могу.
— Я понимаю. Родная, если уж ты так хочешь — толстей себе на здоровье, но ты будешь и дальше ходить вместе со мной. Сохраняя это самое здоровье.
— Договорились, мам.
— Но признаюсь тебе, Кристи, это действительно что-то невероятное. Перед тем, как похудеть, я ведь сама точно так же объедалась.
— Вот-вот, классно, да? Я недаром тренировала желудок последние месяца три, в него теперь столько входит — сама бы не поверила.
— Что ж, родная, больше я у тебя над душой стоять не буду. Спокойной ночи, и не переедай.
— Мам, ну ты же знаешь, что все равно буду! — фыркаю я.
Хвала господу, Джефф ухитрился незаметно улизнуть...
Последний год обучения — через три недели — я начинаю с внушительного порога: 114 кило. Джефф кормит меня при всяком удобном случае, и прятаться уже не нужно… Продолжаю носить такую же «спортивную» одежку, очень уж я в ней соблазнительно выгляжу. Еще порой заглядываю в качалку, чтобы ноги стали посильнее. Восполнить утраченные там калории оказалось непростой задачей, ну да моему желудку не привыкать, а результат того стоил — передвигаюсь я теперь так же резво, как в прошлом году, когда еще до семидесяти не добралась.
К выпускному балу при помощи Джеффа я переваливаю за 141. Одетая в симпатичную мини-юбку и столь же куцую блузку — то еще зрелище! А потом мы с Джеффом поехали к нему на дачу, где наконец-то воплотили в жизнь ВСЕ наши фантазии.
Теперь мне уже под тридцать. Джефф кормит меня каждый день, но вес как достиг потолка в 170, так там и стабилизировался. У меня по-прежнему почти нет целлюлита, и остался такой же спортивный костюмчик, в котором я регулярно хожу вокруг квартала. Занятие утомительное, но так нужно. Ведь голодной я в итоге не останусь...