Лаура

Лаура
(Laura)

Впервые я увидел ее на вокзале. Длинные темные волосы. Лицо округлое, но с четко очерченными скулами и подбородком. Темные глаза, гордая шея. Зато ниже — пухлые плечи и руки, солидный бюст и талия, которая сохраняет это гордое имя исключительно из-за ширины располагающихся ниже бедер и могучего заднего фасада. Лето, на ней легкая футболка и юбка; но по походке, медленной и чуть вперевалку, даже под просторной юбкой заметно, насколько массивные у нее ляжки. Живот на фоне всего прочего не кажется таким уж большим — он, конечно, заметно округляется между грудью и поясом юбки, но бедра, задний фасад и ляжки его затмевают.
Само собой, мое внимание любителя пышек такое зрелище не привлечь не могло. И еще интереснее стало, когда девица подошла к киоску, где помимо журнала (да не какой-нибудь модной попсы, а вполне неглупого — обожаю умных женщин) купила и пару сникерсов. Один сразу же развернула и с явным удовольствием заточила, минута — и его нет.
Я скорректировал свой маршрут, чтобы повнимательнее разглядеть ее сзади. Тоже было на что посмотреть. Лямки бюстгальтера заметно врезались в упитанную спину, а пониже округлялись два могучих полушария ягодиц, гипнотически покачивающихся при ходьбе туда-сюда, туда-сюда...
Увы, но тут подошел мой поезд и она исчезла с моего горизонта...
… и вот сегодня появилась опять. Сегодня — это полтора года спустя, я сидел в вагоне, и в проходе возникла более чем упитанная, этакий колобочек, молодая женщина. Появилась она сзади и вперевалку прошествовала мимо, что позволило мне полюбоваться ее громадным задним фасадом и тяжелыми бедрами. Настолько тяжелыми, что даже вперевалку передвигаться барышне было трудно, а она вдобавок так раздалась вширь, что боками задевала края сидений. В общем, шагала она небыстро — тем лучше, больше времени осталось на полюбоваться. В конце вагона она вздохнула, развернулась и двинулась обратно; похоже, не нашла подходящего места. Тут-то я увидел ее лицо, и лицо это узнал — та самая, полтора года назад промелькнувшая мимо. Собственно, лицо ее изменилось мало, так, появился намек на второй подбородок, но в сравнении с телесным изобилием ниже шеи все это меркло. Она снова потащилась вдоль вагона; с этого ракурса заметно было, как колышется ее колоссальное пузо, нависающее над поясом штанов.
А потом, к вящему моему удовольствию, она со вздохом облегчение опустилась на сидение прямо напротив меня! И в этот самый момент я окончательно соотнес полустертый в воспоминаниях образ ее-прошлой с нынешней картиной. Господи боже, ну и растолстела же она! Восемнадцать месяцев назад барышня уже была упитанной, но сейчас она просто лопалась по швам. Сидя, она занимала полные полтора места, а массивные ноги, толщиной с древесные стволы, так высоко подпирали ее громадное пузо, что бюст опирался на его верхнюю часть как на поднос, создавая мне полный обзор всех ее роскошных прелестей. Я просто млел от радости. Сколько она набрала с того, прошлого раза — тридцать кило? Сорок? Вполне может и больше...
— Не возражаете, если я тут сяду? — спросила она с некоторым запозданием.
— Нисколько, да и как бы я мог отказать такой прекрасной даме в подобной малости?
Она ухмыльнулась, потом открыла сумку и добыла оттуда бумажный пакет с эмблемой местной пекарни.
— Пора подкрепиться, — объяснила она и запихнула в рот первый из берлинский пончиков. Первый — потому что за ним без перерыва последовали еще четыре; я просто взгляда оторвать не мог от ее губ, вымазанных сахарной пудрой и вареньем! а она прикрыла глаза и, словно загипнотизированная, продолжала жевать пончик за пончиком...
Потом снова нырнула в сумку, добыла большую бутылку лимонада и отхлебнула изрядный глоток. После чего тихо икнула.
— Ой, прошу прощения, — проговорила она. — Нет, надо мне все-таки есть поменьше.
— Ну, — заметил я, — пять пончиков это еще не конец света.
— Да, но на вокзале я уже съела два бургера, порцию картошки и мороженое.
— Ах вот как. И все же, кто сказал, что вам надо есть поменьше?
— Никто, но я так растолстела за последнее время.
Да уж, недостатка уверенности в себе тут и близко нет. Вот так открыто сказать первому встречному «я растолстела»! Или это она забросила пробный шар в мой адрес? Так, но мне срочно надо подобрать ответ, чтобы продолжить столь приятную беседу...
— Однако я бы не сказал, что вы слишком толстая.
— Ну-ну, я прекрасно знаю, что я толстая. А вот насчет СЛИШКОМ — нет, пожалуй пока еще нет. Кроме того, я очень уж люблю покушать, и похудеть все равно не смогу. — И задумчиво заметила в пространство: — Кстати, о покушать...
Тут же из сумки появилась трехсотграммовая плитка шоколада, которую она поломала на кусочки и умяла в три укуса. Разговор наш вынужденно прервался, потому что эту громадную порцию шоколада она снова запила лимонадом, а затем достала из сумки пакет с кексами и принялась поглощать их один за другим. А я завороженно наблюдал, как роскошная красавица без всякого стеснения лопает сласти, от которых неизбежно поправится еще сильнее, и очень скоро.
После кексов была коробка с мармеладом и марципанками, и я не выдержал:
— Похоже, «есть поменьше» так и останется благим намерением, или я неправ?
Она рассмеялась.
— Да уж конечно. Если уж я добираюсь до съестного, то хоть трава не расти. У меня это самое любимое занятие. Но иногда я беспокоюсь, что из-за этого стану слишком толстой.
— А зачем беспокоиться? Вид у вас великолепный.
— Ну да, воплощение земного плодородия, — снова рассмеялась она. — Вид не проблема. Проблема — бытовые мелочи. Становится все труднее подниматься по лестнице и все такое.
— Ну вы же не слишком часто это делаете?
— Если бы это меня ТАК беспокоило, думаете, я бы лопала столько сладкого? Нет-нет, покушать — это в первую очередь! — и она любовно огладила громадное пузо, которое неохотно колыхнулось на упитанных коленках.
Беседа потихоньку шла своим чередом. В итоге я выяснил, что она студентка, зовут ее Лаура, ей 23 года и ей надо пересаживаться на следующий поезд там же, где и мне, причем и поезд тот же самый. При этот она продолжала поглощать конфеты — похоже, в недрах ее сумки работала целая кондитерская фабрика.
Тут я понял, что надо отлучиться в уборную. Держался сколько мог — очень уж разговор приятный, мы на одной волне, и все эти ласкающие взгляд пышности и округлости… Но в конце концов организм сказал, что терпеть дальше не в силах, пришлось извиниться «я сейчас вернусь» и удалиться. Когда я вернулся, Лаура дремала. Закинула одну ногу на сидение и откинулась назад — вероятно, чтобы устроить поудобнее переполненное сладостями пузо. Когда вагон подскакивал на стыках рельсов, все ее тело колыхалось, волна зарождалась в ногах и пробегала дальше, к ее роскошным бедрам и нижней складке пуза; потом, после мгновенного замешательства, возникала вторая волна, вздрагивающая верхняя складка пуза угрожала целостности пояса ее штанов. Затем эстафету подхватывал бюст и пухлые руки. Зрелище завораживало: ниже шеи Лаура словно бы состояла сплошь из жира!
Потом поезд резко затормозил, отчего Лаура проснулась, а бутылка лимонада скатилась с ее сидения и упала на пол. К счастью, бутылка была пластиковой и не разбилась, но когда девушка попыталась наклониться поднять ее, начались сложности. Громадные складки пуза просто не позволяли наклониться так низко, а разбухшие бедра не позволяли раздвинуть ноги так широко, чтобы объемистое пузо прошло между ними. Лаура попросту не могла дотянуться до пола в обход собственных жиров! Наконец я нагнулся, подобрал бутылку и подал ей.
— Спасибо, — выдохнула она, вся раскрасневшаяся от усилий. — Вот, сам видишь (мы уже перешли на «ты», что значит «бытовые мелочи»: даже и наклониться толком не могу, так разожралась. Два удовольствия в жизни: поесть и поспать. Неудивительно, что от этого я толстею еще больше!
И в самом деле, удивительнее другое: чтобы все эти подвиги на обжорной ниве совершила девица каких-то двадцати трех лет!
А поезд как затормозил посреди перегона, так и стоял. По вагону прошел проводник и объявил, что прибытие несколько задерживается. А мы прикинули, что до пересадки на следующий поезд нам осталось всего ничего.
— Плохо, — вздохнула Лаура, — я надеялась, что на станции успею перехватить чего-нибудь вкусненького.
— Ты что, после всех этих сластей еще голодная?! — физиономия у меня, наверное, была уж очень удивленной, потому что девушка ответила с почти виноватым видом:
— Ну вообще-то нет. На самом деле желудок еще почти полный. Но просто после конфет я люблю умять чего-нибудь плотное — колбасы там, или мясца...
Поезд подкатил к станции буквально впритык — еще чуть-чуть, и на пересадку мы опоздали бы. Мы заранее вышли в тамбур и я предложил:
— Давай я рвану вперед и попробую придержать поезд, встретимся прямо там.
Оба мы знали, что Лаура для быстрого передвижения не совсем в той кондиции.
— Ты просто прелесть, ты так обо мне беспокоишься! Одна я бы точно опоздала, я слишком толстая!..
И я что было духу рванул на соседнюю платформу — но двери поезда закрылись прямо у меня перед носом. Черт. Впрочем, с другой стороны, теперь у меня образовалось чуть больше времени пообщаться с Лаурой, ведь нам обоим ждать следующего поезда.
Через некоторое время из перехода возникла Лаура. Я не мог не залюбоваться этой картиной: она, что было сил, переваливалась с боку на бок, а ее массивные бедра терлись друг о друга и неистово колыхались, и то же самое делали складки у нее на боках и разбухшее пузо; чтобы сохранить равновесие, девушка отчаянно размахивала тяжелыми руками. В общем, усилий много, а скорость не так чтобы велика. Увидев меня, Лаура немедленно остановилась, но ее жирам потребовалось еще с минуту, чтобы наконец перестать колыхаться. Класс.
— Что там? — выдохнула она. — Где… поезд?
— Прямо у меня из-под носа уехал, прости.
— Ну и… уффф… что нам… уфф… так, первым делом… подкрепиться! Раз уж потратила… столько сил...
И мы отправились в ближайшую забегаловку. Лаура заказала себе громадную порцию всякой снеди с жареной картошкой и зарылась в тарелку по уши. Словно бы это не она полчаса назад от сытости отключилась и задремала прямо на сидении!
Разговор сам собой прервался, потому что девушка все внимание уделяла бургерам и картошке, без стеснения пыхтя и чавкая, запихивая в рот один кусок за другим. Так что я больше смотрел на нее, а не себе в тарелку.
Наконец, расправившись со своей порцией, Лаура выдохнула.
— О господи… пожалуй, это было чересчур!
— Чересчур для чего?
— Для моего бедного желудка! Я сейчас лопну!
Разбухшее от обжорства пузо выпирает из-под маленького столика, верхняя его складка, распирающая футболку, буквально лежит на столешнице. Нет, дальше я при виде этой ожившей фантазии любителя пышек сдерживаться не мог, я просто должен был спросить.
— Слушай, как так вышло, что ты с таким упоением поедаешь все съестное, до какого успеваешь дотянуться, без оглядки на время и место, и хотя сама далеко уже не худенькая, плюешь на калории?
— О, тут целая история. Уверен, что хочешь послушать?
— Безусловно, мне интересно — я ведь идейный противник всех этих безумных диет!
— Я тоже, как видишь, — рассмеялась она, огладив вздувшееся пузо. — Так, с чего бы начать? В детстве я была упитанным ребенком. Мама была очень-очень толстой, я пошла в нее, ну и на аппетит не жаловалась. Когда после третьего класса перешла в гимназию, весила уже 75 кило. Мама умерла, когда мне было 13, и тут я стала расти как на дрожжах, от горя и одиночества сметала все, что на глаза попадалось. Вскоре я перевалила за 100. Когда мне было 15, отец женился во второй раз, мачеха оказалась твердой сторонницей здорового образа жизни, ну и я немного подросла, отчего соответственно немного похудела. Впрочем, ниже ста все равно никогда не опускалась. Мачеха сколько ни билась, против моего аппетита никакие диеты устоять не могли. А когда сдала вступительные в колледж, в качестве премиальных отправилась на восемь недель к родне в Штаты...
— Так у тебя родня в Штатах? — прервал я.
— Угу, папа-то американец, работает на авиабазе в Кайзерслаутерне. У меня и гражданство двойное.
— А, понятно, прости.
— Да не за что. В общем, за эти восемь недель, когда над душой никто не стоял, я поправилась на 30 кило. Наконец-то, как в детстве, могла есть что хочу, сколько хочу и когда хочу, и никто на мозги не капал «смотри, растолстеешь!». Потом, вернувшись домой, переехала в общежитие, — ну и продолжала питаться так, как привыкла в Штатах. Тогда во мне было 140 кило, а случилось это два года назад. Понятия не имею, сколько я сейчас вешу. Уж точно больше ста сорока! А сколько именно — какая разница? Я тебе и без весов скажу, что я слишком толстая.
— По мне, вовсе не слишком.
— Ну спасибочки! — улыбнулась Лаура.
А я мысленно произвел калькуляцию. Впервые я увидел ее полтора года назад, то есть уже после Штатов. Тогда она весила более 140 и с тех пор зримо и явственно растолстела. Да, похоже, сейчас в девушке под 200!
— Ты не хочешь чего-нибудь сладенького на десерт? — спросила она.
— Погоди, ты же только что жаловалась, что сейчас лопнешь — а теперь хочешь еще отполировать сверху сладеньким?
— Ну а как по-твоему, почему я такая толстая? Я просто обожаю, когда объдаюсь так, что желудок трещит, а потом впихиваю сверху еще чего-нибудь вкусненького. Или тебе это не нравится?
— Да нет, что ты. Как насчет пахлавы?
— А что это такое, пахлава?
— Турецкие сласти — там орехи, слоеное тесто и очень-очень много сахара. Вкусно, но учти, это считай концентрированные калории.
— Звучит соблазнительно. Да, самое оно для меня!
— Вот и ладно. Я по дороге краешком глаза видел лавочку, где продавали эту штуку.
— Ну так пошли, нам все равно скоро надо быть на платформе.
Преодолев короткую дистанцию под аккомпанемент пыхтения переваливающейся с боку на бок Лауры, мы добрались до лавочки. Пахлавы там было сортов двадцать, имелось и много других восточных сладостей, которые девушка непременно хотела попробовать; в итоге вышли мы оттуда с большой коробкой, до краев наполненной всякими калорийными вкусняшками.
На платформе мы сели на скамейку — то есть я сел, а Лаура устало плюхнулась.
— Я знаю, что объелась, но все равно намерена скушать ма-аленький кусочек! — заявила она.
И открыла коробку дрожащими пальцами, привычными быстро устранять все препятствия между Лаурой и едой. Выбрала небольшой кусочек чего-то засахаренного и отправила в рот.
— Мммм… вкусно, — прожевав, объявила девушка. — Спасибо за наводку, теперь я буду почаще таким угощаться!
… что лишь пойдет на пользу твоей фигуре, мысленно заметил я, а вслух сказал:
— Рад, что тебе понравилось.
— Еще как! — и с этими словами отправила в рот второй кусочек. Потом третий… пятый… восьмой...
Когда подошел поезд, Лаура, тяжело дыша, прижимала к себе коробку. Взглянула на меня и задумчиво улыбнулась.
— Свен...
— Да?
— Помоги мне встать, пожалуйста — я слишком обожралась, самой не подняться.
— Конечно!
Я помог ей перекатиться в стоячее положение, после чего она двинулась к поезду и с трудом втиснулась в вагон. Я шел следом, неся ее сумку и коробку со сладостями: девушке, чтобы подняться, требовались обе руки. К счастью, свободные сидения были прямо у входа, и нам не пришлось долго протискиваться между рядами; Лаура плюхнулась на сидение, и все ее многочисленные жиры радостно заколыхались. Да уж, при таких габаритах передвигаться действительно непросто, а ведь ей всего 23 года! Но мысль эта ничуть ее не беспокоила.
Все сидения в вагоне были направлены в одну сторону, так что сесть напротив не вышло, только рядом; зато теперь меня то и дело задевал ее мягкий-мягкий бок.
— Дай пахлаву, пожалуйста! Такая вкусная, просто оторваться не могу.
И Лаура отправила следующий кусочек в рот и, полуприкрыв глаза и улыбаясь от наслаждения, принялась жевать.
Вечерело. Вагон потихоньку пустел — как и коробка со сластями.
— Слушай, ты не против, если я немного расстегну молнию на джинсах? Очень уж животу тесно. — Вот в это я готов был поверить, разбухшее сверх всякой меры пузо еще несколько часов назад выпирало из штанов, а что же теперь? Удивительно, что застежка вообще еще держит!
— Да валяй, как тебе удобнее.
— Спасибо.
Расстегнуть штаны ей также было непросто: бюст закрывал весь обзор, а складки пуза давили на пуговицу сверху и снизу. Но наконец Лаура справилась с задачей, высвобожденное пузо выплеснулось ей на колени, и компенсируя потраченные силы, она снова набросилась на пахлаву и прочие сласти. Коробка продержалась еще какое-то время, но в итоге и она показала дно, а объевшаяся девушка, задыхаясь, сползла на сидение рядом со мной и вскоре задремала.
Я разбудил ее, когда мы подъезжали к станции. Лаура не без труда вылезла из кресла; джинсы ее оставались расстегнутыми, да она и не пыталась привести их в порядок.
— А ведь это были последние, в которые я вообще влезла! Впрочем, и черт с ними, — решительно заявила она и прикрыла расстегнутые штаны нижним краем футболки. Впрочем, вскоре из-под нее снова показалась полоска пуза — белая, с тонкими полосками обжорных растяжек. Когда сверху не давило тяжеленное пузо, джинсы, даже и расстегнутые, вполне удерживались сами на ее широких бедрах и обильном заднем фасаде.
Мы распрощались и она скрылась в ночи. Я долго провожал взглядом ее покачивающиеся ягодицы и колышущиеся бока.
Мне же предстояло ехать дальше, и ожидая следующего поезда, я добыл из кармана клочок бумаги, на котором она записала свой телефонный номер.
Обязательно свяжусь с ней. Посмотрим, насколько Лаура еще поправится...

Я позвонил ей. Потом еще раз и еще. Телефонного общения нам обоим было мало, договорились встретиться вживую — но встреча сорвалась, мой отец угодил в больницу,. Пришлось пока довольствоваться голосом по телефону. Я, похоже, влюбился. Вряд ли такое произошло бы, будь Лаура стройной девицей, но она ведь просто воплощенная фантазия; могучие массивные ноги, которые под ее громадной тяжестью того гляди станут кривыми; сочные складки на боках, плавно перетекающие в раздавшийся вширь изобильный задний фасад; ее раздувшееся как шар пузо, давно проигравшее битву с земным притяжением и свисающее все ниже; и надо всем этим — лицо, милое и прекрасное, с таким крохотным (в сравнении со всем прочим) двойным подбородком...
По телефону Лаура постоянно подбрасывала мне пару-тройку слов, в итоге расписывая:
— «чем я сегодня объедалась», когда кратко, а когда и в подробностях;
— «шмотки опять не налазят», особенно штаны;
— «для этого я слишком растолстела», каковое «это» включало многие обычные для обычных людей занятия;
— сколько раз она слышала «перестань столько жрать, или лопнешь» — что, впрочем, нимало не мешало ей вволю наслаждаться «та-акими вкусняшками»...
Такие отчеты более чем радовали мое сердце.

Но по-настоящему оно радовалось только теперь, когда я стоял перед входом в общежитие, где обитала Лаура, и весь трепетал от предвкушения. Мы почти шесть месяцев не виделись, но я пришел во всеоружии, с цветами в руках и громадной коробкой шоколадных конфет подмышкой.
Домофон пискнул.
— Да?
— Это я, Свен, я тут!
— Ой, ну наконец-то ты приехал, поднимайся на третий этаж!
— Уже лечу!
Замок щелкнул, дверь открылась — сердце мое застучало еще быстрее — и я вошел. По лестнице поднимался быстро, но с бережением, чтобы не помять цветы и конфеты. На третьем этаже я замер и осмотрелся. Ну а комната-то какая? Но потом услышал медленные тяжелые шаги, шорох ткани — и вот она вышла из-за угла и радостно улыбнулась.
— Привет, Свен! Я так рада, что ты здесь!
— Нет, Лаура, это я рад! Да, я тут кое-что… э… прихватил...
Понял, что краснею, но улыбка у девушки стала еще шире.
— Ой, какой ты милый! За это я тебя обниму!
И немедля забросила руки мне на плечи, после чего в меня уперлось ее мягкое и обильное пузо. Я бы тоже охотно ее обнял, но увы — руки были заняты конфетами и букетом. Объятие продолжалось примерно на три миллисекунды дольше, чем приличествовало между друзьями, и сердце мое заколотилось так, словно я пробежал стометровку за десять секунд.
— Ладно, давай пойдем ко мне в комнату, — наконец сказала Лаура. — Чаю хочешь? Или кофе? Я испекла кекс!
— Спасибо, кофе в самый раз.
Приняв у меня шоколад и цветы, она тяжело развернулась и двинулась обратно по коридору. С каждым шагом массивные бока, распиравшие ее футболку, вздергивали ее край чуть выше, пока не обнажилась полоска «талии» — при всем телесном изобилии Лауры талия у нее по-прежнему оставалась, хотя скорее за счет внушительных бедер и громадного заднего фасада, спортивные штаны столь тесно обтягивали все это хозяйство, что видны были даже ямочки целлюлита… ну и прекрасно, как по мне. Бока и многочисленные складки сала на спине от тяжелых шагов колыхались как студень.
Дверь в ее крошечные апартаменты располагалась прямо за поворотом, причем ширины дверного проема Лауре едва-едва хватило. Я снова попытался прикинуть, поправилась ли она с нашей прошлой встречи. Вроде бы да, но насколько — трудно оценить. Меня водворили на диван, цветы и конфеты — на стол, а сама девушка свернула в крошечную кухоньку, где занялась кофе. Потом выложила на тарелку нарезаный кекс и поставила передо мной. Когда же Лаура со стоном наклонилась, добывая из шкафа цветочную вазу, а пузо ее сложилось в три тяжелые складки, многострадальные спортивные штаны треснули по заднему шву.
Девушка выпрямилась, заливаясь краской, пытаясь одновременно подтянуть штаны вверх, а футболку вниз. Пузо ее колыхалось туда-сюда.
— Прошу прощения, — выдохнула она, — в последнее время меня такие неприятности просто преследуют. Лопаюсь по швам в прямом смысле слова, ни в одни шмотки уже не влажу!
— Так вроде с января, когда мы ехали в поезде, ты не очень поправилась? — спросил я, рассчитывая шутками вытащить из нее побольше.
— Не очень? Ну да, килограммов на тридцать за полгода, это тебе «не очень»?
— Да ну брось, по тебе и не скажешь!
— Скажешь или нет, а факт есть факт.
— А ты точно в этом уверена? Сама ведь говорила, что тебе все равно, сколько ты весишь.
— Тогда — да, но после нашего разговора мне стало интересно. Ну и через недельку я наткнулась на распродажу всякой всячины и купила по дешевке старые товарные весы...
— И что вышло?
— Чуть за двести. А сейчас во мне 235 кило! Две недели назад вообще было 240...
— То есть как, ты что, похудела?! — пораженный, выдохнул я.
— Угу. Ты что, не заметил, у нас лифт поломался? Я целых две недели вынуждена бегать туда-сюда по лестницам, а при моем весе это адски трудное испытание...
Сломанного лифта я действительно не заметил. Просто у меня легкая клаустрофобия, поэтому в подобные тесные закутки я лезу только если другого варианта нет.
— Ах вот как, то есть ты проявляешь вынужденную физическую активность и из-за этого страдаешь, бедняжка...
— Вот-вот, — фыркнула она. — Ну ничего, со вчерашнего дня у нас каникулы, у меня высвободилось больше времени на покушать, а из комнаты можно и вовсе не выходить. Так что я быстро вернусь в форму!
Кофейник забулькал, Лаура наполнила две чашки.
— Молоко, сахар?
— Спасибо, я пью черный и без сахара.
Она опустилась на диван рядом со мной. Вернее, слегка присела, пока ноги еще удерживали ее в равновесии, а потом просто плюхнулась. Диван крякнул, а все ее жиры заколыхались, прежде чем улечься куда следует. После чего Лаура сунула в рот ломтик кекса.
— Недавно открыла в себе кулинарный талант. И с тех пор каждый день пеку кексы, печенье или плюшки — ну и, разумеется, все это съедаю. Это впридачу к обычному своему рациону, как ты понимаешь, его я уменьшать и не собиралась. Отсюда и дополнительные килограммы.
Во рту ее скрылся еще один ломтик кекса.
— Полезное хобби, — согласился я, — и для фигуры сплошная польза!
Еще ломтик.
— Да, но вот для кошелька чистый убыток. Шмотки от этого на мне просто трещат, и все отложенное на одежду за год пришлось потратить куда быстрее...
И в ее рот скользнул еще один ломтик кекса.
А я любовался сидящей рядом девушкой. Под просторной безрукавкой даже ее внушительному пузу было уютно. Сидя, она занимала больше двух третих дивана, и действительно выглядела еще роскошнее, чем тогда, в поезде...
— Впрочем, сейчас еще ничего, а вот тогда, сразу после Штатов — я так быстро растолстела, что не успела к этому толком привыкнуть. Ну и опять же тридцать кило со 110 до 140 — это больше, чем с 205 до 235. Тогда я бедрами задевала за все подряд, не замечая собственных габаритов. — Лаура рассмеялась. — Теперь-то я осторожнее. Научена горьким опытом. Ведь что опрокину, придется самой поднимать!
А я вспомнил ту бутылку лимонада, полгода назад без моей помощи Лаура ее уже не могла подобрать, а с тех пор она еще сильнее растолстела...
— Ну и еще мешает то, что я порой лопаю как не в себя, а с туго набитым пузом уж точно никуда не нагнешься. Если что-то упадет с вечера, приходится ждать до утра, на пустой желудок наклоняться легче. Но до завтрака мне, прямо скажем, лениво… а после — сам понимаешь. Я порой как сяду за стол, так объедаюсь, что потом и встать не могу. — Девушка рассмеялась. — Я точно знаю, о чем ты сейчас думаешь: «ну ясно, почему ты такая толстая, раз столько лопаешь!» — и на это могу ответить только одно: «ты совершенно прав!»
И снова рассмеялась.
— Я вообще-то хотел сказать: пока ты себя хорошо чувствуешь и тебе удобно, можешь оставаться такой толстой, какой пожелаешь, — заметил я. — Как по мне, тебе это к лицу, даже если ты немного поправилась.
— Немного поправилась! Свен, ты точно знаешь, как подбодрить девушку! — Она улыбнулась и снова потянулась за кексом.
Сердце мое снова заколотилось. О да, Лаура мне вполне подходила...

Разговор протекал весьма приятственно. Лаура поедала кекс, пока не очистила всю тарелку. Где-то в процессе она сдвинула резинку штанов пониже, в промежуток между двумя громадными складками пуза.
Я предложил прогуляться в бассейн — как-никак, на дворе прекрасное летнее солнышко; а еще у меня имелась тайная цель — обозреть ее роскошные формы в более открытом виде. Увы, она ответила отказом.
— Нет, категорически нет!
— С чего вдруг?
— Ты на меня посмотри, поймешь, почему!
— Что, купальник стал слишком тесным?
— Дедуктивный метод, Шерлок! Наверное, мне действительно пора худеть...
— Да ладно, а как насчет сходить в кафе-мороженое?
— О, вот это уже мысль! Тогда похудение можно отложить.
Лаура, однако, решила, что «в домашнем» на улицу выходить не стоит, и удалилась в спальню переодеваться. Кряхтение, стон, полушепотом «черт»; через несколько минут она появилась в джинсах, растянутых до прозрачности и готовых лопнуть в любую секунду. Над поясом спасательным кругом нависала громадная складка мягкого белого жира. Как ей удалось застегнуть штаны, я так и не понял.
— Немного тесноваты, — призналась девушка, — но раз я в них влезла, все нормально. Вот если б не влезла, пришлось бы садиться на диету...
Тут она наклонилась, чтобы надеть туфли, и для джинсов это стало последней соломинкой. «Хрясь», сказала пуговица, ломаясь надвое; пузо немедленно выплеснулось наружу, едва не разорвав молнию, и заколыхалось над массивными бедрами.
— Черт… — выдохнула Лаура. Впрочем, в прострации она пребывала недолго. — А может, оно и к лучшему. В таких тесных штанах я бы все равно не смогла наслаждаться едой!
И она снова скрылась в спальне, а я ни слова не мог вымолвить.
Вернулась она в прежних спортивных штанах, сметанных на живую нитку. Складки массивных бедер свободно колыхались под тонкой тканью.
И мы отправились в ближайшее кафе-мороженое.
— Оно же и самое лучшее в городке, — сообщила девушка.
— Доверюсь твоему вкусу.
— Я тут раньше подрабатывала. Выросла на целый размер сверх обычного, — рассмеялась Лаура. — У них и мороженое жуть какое вкусное, и еще делают симпатичные тортики и пирожные.
— Которые ты периодически пробовала.
— Само собой, просто не могла устоять.
Расстояние от общежития до кафешки не превышало полукилометра, но плелись мы туда минут двадцать. Расплывшаяся и отяжелевшая Лаура с трудом переставляла толстые как бревна ноги, а ее многочисленные жиры беззастенчиво колыхались от усилий.
— Когда-то… эта дорога… была короче… — выдохнула она.
Наконец мы прибыли; Лаура остановилась посреди зала, прикидывая, где бы устроиться.
— Давай направо, — указала она, — там у них сидения без подлокотников. Было бы жутко неудобно в итоге застрять!
— Понимаю, — кивнул я.
Мы устроились за столиком на двоих. Через минуту появилась симпатичная официантка, выложив перед нами две карточки с местным ассортиментом.
— Привет, Лаура, — поздоровалась она с моей спутницей, — кого это ты к нам привела?
— Знакомьтесь: Свен, это Мануэла, моя однокурсница. Мануэла, это Свен — он сегодня у меня в гостях и я решила показать ему, где в этом городе подают самое лучшее мороженое.
Я выбрал в карточке симпатично выглядящий десерт с мороженым; Лаура свою и не открывала.
— Я здешний ассортимент наизусть знаю, — заявила она, а вполголоса добавила: — Мануэла тоже. Она тут подрабатывает с марта, и судя по фигуре — довольно-таки успешно. Три месяца назад была просто пышечкой, а сейчас — сам видишь. С такими темпами скоро растолстеет.
Лаура была права, фигура у Мануэлы выглядела более чем упитанной. Я искренне назвал бы девушку «толстой», но напротив сидела Лаура, превосходившая ее габаритами раза этак в два.
Вернулась Мануэла с нашим заказом, поставила передо мной десерт, а перед Лаурой выложила целый поднос: блинчики, вишневое мороженое, торт, ореховое мороженое, вазочку с печеньем и большую миска рисовой каши с вишнями и йогуртом. Необычным подобный заказ Мануэла не сочла, лишь подмигнула приятельнице:
— Теперь я знаю, как ты так растолстела!
На что Лаура отозвалась:
— Ну должна же я позаботиться, чтобы ты не слишком вырывалась вперед, а то за три месяца ты на этой работе изрядно округлилась!
Получив такую отповедь, Мануэла чуть покраснела и испарилась.
Я ковырял ложкой свой десерт, не в силах полностью на нем сосредоточиться, ну а Лаура — Лаура поглощала все выставленное перед ней, увлеченно, с явным удовольствием и без стеснения. Мне казалось, что с каждой съеденной ложкой ее пузо округляется еще сильнее.
И вот, вылизав дочиста все тарелки, девушка откинулась на спинку стула и тяжело вздохнула.
— Охх, как же хорошо… Так бы ела и ела, но еще немного, и я лопну!
Едва дыша от обжорства, обессилевшая и расплывшая, сидела она напротив меня: раскормленная, разбухшая как шар, зримое воплощение длительного и безудержного чревоугодия, сознающая это и не намеренная изменять греховному образу жизни. Бесчисленные жиры, безмятежность Будды. Нет, я просто не мог ею не восхищаться!
Обратную дорогу раздувшаяся от сытости Лаура преодолела с еще большим трудом, а пешком подняться на третий этаж без моей помощи вообще не смогла бы; но наконец, обливаясь потом и окончательно выбившись из сил, она ввалилась в апартаменты.
— Уффф… если я… и дальше… охх… буду так… жрать… когда-нибудь… точно… уффф… стану… слишком толстой...
Не закончив фразы, она плюхнулась на диван — и замерла, взгляд ее намертво зафиксировала коробка с шоколадом, которую я принес в подарок парой часов ранее.
— Ммм… шоколад… уфф… думаю… охх… после стольких… усилий… ухх… я… я… уффф… заслужила… ма-аленькую… оххх… награду...
Не пытаясь встать с дивана, девушка влажными как у лани глазами взглянула на меня и попросила:
— Может… ты меня… покормишь?
— С удовольствием!
Я устроился рядом и принялся скармливать ей шоколадки, одну за другой.
Что было между нами дальше, касается только меня и Лауры.