Латиноамериканочка

Латиноамериканочка
(La Gordita)

Латиноски — не мое.
Вот сам не понимаю, почему. Честное слово, они ничем не хуже прочих представительниц прекрасной половины человечества. Просто от них у меня глаза не вспыхивают. Я привык, и в жизни отлично обхожусь без этой перчинки.
Но это не значит, что я на них вовсе не смотрю. Латиноски ведь тоже бывают пышками. Именно это я и отметил у молодой латиноамериканки, которая как раз вошла в автобус. Вес — примерно под сто (и не очень сильно под), а пропорции фигуры где-то между грушей и яблоком: иначе говоря, к этим фруктам (или любых другим) она не притронется, если они не будут густо покрыты шоколадом. Возможно, всему виной культурные стереотипы, но самой выдающейся подробностью ее тела мне показались все же бедра. Допускаю, что способствовали этому впечатлению эластичные спортивные штаны, туго облегающие ее круглые окорока и мясистые бедра. Пожалуй, задний фасад там имелся не менее впечатляющий, просто с этого ракурса мне его не было видно, а фантазии о скрытых подробностях фигуры перебивали подробности открытые, в частности, ее пузико, в обхвате почти не уступающее бедрам. Простая черная футболка абсолютно не скрывала этого пышного великолепия, напоминающего о бутерброде с толстым слоем масла. Короткие рукава врезались в роскошно-пухлые руки. В общем, пышечка высший сорт.
Но — латиноска. Не мое.
И взгляд мой скользнул к пожилой женщине, которая вошла в автобус следом. Я автоматически поднялся, уступая ей место.
— Спасибо, — с признательностью проговорила молодая латиноамериканка, глядя прямо мне в глаза. Кажется, они были вместе.
Тут-то я и разглядел ее лицо.
Первое, на что я обратил внимание — какой мягкой была ее смуглая кожа. Золотисто-коричневая, ни тени морщинок. Мне нравятся круглолицые девушки (неважно, насколько круглым является тело ниже шеи), и она была как раз такой. И несмотря на общую упитанность — ни следа второго подбородка. Высокие скулы и преумилительные румяные округлые щеки, симпатичный тонкий носик, розовые губки сведены в улыбке — вполне обычной, какой и вознаграждают за мелкий акт вежливости вроде моего, — и все равно восхитительно прелестной. Темные волосы, слегка обесцвеченные у кончиков, взбиты пышными завитками — в наши дни женщины редко утруждают себя созданием прически этого типа, так что «свободный стиль» девушки ограничивался лишь спортивками и футболкой.
Но вниманием моим полностью завладели ее глубокие темные очи, два омута чарующей ночной черноты, где враз отразилась вся ее красота, две пучины, в которые захотелось нырнуть и более не выныривать.
Собственно, я уже готов был сделать именно это, но вспомнил, что даже «пожалуйста» в ответ на ее «спасибо» не сказал.
— Пустяки, — отозвался я и смешался с входящими пассажирами, продвигаясь дальше вглубь автобуса.
Остаток поездки я провел, честно пытаясь не пялиться во все глаза на эту роскошную красотку. Так, иногда (чтобы не поймали на горячем) краешком глаза скользил по лакомому кусочку посреди безрадостно диетического блюда, обычно предлагаемого гомеостатическим мирозданием. Мать и дочь, каковыми по всей видимости была эта парочка, о чем-то переговаривались, однако поскольку делали они это не по-английски, суть я бы все равно не уловил, сколько ни прислушивайся. А еще через несколько остановок я вышел, добравшись до нужного мне места, и сохранил в памяти образ латиноамериканки, намереваясь вволю пофантазировать как-нибудь потом. Ибо знал, что снова встретиться нам вряд ли суждено.
О том, что мы знаем, можно написать целую библиотеку. О том, чего мы не знаем — как минимум на порядок больше.
Несколько часов спустя я ехал обратно тем же маршрутом. Сел в автобус, надел было наушники — и буквально на следующей остановке входит та самая пышечка-латиноска. Я замер: такого со мной никогда не случалось. В смысле что вот он, объект твоих фантазий понятно о чем, возникает прямо перед носом. Взгляд ее узнавающе остановился на мне, и сердце мое екнуло.
— Ага, это опять ты, — проговорила она и опустилась на сидение рядом со мной. На сей раз народу в автобусе было куда меньше, она могла сесть на любое другое. Кроме того, конструкторы автобусных кресел не рассчитывали, что там будет сидеть барышня столь щедрых обхватов, как моя соседка, ввиду чего ее бедро, обтянутое тонкой эластичной тканью, сильно выступало за габариты ее собственного сидения и терлось о мою ногу. Так что если бы я и хотел сбежать — а я не хотел, — то протиснуться мимо ее пышной фигуры, колышущейся в такт движущемуся автобуса, было немыслимо.
— Привет, — ответил я. Ничего более красноречивого почему-то не придумывалось.
— Хотела еще раз поблагодарить тебя за то, что уступил маме место, — сказала она. — А то сплошь и рядом в такой ситуации народ смотрит и в упор ее не замечает.
— Да ну брось? Это же положено, уступать место тем, кому оно нужнее, — не согласился я.
— Положено. Но не уступают. — Помолчав, она сменила тему: — Ты испанский знаешь?
— «Аста ла виста», ну может еще пару слов.
— Ясно. Значит, ты не слышал, как мама все время, пока мы ехали, повторяла, какой ты милый молодой человек...
— Это она мне льстит, — заметил я.
— … и что мне непременно нужно познакомиться с тобой поближе, — завершила она.
— Что, так и сказала?
— Ага. Ну да, «знакомство по маминой наводке» и все такое, — согласилась она. — С другой стороны, все мои собственные наводки так ни к чему и не привели. Ну так что, пригласишь девушку на свидание?
— О! — выдохнул я, совершенно не предвидя такого оборота событий. — Ну… как-нибудь выпьем по чашечке кофе?
— Как ты узнал, что я обожаю кофе? — улыбнулась она.
— Интуиция. Так когда?
— А как насчет прямо сейчас?
— Мы не слишком торопимся? Я даже не знаю, как тебя зовут.
— Лана. Это поможет делу?
— Да, — ответил я. — Очень даже поможет.

Второе свидание наше протекало в небольшом итальянском ресторанчике, который я выбрал за неяркое освещение и большие порции (второй аспект был куда важнее). Я не раз встречался с пышками, которые скрывали свои выдающиеся прелести под мешковатыми блузками с оборочками, отвлекающими от содержимого. Уже привык, можно сказать.
Но вот чего ожидать от Ланы, я не знал. В конце концов, я уже видел ее в спортивках и футболке, которые мало что скрывали — она, как большинство нормальных людей, вряд ли собиралась напрашиваться на свидение прямо в автобусе, поэтому и не озаботилась «особым» прикидом. Так что мне было любопытно, что Лана наденет сейчас — и что эта одежда скажет о ней.
Рассекая полумрак фойе ресторана Лана прошествовала прямо ко мне, облаченная в темно-синее платье, облегающее ее пышные округлости.
— Привет, — радостно воскликнула она. — Даже не помню, я успела тебе сказать, что это мое любимое заведение с итальянской кухней? Господом Всемогущим клянусь, если последнюю порцию макарон альфредо они отдадут кому-то другому, я выпотрошу его столовым ножом!
Ее платье, невероятный аппетит, разговор, в общем, вся Лана — и под занавес фраза:
— Почему бы нам не поехать к тебе и не снять с меня это платье?
Что я, отказываться буду?

— Значит, сами дети в вашей семье предпочитают английские версии своих имен — Стивен, Агнес, Марк и Джон, — но родители по-прежнему зовут их Эстебан, Инес, Марко и Хуан, — повторил я в третий уже раз.
Мы выбрались из машины и направлялись к дому ее родителей.
Да, настал тот самый час. Мы встречались уже два месяца, пришло время «знакомиться с семьей». Я нервничал, не зная, смогу ли произвести должное впечатление на сплоченный клан Теллес.
— Ай, перестань. Не на эшафот идешь, — рассмеялась Лана, сжимая мою ладонь. — Все будет нормально. С твоими родителями у меня трудностей не было.
— Открою тебе семейную тайну: мои родители примут любую, абы без кольца в носу и с волосами нормального цвета, — вздохнул я. — Уверен, у твоих более строгие стандарты «приемлемого».
— Ты забываешь, что именно моя мама велела мне познакомиться с тобой, — Лана любовно ущипнула меня за щеку. — А если мама сказала «да», то и папа возражать не станет. Дыши глубже, и все будет в норме.
Она открыла дверь, и я последовал за ней (и за ее окороками, чертовски большими и соблазнительными в обтягивающих джинсах) в дом. Зря я на втором свидании волновался насчет гардероба Ланы — у нее в шкафу вообще не было ничего мешковатого или бесформенного. Все, что она носила, так или иначе подчеркивало ее пышные прелести.
— Мама! Папа! — позвала она, сообщая о нашем прибытии.
И нас захлестнул целый хоровод из братиков, сестричек и родителей, поскольку все желали познакомиться с «парнем Ланы». Мелкие — Лана была старшей из всего младшего поколения Теллесов, — засыпали меня градом вопросов, к счастью, по-английски, хотя между собой они наверняка общались на гремучей смеси языков. Потихоньку отвечая то одному, то второму, я стратегически отступал к обеденному столу. Мать Ланы обслуживала всех — наверное, семейная традиция. Когда она добралась до старшей дочери, на тарелку плюхнулась удвоенная порция.
— Нашей гордиточке, — с любовью проворковала она.
Лана в ответ радостно улыбнулась и коснулась ее руки. «Gordita» на испанском наречии, я уже знал, значило «толстушка».
В этом латиноамериканском семействе тощих не было, однако и столь явным избытком веса оказалась наделена одна только Лана. И в силу не совсем понятных мне причин ее полнота воспринималась семьей как очаровательная отличительная подробность, вроде рыжих волос или родинки.
Оно и к лучшему, потому что для меня пышные формы Ланы были основой ее соблазнительности. Так что мы с ее семейством вполне поладим.

— Привет, гордиточка, — окликнул я, переступая порог наших уже совместных апартаментов. Лана давно уже смирилась с моим произношением и неспособностью правильно произносить гортанное «р». — На ужин у нас сегодня кентуккийские окорочка.
— Ты серьезно? — буркнула она, появляясь из спальни, одетая в шорты и футболку. И то, и другое было куплено где-то в начале нашего знакомства, поскольку животик Ланы заметно выпирал из-под подола футболки, нависая над шортиками. Мясистые бедра колыхались как желе, целую миску которого она слопала вчера на десерт. Что хуже всего, розовые губки недовольно кривились.
— А что тут такого? На той неделе ты вроде бы не жаловалась, а просто слопала все, что было на столе, — отозвался я.
— На той неделе у нас не было годовщины, — сказала она. — Хоть бы пиццу и клецки принес, что ли. — Вздохнула, развернулась и снова направилась в спальню. — Пойду, наверное, переоденусь.
— Во что-то более праздничное, чем футболка и шорты? — пошутил я, не упуская, впрочем, возможности полюбоваться ее роскошными окороками (этот ракурс мне никогда не надоедал). Втиснуться на автобусное сидение рядом с кем-то сегодняшней Лане было бы очень непросто.
Она остановилась, оглянулась через плечо, встряхнув пышной темной гривой.
— Учитывая, что у меня под ними — ты с ума сойдешь, расстегивая все пуговицы на том, что я сейчас надену.
— Очень жаль, — проговорил я, ставя пакет из «Кентуккийской курочки» на кофейный столик, — потому что десерт, который ждет в холодильнике, не положен тем, кто не разденется до белья. Хотя в твоем случае, пожалуй, не дам даже попробовать, пока не раздену догола.
Лана мгновенно высунулась из спальни.
— Десерт? — переспросила она.
Поскольку покупки и готовка были моей обязанностью, я знал, что Лана не найдет спрятанной мной еще вчера розовой картонки с двуслойным шоколадно-карамельным тортом, на котором взбитыми сливками была нарисована белая надпись «С годовщиной, любимая».
— А ты что же, думала, что я забуду тот день, когда в автобусе встретил самую лучшую женщину в мире? — вопросил я, запуская обе руки в мягкую плоть на ее боках и спине, а потом наши губы слились в долгом-долгом поцелуе.
— Я на тебя так разозлилась! — рассмеялась она. — На целую минуту, ты только подумай! В общем, за это ты не получишь ни кусочка тортика!
— По-моему, мы оба знаем, что это мне и так не грозило, — ухмыльнулся я и похлопал пухлое пузико моей «гордиточки».

— Ты же знаешь, я на тебя не сержусь, — сказала Лана.
Мы, держась за руки, полусидели на диване, на кухонном столе остались вылизанные дочиста (ее усилиями) тарелки. Сегодня я приготовил макароны альфредо исключительно с целью превзойти штатный рецепт из нашего любимого итальянского ресторанчика — том, где мы были на втором свидании, а ныне обедали раз в месяц. Я не пожалел ни сметаны, ни сыра и масла, а макарон в кастрюле было столько, что хватило бы на четверых. То, что кастрюля и тарелки оказались вычищены полностью, служило достаточным свидетельством, что Лана оценила мой порыв — впрочем, это не помешало ей слопать также и все пирожки, которые я купил в супермаркете, поскольку кулинарные таланты мои пока еще не распространялись на десерты. Второй рукой Лана машинально оглаживала разбухшее пузо, двумя тяжелыми складками выпирающее на бока и нависающее над поясом ее трещащих по швам штанишек, аки девятый вал на полотне Айвазовского.
— Но, — намекнул я на подразумевающееся продолжение фразы.
— Но когда ты сказал, что сегодня готовишь макароны альфредо, я уже было приготовилась увидеть у себя на тарелке десерт с кольцом, или что-то такое, — призналась Лана.
— Ты же заглатывала пирожки чуть ли не целиком, гордита, — хмыкнул я, — если бы я вложил внутрь алмаз Санси, ты бы проглотила и его.
Она рассмеялась, выразительно поглаживая себя по пузу, в котором упокоились все эти пирожки.
— Так что я предпочел подстраховаться и все, что следовало, положил отдельно, — и выставил на стол черный бархатный футляр, в котором поблескивало кольцо с бриллиантом.
Ладони Ланы метнулись к лицу с такой скоростью, словно в каждой было по целой лепешке-тако.

— Ну, миссис Гордита, как тебе? — отворил я двери каюты и отступил в сторону, чтобы Лана вошла первой.
Даже будь это наши апартаменты, а не круизный лайнер — поднять Лану на руки и перенести через порог я все равно не мог. А если бы и мог, сильно сомневаюсь, чтобы сумел пройти в корабельную дверь с нею на руках. Учитывая, что сам по себе дверной проем был лишь чуть-чуть шире ее могучих бедер.
Утром расписались в ратуше, потом отметили застольем в семейном кругу и сразу из-за стола отбыли в круизный терминал, чтобы поскорее начать медовый месяц. Трехнедельный круиз «Кулинарные шедевры Европы», самое то для счастливого начала семейной жизни. Лана и прежде весьма позитивно относилась к маленьким шедеврам заграничной кухни, которые попадали на наш стол, так что было только логично «припасть к первоисточнику», маленьких семейных радостей не может быть слишком много — особенно в ее случае.
На Лане все еще было свадебное платье. Свадьбу мы отмечали в узком семейном кругу, чтобы сохранить побольше для праздника живота в медовый месяц, но в этот день мадам Теллес желала увидеть свою гордиту в подобающем облачении. В результате, когда наступила знаменательная дата, втиснуться в наряд счастливой невесты Лане удалось лишь ценой нескольких лопнувших швов, особенно в области ее роскошных выпирающих бедер, которые пришлось латать тут же на месте. Целости швов, разумеется, не способствовало и количество съеденного новобрачной свадебного торта — мы отказались от пышного официального празднества, но уж конечно не от церемонии свадебного торта. Разумеестся, это не помешало мне заказать второй свадебный торт, который уже ожидал нас на борту лайнера, прямо в каюте (моя любимая заслуживает целого торта для себя одной, чтобы никто более не мешал)… а третий доставят в апартаменты к нашему возвращению.
Обручальные кольца сверкали на наших пальцах (один из которых был заметно более пухлым, чем другой), и я не мог дождаться часа, когда наконец извлеку Лану из платья. Разумеется, мы не будем делать ничего такого, что не делали бы вместе уже сотню раз до того, но это безупречное бело-кружевное свадебное белье под слоями венчального муслина возбуждало меня, ибо символизировало новый этап нашей совместной жизни. Лана уже намекала мне, что с бельем там вышло трудностей не меньше, чем с самим платьем (и по той же самой причине). И вскоре я намеревался сравнить, насколько близки к действительности воображаемые мною образы ее арбузного объема грудей, выплескивающихся из лифчика, нещадно перетянутые им же складки жира на спине, выглядывающие из трусиков сверху и снизу округлости изобильных смуглых ягодиц...
— Что ж, — Лана окинула понимающим взглядом просторную каюту и громадную кровать, на которой кое-кому будут любовно скармливать все вкусняшки, каковые обслуга корабельных номеров доставит сюда в перерывах между пятью запланированными по расписанию ежедневными сеансами чревоугодия, — я думаю, что миссис Гордита станет очень и очень толстой...
[Пользователь в онлайне!] [Карточка пользователя] [Отправить личное сообщение]
[Известить модератора об этом сообщении] [Вернуться в начало страницы]
[Изменить сообщение]