Крупногабаритная общага

Крупногабаритная общага
(The Fatty Uni Flat)

«Западный корпус» общежитий был частью основного студгородка. Народу в нем обитало поменьше, чем в других общежитиях, а проживание обходилось заметно дешевле. Но имелась специфическая особенность, из-за которой одни свято ненавидели этот корпус, а другие и представить не могли, чтобы жить где-то еще.
Все обитатели «Западного корпуса» были толстыми.
Почему? Трудно сказать. Так уж получалось со всеми, кто застревал здесь достаточно надолго. Одни, проведя тут считанные дни, переселялись в другое место, не выдержав всеобщего обжорства. Другие, вот как две барышни на кухне, всем сердцем влюблялись в окружение и росли вширь как на дрожжах.
Две упомянутые барышни, Ами и Шаннон, были третьекурсницами. Последнее обстоятельство очень даже отразилось на их фигурах. Окорока у обеих свешивались по обе стороны стульев, с разбухших рук свешивались складки сала, колышущиеся, пока те тянулись за очередным ломтем пиццы, сложенной штабелями на столике между ними. Фигура Ами в некотором роде сохраняла классические пропорции «перетянутого снопа»: громадные груди, которые без лифчика свисали до самого пупка, сейчас лежали на столе. Живот в сравнении с гигантским выменем был хоть и небольшим, но заметным. Лицо могло бы принадлежать девице куда более стройной, намек на второй подбородок появлялся, лишь когда она наклоняла голову, а длинные темно-рыжие волосы водопадом прикрывали всю ее спину до самых более-чем-массивных и оттопыренных окороков, а раскормленные бедра из-за собственного объема и чревоугодия хозяйки оставались всегда раздвинутыми.
Шаннон была почти полной ее противоположностью — ярчайшим образом выраженный «яблочный» тип, нереальных объемов пузо свешивалось с колен, отчего дотягиваться до еды ей было непросто. Массивный двойной подбородок и зачаток третьего. Короткие светлые волосы выставляли напоказ пухлые щеки, в данный момент набитые сыром и пепперони. Бюст показался бы пышным у девицы обычного размера, но в сравнении с прочими обхватами ее фигуры он просто терялся. Что до окороков, они лишь немногим уступали обхватам Ами, зато были прямым продолжением многочисленных складок на спине и боках у Шаннон.
— Пицца очень вкусная! — заявила Ами, утащив очередной ломоть. На краю стола уже стояли три пустых коробки.
— Мне больше нравится количество, — заметила Шаннон, решив сделать перерыв по пицце и занявшись коробкой жареной картошки в сырном соусе. — Наши студенческие скидки — это таки что-то!
— А ты вообще в этом году готовила что-то себе сама?
Шаннон фыркнула.
— Сами готовят те, кто может достаточно долго стоять. Я — уже точно не могу, — и похлопала по своему громадному пузу, отчего по ее телесам прошла волна жира. — А ты?
— Смысл? Оно того не стоит, мы же можем спокойно вот так вот питаться за сущие гроши. — И демонстративно отправила в рот еще один ломоть, несмотря на пухлые до шарообразности плечи, кисть и пальцы у Ами оставались почти изящными.
— Воистину так.
— А твой Кам, — прожевав, спросила Ами, — сегодня к нам присоединится?
— Увы, нет. У него работа.
— Он уже почти такой же толстый, как ты. Как так, ведь был такой спортивный парень?
— Так из-за работы. Весь день сидит в кресле и жует, вот и толстеет. Скоро рулить не сможет, брюхо мешает.
— Слушай, все хочу спросить, а как вы вообще… ну, с такими размерами-то?
Шаннон молча развела пухлые ладони сантиметров на двадцать пять, отчего обе барышни хором захихикали.
— Должна заметить, он и раньше симпатичным был, но теперь… ммм!
— Руки прочь, занято, — отозвалась Шаннон. Потом игриво добавила: — Хотя Кэлу понравилось бы, пожалуй...
Ами решила, что на это она отвечать не будет.
Тут на лестнице послышались тяжелые шаги, и в дверях появилась раскрасневшаяся Ида. Первокурсница, опять же — по ее фигуре это было видно. Там, во внешнем мире, ее бы назвали толстой, но в сравнении с сидящей парочкой это было практически ничто. Впрочем, у нее были широкие бедра, тяжелые окорока и живот, попросту свисающий через пояс джинсов с заниженной талией. Последний был полностью обнажен, так как Ида в качестве верха надела обрезанную маечку со стразиками, призванную демонстрировать спортивно-плоский живот обычных спортивных девчонок. Встретив удивленные взгляды соседок, Ида слегка смущенно проговорила:
— Ну, больше ничего не налазило… — Поправила длинные светлые волосы, отбросила через плечо. — Вы как, собираетесь куда-то выбраться?
Ами и Шаннон переглянулись и дружно расхохотались.
— Выбраться? В смысле, покинуть наш уютный «Западный корпус»? Нет уж, спасибо, — ответила Шаннон за обеих.
А Ами добавила:
— Тут еще полно еды, не можем же мы оставить ее несъеденной.
Ида облизнулась.
— Пахнет и правда вкусно...
Она потянулась за ломтиком пиццы, но Шаннон шлепнула ее по руке.
— Помнишь, что говорили тебе в первую неделю? Здесь едой не делятся.
— Едят свое, — кивнула Ами.
Ида отступила.
— Что ж, тогда я в бар. Сама, раз вы не идете.
— Если бы даже мы сподобились доползти до бара — а это уже очень большая натяжка, — Шаннон демонстративно обхватила обеими руками свое громадное пузо, — я как-то сомневаюсь, что нас вообще туда впустят после того раза.
— А что тогда было? — озадаченно спросила Ида.
— Кроме того, что мы то и дело кого-нибудь сшибали с ног? — отстраненно уточнила Ами.
Шаннон вся расплылась в злой усмешке.
— Я не о том говорю, и ты это прекрасно знаешь… — Повернулась к Иде. — Ами там чуть не отправили в кутузку за непристойное поведение.
— Так, мне уже интересно.
— Ну, случилось вот что...

Бар. Пятница, вечер. Толпа студентов, наслаждающихся дешевой выпивкой и громкой музыкой. Обычное дело в любом уголке земного шара.
И вот входят две барышни — жирные, что смертный грех. В тусклом дискотечном освещении не видно, но у обеих вокруг губ следы соуса, а та, что покруглее — Шаннон — до сих пор обеими руками оглаживает пузо, горой вздымающееся под темным безразмерным свитером. Ее подруга одной рукой придерживает живот, выпуклый, как на шестом месяце, он почти теряется под ее колоссальным бюстом, полметра сочного декольте не сдерживает никакой бюстгальтер, а юбка настолько короткая, что ее массивные окорока уже выглядывают сзади из-под подола.
Парочка движется к барной стойке, на манер асфальтоукладчика прокладывая себе путь. Когда они оказываются у бара — больше там ни для кого места, считай, нет. То же самое, когда они, держа кружки, проходят через площадку для танцев. В каждой руке — по двухлитровой посудине, и они осушают их, словно это обычные стаканчики. Совокупной массой Шаннон и Ами вышибают двух девчонок из-за столика рядом с танцплощадкой. Сами они не то чтобы танцуют — в лучшем случае вяло помахивают руками, качнувшись туда-сюда, на большее их не хватает, но даже столь простые движения заставляют жиры Ами ходить ходуном. Факт сей вскоре обращает на себя внимание некоторых парней, которых не отпугивает то, что эти изобильные выпуклости — сплошное сало, и один из них, подождав, пока барышни подогреют себя выпивкой, заходит сзади и с хозяйским видом лапает ее практически обнаженную ягодицу.
Она реагирует быстрее, чем он полагал возможным при ее размерах и количестве выпитого, развернувшись, чтобы влепить ему пощечину. Прежде руки, однако, наглеца таранят ее груди, банально сшибая его на пол, от резкого движения все ее телеса сотрясаются, как от землетрясения, и пуговицы на ее блузке этого не выдерживают, брызнув в разные стороны, открывая всему свету преизобильные сиськи. В тот же момент под давлением переполненного живота отрываются пуговицы в области талии.
Ами на мгновение замирает — блузка удерживается единственной уцелевшей пуговицей в области паха, — а потом, обхватив развевающиеся полы обеими руками, бежит в дамскую комнату со всей доступной ей скоростью...

Ида ошарашенно помолчала, потом выдохнула:
— Черт.
— Тот парень уже охрану вызвал, но я ему сказала — если рискнешь, мы заявим, что ты попытался на нее напасть. Но нас все равно попросили уйти.
— Ну, э… я, наверное, просто… пойду тогда одна. — Беспомощно оглядевшись, Ида неосознанно погладила свой живот. — Короче, увидимся.
И скрылась за дверью.
Шаннон слизнула с губ крошки сыра.
— Девочка активно толстеет. Я ей горжусь.
Ами, поджав губы, недовольно заметила:
— Вот зачем тебе надо было рассказывать всю эту историю?
— А что? Смешно же! Кроме того, уверена, к выпуску у нее самой будет в запасе несколько таких же эпизодов.
— Ну да, ну да… — задумчиво проговорила Ами. — Наверное, надо было ей рассказать, почему у нас тут стоят стальные стулья. Уверена, ей будет интересно.
— Понятия не имею, о чем это ты… — отворачивается к столу Шаннон.
— Еще как имеешь. Новеньким точно понравится.
— Ага, вот мне тоже хочется послушать.
Барышни развернулись на голос — в дверях обнаружилась еще одна первокурсница, Джесс. Как они не услышали ее приближения — загадка из загадок, учитывая ее габариты. Хотя обхватами она еще не дотягивала до Ами и Шаннон, но черту «ожирения четвертой степени» перешагнула еще до поступления в универ. Леопардовые пижамные штанишки, которым полагалось быть мешковато-свободными, туго облегали ее испещренные целлюлитом бедра и ягодицы. Массивное пузо в две складки свисало над поясом до середины бедер, а наверху на него опирались тяжелые сиськи, едва сдерживаемые трещащим по швам черным спортивным бюстгальтером. И пока старшие барышни не опомнились от удивления, Джесс быстро — ну, насколько сумела — скользнула к столу и плюхнулась на стул, сцапав ломтик пиццы.
Недозволенное действие разрушило молчание. Ами, хитро покосившись на Шаннон, кашлянула:
— Что ж, дело было так...

Очередная среда, очередная обжираловка. Сегодня в меню — бургеры. Неимоверное количество пухлых булочек, пропитанных маслом и соусом от вложенных котлет, ветчины и картошки, которые планирует употребить упитанная парочка, сидящая на кухонных стульях. Рядом с горой бургеров разложены дополнительные гарниры и десерты, завершая сей гаргантюановый натюрморт.
Парень, Камерон — молодой, светло-каштанового цвета волосы стянуты в хвост. Судя по фигуре, он долгое время оставался стройным и подтянутым благодаря юношескому обмену веществ и активному образу жизни, а теперь, когда нет ни того, ни другого — раздался вширь. Шея прорастает зачаточным вторым подбородком, лицо стало мягким, грудь обзавелась валиками жира — в самый раз в бюстгальтер, пусть и первого номера, — а еще ниже бугрится тяжелый шар брюха, обтянутого бледно-голубой рубашкой. Нижнюю часть упомянутого брюха обтягивают джинсы на номер меньше, чем следовало бы, так что застежка и боковые швы находятся под изрядным напряжением.
Барышня напротив одета ничуть не лучше. Джемпер в горизонтальную полоску мало помогает скрыть ее собственное, еще более круглое пузо. Сейчас она килограммов на семьдесят полегче себя-будущей, однако фигура ее имеет все те же пропорции. Живот, в котором сосредоточена большая часть лишнего веса, прикрыт длинной юбкой, которая туго облегает обильные бедра. Бледная полоска пуза выглядывает в промежуток между широким модным поясом и блузкой, которую напор сочного бюста вздергивает в направлении круглого лица Шаннон. Упомянутое лицо в данный момент расцвечено несколькими пятнышками кетчупа.
Камерон замечает последнее раньше, чем она. На миг замешкавшись, обнаружив в собственном подсознание странное влечение именно к этому аспекту, он все же подает голос:
— Эй, крошка?
— Ммм? — поднимает взгляд Шаннон, облизывая пухлые пальцы.
Камерон обводит рукой собственный рот, что позволяет ему передать через стол нужную мысль, не переставая при этом жевать. Шаннон вытирает салфеткой щеки — почти начисто, за вычетом маленького пятнышка над верхней губой.
— Все? — чуть выпячивает губы она.
Поглядев на нее парой секунд дольше, чем следовало бы, он кивает и вновь занимается собственным бургером. С таким пылом, что не замечает, как соус, капнув с дальнего края бургера, пятнает его рубашку.
Шаннон замечает это лишь пару бургеров спустя. Сперва смотрит на пятно, а затем взгляд ее скользит к пуговицам, вернее, к пространству между ними, рубашка слишком сильно растянута и промеж пуговиц проглядывает плоть.
А он толстеет, думает она, того гляди, рубашка треснет прямо на нем.
Полушутливое замечение, оформленное в слова, становится… странно возбуждающим. Как будто она ХОЧЕТ, чтобы рубашка треснула прямо на нем. Вдох, выдох, Шаннон пытается выкинуть из головы эту мысль — без толку, — и указывает на жирное пятно.
Камерон, глядя, куда она показывает, издает усталое мычание — рот набит — и пытается вытереть пятно. Жиры на его руке и груди при этом покачиваются, и перепачканные в масле пальцы лишь смазывают пятно до бесформенности. Тихо ругнувшись, он, мысленно махнув рукой, переходит к следующему бургеру.
Шаннон не хочет говорить, что на подбородке у него горчица.
Камерон не хочет говорить, что ее блузка заляпана жиром.
И он, и она хотят видеть, как другая — другой — объедается. Камерон думает, что Шаннон пытается сравняться с ним, и ускоряется. Шаннон думает, что Камерон уже практически наравне с ней, и тоже ускоряется. Профессионалы с конкурсов «кто быстрее» сгорели бы от стыда, если бы видели такую скорость, а они продолжают до тех пор, пока в ритмичное жевание не врезается громкий треск.
Оба смотрят, что это было — к вящему удовольствию Шаннон, это оторвалась одна из пуговиц на рубашке Кама. Ругнувшись, он пытается прикрыть непорядок.
— Не надо!
Он смотрит на свою подружку, которая немного краснеет.
— Мне так нравится.
Камерон, пару раз удивленно моргнув, решает, что лучший вариант — сделать вид, что ничего не случилось, и перейти к следующему бургеру. Шаннон, понимая, что углубилась на неизведанную территорию, быстро следует его примеру.
Впрочем, вскоре рубашка Камерона теряет еще одну пуговицу. На сей раз он уже не может этого не замечать — пол-брюха наружу, господи благослови. Он неуверенно подает голос:
— Когда ты сказала, что тебе так нравится — ты что имела в виду? — Он чувствует, что наполовину знает ответ, ибо ответ этот и есть то самое, чего на протяжении всей трапезы желал он сам.
Вместо ответа Шаннон запрокидывает голову.
— Боже, какой же тесный стал этот пояс! Наверное, я слишком много съела… — И с хитрой улыбкой отметив его реакцию на эти слова, добавляет: — Ага. И у тебя то же самое, правильно? — Он кивает. — Но правда, очень тесно...
Шаннон начинает расстегивать пряжку, но он останавливает ее:
— По-моему, тебе следует решить эту проблему иначе.
Сперва она не понимает, о чем он; затем смотрит на его рубашку с оторванными пуговицами, на остаток бургеров на блюде.
— О чем это ты? — невинным тоном уточняет она.
— О том, что нечего хорошей еде остывать.
Глаза в глаза, оба принимаются за еду с новым аппетитом. Обычному человеку одного такого бургера хватило бы на полноценный перекус, у нашей парочки они улетают как легонькие крекеры, десятками. Еще одна пуговица отлетает от рубашки Камерона. Пузо Шаннон все теснее и теснее врезается в пояс, жир выплескивается сверху и снизу, с каждым укусом язычок пряжки искривляется все сильнее. Они продолжают объедаться, и вот наконец пряжка ломается пополам — и внезапно высвобожденные жиры ее ходят ходуном, вздрагивая и колышась. Она доедает бургер и оглаживает разбухшие округлые телеса, выпирающие под юбкой.
— Пари держу, тут еще та отметина, — замечает она, приспуская юбку пониже. Само собой, на бледной коже горит ярко-красная окружность там, где плоть только что стягивал пояс.
Камерон, загипнотизированный этим зрелищем, доедает свой бургер, и когда он откидывается на спинку стула — застежку его джинсов вырывает с мясом, и брюхо выплескивается вперед. Шаннон жадно смотрит на него, лбеими руками придерживая собственное пузо, и спустя пару секунд сдавленно шепчет:
— У тебя сейчас так же рвет крышу, как и у меня?
Восставшая плоть Камерона аж приподнимает его брюхо, и он может лишь прошептать в ответ:
— Еще как!
С немыслимым для собственных объемов рвением он облетает стол, зарываясь обеими руками в разбухшие телеса раскормленной красавицы, соленые от жира губы смыкаются. Он пытается перебросить ногу через нее, чтобы прижаться потеснее, Шаннон отклоняется назад — и их суммарный вес плюс не самая щадящая позиция заставляют задние ноги стула хрустнуть напополам, так что парочка вмиг оказывается на полу. Полуоглушенные падением, оба, покраснев, пытаются отдышаться, и Шаннон через плечо Камерона замечает в дверном проеме знакомую фигуру, в следующий миг узнав Ами.
— Никому ни слова, пожалуйста!

— А ты вот сейчас разболтала, — надувшись, заметила Шаннон.
— Ну, даже хорошо, что так случилось. Ты ведь сейчас весишь почти столько же, сколько вы оба тогда.
Похлопав себя по гаргантюановых объемов чреву, Шаннон гордо согласилась:
— Еще нет, но близко.
И рассмеялась, все недовольство схлынуло.
Джесс посмотрела на собственный полуголый живот, вдвое меньше, чем у Шаннон. Подняла стакан и провозгласила:
— У меня тут родился тост. За все наши прикольные случаи, былые и грядущие, которыми мы можем поделиться друг с дружкой!
— А мне нравится!
— Еще бы! Будем!
Стаканы соприкоснулись с легким звоном, и барышни дружно выпили до дна.
Атмосфера «Западного корпуса» определенно таила в себе нечто… особенное.