Кондитериада
Кондитериада
(Bakery Girls)
Куда податься девушке на летние заработки? Я уже два дня сбивала ноги на тротуарах центра. Следовало бы раньше озаботиться поисками, большая часть вакансий уже оказалась заполнена. Я почти расстроилась, и тут увидела табличку «Требуются работники» в витрине «Кондитерской Коули». И вошла.
Пахло внутри божественно. В семье у меня уважают хорошую кухню, и я неплохо разбираюсь в кулинарии. Симфония роскошных ароматов любовно перебирала струны моего сердца. Прилавки уставлены всяческими вкусностями. Я прежде пару раз заглядывала в Коули — торт на день рождения, коробка пирожных на выпускной экзамен, пакет плюшек на вечеринку… ну и все такое.
За прилавком стояла девушка, которую я почти узнала. На пару лет старше меня, в детстве мы жили в нескольких кварталах друг от друга. Как же ее звали? Лиза… ну да, Лиза Коули.
— Привет, Лиза.
Она развернулась ко мне. Милая девушка. Так обычно о ней говорили, потому что Лиза была пухленькой. Когда-то была. Отдавшись семейному бизнесу, она… скажем так, обрела еще более цветущий вид. Впрочем, осталась такой же милой. Самой выдающейся деталью в облике Лизы, если не считать симпатичной пухленькой мордашки, был ее живот. Да, бюст Лиза тоже имела весьма достойный, но за последние месяцы живот у девушки явно вырос. С тех пор, как мы в последний раз пересекались, она заметно поправилась.
— Салют, Джессика. Как дела? Чем могу, как говорится? — Ладонь Лизы машинально поглаживала выпуклый живот.
— Э… как насчет работы? У вас еще не занято? Мне бы летнюю подработку, а если приживусь, так и осенью на полставки.
— Годится. Мы как раз расстались с Джинни. Она уехала из города. Учти, смены долгие, но платим неплохо, тринадцать баксов в час. Можем оформить тебя без интервью, я-то тебя знаю.
— Правда? Класс. А то я тут уже сколько шатаюсь, и все впустую.
— Угу, но мы же знакомы. Ты нам подойдешь. Щас, я замолвлю словечко предкам...
Через минуту-другую Лиза вернулась и протянула мне бланк договора. Потом из задней комнаты появились ее предки, весьма приятные люди, похоже, с ними нетрудно будет поладить. Договорились, что я выйду на работу в понедельник (сегодня суббота). Я прыгала от радости — ура, я нашла работу! И платить будут хорошо, для летней подработки так и вовсе замечательно. И с Лизой мы знакомы. Везет!
Понедельник, шесть утра. В голове туман, в желудке пустота — ушла из дома, не позавтракав. У входа в кондитерскую мне улыбнулась Лиза — отперла дверь, впустила меня и щелкнула ключом в замке.
— Ну, вот и я!
— Отлично. Так, первым делом — переодевайся в «кондитерскую униформу». Кстати, жутко удобная, мягкий хлопок и эластик, один размер подойдет любому.
Я переоделась. Действительно удобно, мягкий прикид пижамного кроя. Миленько.
— Ты завтракала, Джессика?
— Не-а. Не успела. Да я обычно и не завтракаю.
— Тогда радуйся, завтраком тут тебя будут кормить бесплатно. И как видишь, тут всегда можно перехватить капельку того-сего! — хитро ухмыльнулась Лиза и шлепнула себя по пузу. — Снимаем, так сказать, сливки с первой выпечки. Утром у нас сегодня слойки с яйцом, сыром и ветчиной. Как откроемся, их разбирают моментально. Вот, попробуй.
Прежде чем я открыла рот, булочка уже была у меня в руке. Я в общем и не собиралась отказываться, но Лиза пресекла всякую мысль о подобном. Откусила. Райское наслаждение. От начинки еще пар шел. Господи, какая вкуснятина!
— Мне нравится здешний завтрак, Лиза.
— Тогда бери еще. Первый поднос — наш. — Она любовно взглянула на свежевыпеченные слойки. — Серьезно, налетай, а то ж я так все и съем.
Я взяла вторую слойку. Ничуть не хуже первой. Я проголодалась. Слушая список моих обязанностей и порядок работы, я потихоньку сжевала еще парочку. Лиза тоже несколько раз прикладывалась к подносу, и вскоре он опустел. Она достала второй, выгрузив содержимое на прилавок, но пока мы болтали и выкладывали свежую выпечку, я не удержалась и умяла еще несколько штук. Перехватив мой виноватый взгляд, Лиза рассмеялась.
— Ай, Джесс, не парься. И вообще ты слишком тощая.
Я рассмеялась и больше об этом не думала.
День был загружен работой. А рот мой был постоянно занят чем-нибудь вкусненьким. Отродясь столько не ела. Капелька того-сего, ага. Слойки, печенья, эклеры… все совершенно новое. Лиза выдала мне «на пробу» целую корзинку с образцами. Боже, это же натуральный кулинарный концерт. Занятно, при всем этом я не чувствовала, что переела. Приходилось пошевеливаться.
Вот наконец и обеденный перерыв. Лиза взяла нам на двоих большой пирог-кальцоне. Очень вкусно, начинка — рикотта и ветчина-прошутто.
— Ну и как тебе нравится? Хорошая работа, а?
— Все так быстро пролетело! Только что было утро.
— Ага. Приятно работать с кем-то, кого знаешь и любишь. Вот в чем соль.
— Ага.
Кондитерская работала с семи до одиннадцати, потом закрывалась на половинный «обеденный» режим, а в двенадцать снова открывалась полностью и так до пяти, когда из зала вежливо выставляли последних посетителей. Я попыталась подсчитать, сколько калорий употребила за сегодня. Похоже, достаточно. Более чем. Сперва Лиза поставила на стойку вазочку со «Знаменитыми Шоколадными Чудесами Коули», и я съела четыре штуки. Потом были лимонные дольки. Вкуснотища. Четыре штуки (они такие маленькие!)… Яблочные пышки. Три. Я просто влюбилась в эту работу!
Следующий день был посвящен тортам. Позавтракав наполеоном, мы взялись печь торты. В детстве я просто обожала крем для тортов, да и сейчас отнюдь от него не отказывалась. Шоколад, ваниль, мокко… Вылив в формы основную часть крема, мы вылизывали миски прямо пальцами, болтая о том о сем. Мы прекрасно сошлись, основной темой бесед пока служила еда, о ней мы и говорили, и под эти разговоры постоянно что-то дегустировали. Лиза уболтала меня попробовать практически все, что готовила сама, ну а я, конечно же, должна была попробовать все, что готовила я, проверяя качество продукции. Душевно, вкусно, в дружеской компании и с приличным заработком, чего еще желать! Где-то между завтраком и обедом, когда поток клиентов немного схлынул, я повробовала парочку новых деликатесов. Кремовые пончики, яблочные меренги, ватрушки с творогом и с вареньем… просто рай на земле. После обеда (Лиза на сей раз взяла два внушительных ломтя домашней лазаньи) я почувствовала, что слегка перебрала. Штаны сидели нормально, но вот желудок был туго набит. Надо бы притормозить.
Ага, конечно. Весь остаток дня Лиза то и дело подсовывала мне «образчики» кое-каких своих любимых вкусностей (в обширном ассортименте кондитерской нелюбимых вещей у нее, похоже, не было вовсе). И как тут откажешься? Она же такая хорошая, такая заботливая. К тому же, похоже, чем больше я ела, тем скорее снова чувствовала голод. Забавно, а?
Вот так вот и продолжалось, день за днем. Перепробовав все, я решила, что самое-самое мое любимое — лотарингский наполеон, эклеры и яблочные меренги. Впрочем, Лиза то и дело удивляла меня новыми и не менее вкусными творениями. Я просто не могла отказать, видя, как она заботится о том, чтобы мне было вкусно, и желает услышать мнение со стороны. Наследница дела Коули гордилась своей работой, как же я могла разочаровать ее?
Со временем мы с Лизой начали проводить время вместе и после работы. Ходили в кино, по магазинам, шатались по городу, зависали на дискотеках… Нередко мы гуляли втроем — я, Лиза и ее парень. Они были вместе уже три года. Род оказался милым парнем, внимательным к Лизе и ко мне. На выходных мы неизбежно оказывались в закусочной Денни, где утоляли полуночный голод. Очень, очень жаль, что мы с Лизой раньше не были столь близки. Ну ничего, зато теперь мы подружились.
Работа была нелегкой, но веселой. Лучшего места я и представить себе не могла.
Но через несколько недель после того, как я начала работать у Коули, кое-что для меня переменилось...
Первыми разговор о моем весе завели родители. Признаю, я никогда не была особо худенькой. После первого курса (именно тогда я пошла работать в кондитерскую) я весила где-то 64 кило (перед колледжем — 61). В принципе вес у меня в течение года потихоньку прыгает туда-сюда, но после того, как я начала здесь работать, это было именно «туда», то бишь вверх, и никак не вниз. Меня это волновало? Честно — нет. Я была счастлива, хорошо проводила время, у меня появилась чудесная подруга, которой нравилось заботиться обо мне и моем благополучии. Ага, всячески развращая меня вкусностями, великое дело. Плюс еда была просто фантастической, и мы обожали кушать вместе. Лизе действительно нравилось видеть меня сытой и даже сверх того. Кулинария Коули недаром известна по всему городу, равных ей немного. Теперь я стала частью известного брэнда (пусть местного, тоже неплохо). Я хорошо зарабатывала и меня тут бесплатно кормили. На что жаловаться-то? Я счастлива. Возможно, поправилась — но была счастлива. Я давненько уже не поднималась на весы, да и в большое зеркало как следует не смотрелась, так что по большому счету не знала, насколько же я… э… расцвела заботами семьи Коули.
Я знала только, что у меня слегка выросла грудь — лифчик третьего размера был уже решительно маловат. И большая часть джинсов, признаю, больше не налезали. Что до блузок, они налезали лишь с изрядным скрипом и застежки угрожали разорвать тонкую ткань. Так что после очередной родительской нотации, как-то вечером после ужина я поднялась к себе в комнату и в полной мере оценить свои достижения. Может, даже влезть на весы.
Я заперла дверь — терпеть не могу, когда посреди столь интимного процесса меня беспокоят. Выбралась из черных штанов с эластичным поясом и стянула через голову мешковатую кофточку. Глубоко вздохнула и встала перед большим зеркалом, обнаженная.
Увиденное, правду сказать, несколько поразило. Фокусом нынешней моей фигуры стал живот. «Колоколом Свободы» он округлялся под моими пополневшими грудями, заметно выпирая вокруг углубившегося пупка, мягко устремляясь вниз, молочно-белый и мягкий. Схожие очертания обрели мои раздавшиеся вширь бедра, бока вспухли заметными складками. Ого. Отяжелевшие груди стремились вперед и вниз, где их уже поджидала опора живота. Заметно округлились руки. Пополневшие ноги соприкасались (это что-то новенькое!), ягодицы также заметно раздались. Лицо пополнело, появился двойной подбородок, как у рубенсовских ангелочков (ого, быстро я).
Не веря собственным глазам, я коснулась собственной массивной задницы. Да, моя. Да, настоящая. Повернулась боком и оценила вид в профиль. Моя, без вариантов. Мягкая, пышная, теплая. Все еще сохраняющая форму. Такой вот побочный эффект внезапно набранного веса. Я робко погладила ее обеими ладонями, потом осторожно-любовно огладила свои массивные бедра, мягкие складки на боках, скрестила руки на пухлом чреве, правая ладонь внизу, левая вверху. Снова назад, медленно. Вперед. Мягко, плавно. Завороженная, я оглаживала собственные пышные формы, а в голове сама собой складывалась винни-пуховская кричалка:
Плюшки, пончики, печенье -
красота!
Плюшки, пончики, печенье -
красота!
Плюшки, пончики, печенье -
красота!
Все в том же полубессознательном состоянии я развернулась и шагнула к весам. Глубоко вздохнула и вскарабкалась на холодную платформу. Стрелка заметалась по всей шкале — 170, 60, 155, 80, — и в итоге застыла на… 90. Чего? Это как? Стоп-стоп-стоп, восемь с половиной недель у Коули, двадцать шесть кило… два с хвостиком кило в неделю? Да быть того не может. Просто немыслимо.
Стук в дверь вырвал меня из прострации.
— Джесс? Милая? Это Том. Почему дверь заперта, хорошая моя?
Черт, черт, черт! Я и не слышала, как он идет по коридору. Совсем из головы вылетело, что на этих выходных Том наконец возвращается.
Том — это мой парень. Он преподавал английский в Японии и вот прилетел домой. Мы чертовски разругались, когда он уехал так надолго, но Том решил, что это важно для карьеры (он желал стать учителем), и расстались мы не в лучшем настроении.
Плюшки, пончики, печенье -
красота!
Плюшки, пончики, печенье -
красота!
Я мгновенно закуталась в халат. Что он скажет? А что я скажу?
Ладно. Сейчас разберемся.
Я отперла дверь. Том влетел внутрь — и замер. Он и не пытался скрыть, насколько удивился.
— Джесс?
— Привет, Том.
— Господи Исусе, Джесс, как же ты поправилась! Твоя мама предупреждала… но я даже не ожидал… боже...
Взгляд его скользил по мне сверху вниз и обратно. Я сгорала от стыда. Как он может так вести себя со мной? Моя мать говорила с ним об этом? Мне было стыдно за Тома — и за маму.
— Ну...
— Ты работаешь у Коули с той девушкой, как ее, Лизой? Чем они там тебя пичкают, Джесс? Ты что, жрешь весь день напролет? Ад и преисподняя, да тебя же расперло!
— Том… как ты можешь?.. — Хотелось сквозь землю провалиться. Исчезнуть. — Ты, я подозревала, что ты самовлюбленный эгоист, когда ты уехал в Японию, хотя я этого не желала, но сейчас? Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Ты-то сам, что, идеал во плоти? Так вот, малыш, это не так!
Мне было больно и обидно. Злая и раздраженная, я хлестала сплеча.
— Джесс, я просто беспокоюсь...
— О чем, чтобы тебя со мной не увидели? Не беспокойся, этого не случится. Убирайся вон, сволочь бесчувственная, видеть тебя не желаю.
— Джесс...
Я вытолкала его за дверь. Грубой силой. Натянула спортивный костюм. Позвонила Лизе. Та сказала — конечно, приезжай, жду тебя в кондитерской (ее квартира была в том же доме, прямо над магазином). Слетела вниз по лестнице. Том с моей матерью сидели в гостиной и о чем-то озабоченно беседовали. Вслед мне донесся слабый оклик, но я хлопнула дверью и вылетела вон. Машину вела, полуслепая от ярости. Как он мог? Как он мог? Как он мог?
Подъезжая к кондитерской, я несколько успокоилась. Голос Лизы в трубке был такой спокойный и уютный. Моя единственная опора. Она ни о чем не спрашивала, просто сказала, что будет ждать меня. Настоящая подруга. Пристроила машину на стоянке и раненой уткой заковыляла к двери. В зале было темно, горела лишь лампа над кассой. Лиза стояла в полумраке, ждала меня, преисполненная заботы и беспокойства.
Через несколько секунд мое лицо было мокрым от слез.
— … И я ушла… не могла оставаться там, Лиза.
Я рыдала.
— Ублюдок. Зачем он тебе вообще сдался? Ты же вроде сказала, что вы и так собирались расстаться.
— Да… но все равно больно.
— Знаешь что? Давай я познакомлю тебя кое с кем. Друг моего парня. Хороший парень — и весьма ценит, скажем так, женственные формы.
Я хихикнула, всхлипнула, а Лиза поднялась и обняла меня. Я жарко рыдала, уткнувшись ей в плечо. Она гладила меня по спине. Я молча хныкала, навалившись на нее всей тяжестью, ослабнув в ее объятиях. Она мурлыкала колыбельную мне в ухо — успокаивающую, словно мать.
Я наконец успокоилась.
— Что бы я без тебя делала, Лиза?
— Шшш...
И вдруг я почувствовала, как ее толстый живот вжимается в меня. И то, мы никак не могли обняться, избегая соприкосновения столь внушительных частей наших тел, а сейчас они тесно-тесно прижимались друг к другу, чтобы я могла сомнуть руки у нее за спиной, а она столь же крепко обнять меня. Странная, неожиданная дрожь молнией пронзила все мое тело. Взгляд затуманился. Я чуть подалась вбок, осторожно, проверяя, не почудилось ли мне. Наши пухлые чрева заколыхались единообразно, вправо-влево, вправо-влево. Мне не просто не почудилось — разряд, кажется, стал еще сильнее...
Я открыла было рот, но Лиза снова проговорила:
— Шшшш...
Ее ладони скользнули по моей спине, медленно опустились к пышным складкам на боках. Пальцы медленно погрузились в мой жирок. Я замерла. Меня всю колотило. Во рту пересохло. Я едва дышала. Ладони ее были ласковыми, нежными, мягкими… Сердце стучало как бешенное. Мысли хороводом блуждали в тумане. Между бедер засвербило.
Ладони мои сами стиснули складки у нее на боках, ее бедра — куда тяжелее моих. Лиза взглянула на меня сквозь полуприкрытые веки.
Я открыла рот...
— Шшш… — улыбнулась она.
Мы чуть отодвинулись друг от друга, а она направила мои ладони к своему животу, толстому-толстому. Я гладила ее мягкое пузо, медленно, лениво, а она закрыла глаза и запрокинула голову. Ладони мои погружались в ее жиры все активнее, сжимая, поглаживая, теребя. Никогда ничего подобного не чувствовала. Наслаждение такое острое, что ноги подгибаются. Но я продолжала и продолжала. Лиза медленно отступила к прилавку, поймала меня за руки и повела за собой, ласково, безмолвно упрашивая. Я покорилась, полуоглушенная собственными чувствами, завороженная происходящим.
Лиза медленно и осторожно провела меня за прилавок и к холодильнику в задней комнате. Взглянула на меня, снова полуприкрыв веки, открыла дверцу. Тусклое освещение выхватило из полумрака ряды всевозможных вкусностей, оставшихся со вчерашнего дня. Затем Лиза опустилась на пол и раздвинула ноги, на которых обрел надежную опору ее чудесный большой живот. Удерживая на этом вздымающемся куполе мою ладонь, она свободной рукой потянулась в холодильник, достала оттуда поднос с застывшим шоколадным печеньем (одно из ее любимых блюд) — и ожидающе приоткрыла рот.
Я повиновалась: поднесла печенье к ее губам, а она откусила и стала жевать. Проглотила. Еще кусок, и еще, и печенье исчезло. Вот ТЕПЕРЬ я пришла в восторг! Пока Лиза дожевывала это печенье, я взяла следующее, и когда она снова приоткрыла рот, я уже была готова. Еще, еще, и еще, она жадно поглощала печенье одно за другим, а я все это время гладила ее живот. Симфония наслаждений, голова моя шла кругом, а она все ела, ела и ела...
Через какое-то время я остановилась, так же села на пол и широко открыла рот. Лиза расплылась в улыбке, словно Чеширский Кот, и достала из холодильника поднос с шоколадными эклерами. О боже, о боже, о боже...
Плюшки, пончики, печенье -
красота!
Плюшки, пончики, печенье -
красота!
Я жадно хватала крошечные эклеры, губами, прямо с ее покрытой шоколадом ладони. Я просто должна была есть все быстрее и быстрее, чтобы побыстрее наполнить свой желудок, в котором словно пропасть разверзлась. Она гладила мой живот, я любовно слизывала шоколад с ее пальцев. Потом была вазочка с меренгами — мы разделили ее пополам, кормя друг друга снова и снова. Я растирала ее живот, она мой. Восторг наслаждения. Дальше были пончики с кремом… Мы словно с цепи сорвались. Гладили. Сжимали. Стонали. Хихикали. И все время ели, ели и ели… пока не обожрались свыше всякой меры.
Она гладила мой живот, я теребила свой клитор. Долго трудиться не пришлось, меня накрыло невероятной волной сразу после того, как я прожевала очередную горсть сладостей. Потом я наклонилась над ней, и она сделала то же самое, и когда она дошла до вершины, я почти взорвалась от наслаждения вместе с нею. Я не могла подняться на ноги. Задыхалась. От обжорства и страсти. Вся вспотела. Улыбнулась ей. Она поцеловала меня, я ответила, страстно. Губы Лизы были сладкими-сладкими. Некоторое время мы отдавались друг другу, не размыкая губ. Потом все же поднялись и, обмениваясь сытыми понимающими улыбками, направились к ней в квартиру, в ее кровать, и всю ночь провели в обнимку.
Через пару дней я перебралась жить к Лизе. Мы прекрасно поладили. Я должна была выбраться из-под семейного крова. В конце концов, мне уже двадцать и я могла жить, как сама того пожелаю. Оставила Тому послание. Сообщила, что видеть его больше не желаю. Больше и не видела.
Лиза представила меня Стиву, другу своего парня. Действительно очень симпатичный парень оказался. А потом мы все вместе отправились гулять.
Стив и Лиза многое делали, чтобы я ни в чем горя не знала. Во всех смыслах. Мы вчетвером (я и Стив, Лиза и Род) развлекались на всю катушку и получали массу удовольствия.
На дворе уже ноябрь, и моя «кондитерская униформа» уже изрядно тесновата в поясе. Странно, да?
С той ночи мы с Лизой еще несколько раз повторяли «безумное тортопоедание», в вариациях, и всякий раз это было столь же невероятно. Кстати, я потолстела. Чего и следовало ожидать, наверное, у меня ведь растущий организм. Заботами Стива и Лизы так точно. Они заботятся, чтобы я была счастлива, и я рада видеть Лизу счастливой. При моей дружеской (и порой страстной) заботе Лиза, кстати, тоже заметно раздалась. «Один размер подходит всем» в ее случае уже не работало, пришлось заказать новый комплект униформы, но и он с недавних пор стал ей тесноват! Как-то Лиза призналась на ушко, что когда я устраивалась на работу, она весила что-то около 107, а сейчас уже 140 с хвостиком (точно она не сказала, к тому же практически каждый день эта цифра устаревает).
А я? О, я девушка немаленькая. Очень немаленькая. И Стиви обожает меня всю. И заниматься любовью — просто чудесно. Особенно когда под рукой есть миска с пончиками, да побольше!
Вот такая у нас образовалась, пожалуй, большая счастливая семья...