​Колобки для колобочки

Колобки для колобочки

(Krapfen)

Домой Мартин вернулся позднее обычного. Яна, его падчерица, наверняка уже поужинала. Ее мать, Николь, сейчас в двухдневной бизнес-командировке на конференции, но в холодильнике была кастрюля вермишели с сырным соусом, и уж на разогреть себе порцию кухонных талантов Яны вполне хватит. Сам Мартин после работы пошел в паб с коллегами и был несколько под мухой. Приятственно так, хорошо посидели, да и поели тоже хорошо. Он задумчиво похлопал себя по брюшку, что слегка выпирало над ремнем. Стоит быть поаккуратнее, этак и растолстеть недолго.

Конечно, до Яны ему в этом плане далеко. Та, судя по фото и рассказам матери, толстой была всегда. Даже в детстве, когда многие воротят нос от еды и их приходится уговаривать скушать хоть что-нибудь — у Николь с дочкой отродясь не бывало подобных проблем, малышке все нравилось и она всегда была готова попробовать что-нибудь новенькое. Особенно сладкое. Хорошо покушав, девочка непременно потом набивала свой животик конфетами и сластями — и Николь, вечно занятая на работе мать-одиночка, никогда не отказывала дочери в таком скромном желании. Сама-то отродясь на диетах не сидела, смысл ограничивать ребенка? Да и сам Мартин, войдя в их жизнь, не видел причин препятствовать такому. Подкупить девочку вкусняшками, тем самым доставить ей радость и завоевать ее доверие — что может быть проще? А Яна охотно все это съедала. При виде нового пакета сластей у нее загорались глаза, она с явным удовольствием отправляла все это в свой круглый животик, и потом охотно обнимала папочку-кормильца — а Мартин кожей чувствовал, насколько туго набит этот самый животик. Умилительный колобочек, сытая и довольная, она потом доверчиво сворачивалась у него под боком...

Колобочек с годами все рос и рос, и вот умилительная малышка превратилась в более чем упитанную барышню развито-подросткового периода. Налитой бюст, раздавшиеся вширь бедра… и все это покрыто многими слоями сала. Аппетит у Яны только рос — вместе с обхватом того места, где полагалось быть талии. Николь никогда не возражала, если та берет себе две или три добавки. Как-то Мартин поинтересовался, не боится ли она, что дочка так быстро набирает вес, на что жена лишь пожала плечами, мол, перерастет она весь этот свой детский жирок, со многими бывает. На чем тему и закрыли: Мартин в общем-то и сам не без удовольствия наблюдал, с какой счастливой мордашкой Яна лопает все подряд, ну да, девочка толстеет, но не лишать же ее такой радости...

Собственно, ему казалось, что Яне в радость именно что толстеть, что она сознательно переедает, проверяя, а влезет ли в нее еще немного, особенно когда попадалось что-то особенно вкусненькое… как правило, влезало, но в результате растянутый желудок привыкал ко все более солидным порциям, и теперь обычной трапезы плюс всяких вкусняшек ей банально не хватало, чтобы насытиться.

В последнее время Мартин не раз замечал, как поздно вечером, после более чем сытного ужина, Яна украдкой отправляется на кухню, чтобы слопать еще что-нибудь — печенье, тертый пирог, а лучше всего ванильный пудинг. Пол-литра она уписывала, можно сказать, залпом, и это после хорошего ужина с добавкой. Просторная ночнушка позволяла ее круглому пузу, не стесненному тесными шмотками, раздуваться без помех, и оно лежало на ее пухлых коленках этаким тугим тяжелым шариком, а Яна облизывалась, счастливо вздыхала — и пила пудинг прямо из стакана, быстро и жадно, а он буквально видел, как раздувается с каждым глотком ее и так немаленькое пузо. И лишь когда пудинг заканчивался, она оседала на стуле, объевшаяся, и тихо стонала от удовольствия, оглаживая пухлыми ладошками карикатурно раздувшееся пузо, и посидев вот так в прострации, потом неловко поднималась и топала к себе в комнату, придерживая отяжелевшее пузо обеими руками.

Она не обращала внимания, что он тайно наблюдает за ней...

Раскормленное юное тело падчерицы восхищало Мартина сильнее, чем он готов был самому себе признаться. Как она, сытая и довольная, вздыхает, и лениво оглаживает свой желудок, снова слопав больше, чем стоило бы… как ее после трапезы распирает все сильнее… как под натиском ее пуза трещат одежки… а эти ее круглые щечки, и милый двойной подбородок, и сочные складки на боках… и бюст, пышный и раскормленный… иногда Мартину мечталось самому ее покормить, запихивать в жадно разинутый ротик одну вкусняшку за другой, и вволю ласкать ее нежные жиры...

Раскормить ее до отвала. До отключки. Чтобы и пошевелиться не могла, бессильно раскинув руки-ноги, а ее раздувшееся пузо, массивное и тугое, будет выпирать тяжелой горой. А потом… дальше он и фантазировать уже боялся.

При одной мысли о раскормленной падчерице у Мартина участилось дыхание. Он открыл дверь, снял обувь и куртку, вошел в гостиную… и замер. Его тайная фантазия словно только что сбылась...

Раскормленная девушка уснула на диване. Веки сомкнуты, длинные ресницы почти щекочут круглые щеки, пухлая рука вытянута, вторая почти касается полуоткрытых губ. Футболка задралась, обнажая шарообразное пузо, которое вздымалось и опадало с каздым вздохом. Джинсы расстегнуты, резинка трусиков под давлением пуза сползла ниже… Он замер, не в силах отвести взгляда. Яна определенно отрубилась после ужина — телевизор все еще что-то вещал, а рядом с диваном стояла пустая коробка из-под печенья. Он тихо выдохнул… пузо ее, невероятно круглое и мягкое, казалось почти карикатурно вздувшимся.

Мартин быстро заглянул на кухню и выяснил, что она ухитрилась слопать целую кастрюлю вермишели с сыром — даже для маленькой обжоры это много… а потом еще было печенье… У него коленки задрожали.

Искушение было слишком сильным. Два шага, и он рядом с ней, рука его сама собой потянулась и коснулась ее живота, сперва кончиками пальцев, затем всей ладонью. Очень осторожно, очень ласково, гладил он ее пузо — верхнюю часть, там, где под толстым слоем сала прятался желудок, о боже, тугой как камень, Яна попросту обожралась до отключки и отрубилась… Он опустился на колени, протянув обе руки к разбухшей горе сала, принялся ее поглаживать, нежно и ласково… Мартин едва дышал, брюки в паху стали тесны… обнаженная кожа ее под его ладонями была бархатисто мягкой, и во сне она тихо, еле слышно, стонала...

… а потом вскрикнула, открыв глаза, и он отшатнулся.

— Тихо, это всего лишь я, — выдавил он, когда она резко села, испуганно глядя на него, — ты всхлипывала во сне… ну, я и подумал, может, у тебя живот болит, и… может быть… от легкого массажа станет полегче...

Яна расслабилась, вновь осела на спинку дивана и, надув губки, заявила:

— Ты меня напугал… но… желудок и правда немного побаливает… — И, глядя на него из-под густых ресниц, чуть выпятила и так раздувшееся пузо.

Он вновь коснулся руками ее теплого сала, нежно и ласково начиная поглаживать.

— Так хорошо?

— Ммммм… — только и отозвалась она, еще больше выпячивая голое пузо.

Мартин сосредоточился на том, чтобы самому не застонать, ладони его кругами гладили мягкую-мягкую кожу, а если вдруг случайно задевали основание небольших мягких грудок, она этого словно не замечала...

Девушка вновь закрыла глаза и вздыхала и ахала в полном соответствии с ритмом его массажа, особенно ей нравилось, похоже, когда он чуть сильнее сжимал ее объемистые бока или слегка нажимал на переполненное пузо, и даже попыталась, тяжело дыша, еще больше податься к нему, соскальзывая в его объятия… Он несколько осмелел, подавшись ей навстречу, и Яна охотно освободила ему место, так что он уже стоял на коленях промеж ее раздвинутых бедер, еще немного, и бугорок в его паху начнет тереться о ее голое подбрюшье...

— А ты мне случайно ничего вкусненького не принес?

Вопрос вырвал его из транса.

— А ты что, голодная? Кажется, твой животик изрядно накушамшись, — Мартин надавил обеими ладонями на тугой желудок под стоем сала, и она, икнув, улыбнулась.

— Ну, есть немного… но от десерта я никогда не откажусь! Покормишь меня?

Он замер, а она вдруг села и обняла его за шею:

— Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста? Мне б чего-нибудь сладенького...

Он чувствовал сейчас лишь ее пухлое раскормленное пузо, игриво прижимающееся к его телу, мягкое и круглое, руки сами собой стиснули сочные бедра девушки… а она смотрела на него снизу вверх, покорно-ожидающе, и ее мягкие груди вздымались и опадали под тесной футболкой. Мартин с трудом взял себя в руки.

— Я не могу… ты и так уже наелась… ты… ты слишком много ешь… твой животик… — он ткнул пальцем в ее мягкую плоть, невольно прижимая к себе еще теснее. «Слишком жирный», хотел было сказать Мартин, но выдал другое: — И так уже большоъй...

— Ну да, большой, — надула она губки, еще сильнее выпячивая пузо, — а как иначе-то? Это ж такой кайф...

— Ты о чем? — он дышал еще тяжелее, чем она.

— Когда я ем, ем и ем… пока уже больше не лезет… а потом, когда ты стал меня гладить...

Понимая, что хорошего выхода из этой ситуации он не найдет, еще миг — и вообще случится непоправимое, Мартин сдался:

— Хммм… кажется, в кладовке еще оставались пончики… погоди здесь, я сейчас...

На кухне он первым делом вскрыл банку пива и сделал большой глоток. Холодное, оно слегка прочистило мозги. Ответа на вопрос «что делать» Мартин так и не нашел, а потому допил пиво и вернулся в гостиную, прихватив с собой еще банку пива и коробку на две дюжины сладких колобков. Яна уже сидела, оправив футболку, так что хотя бы верхняя часть раскормленного пуза была прикрыта.

Он плюхнулся в кресло, тяжело дыша, поставил коробку рядом с собой, вскрыл пиво и окинул девушку оценивающим взглядом. Красавица: пухлые губки, пышный бюст, расплывшаяся талия, круглое пузо, сочные бедра… Мартин невольно закряхтел — черт, он таки перебрал. А раскормленная девушка ожидающе-смущенно смотрела на него.

— Ну же, иди сюда, посмотрим, сколько сможет слопать наша ненасытная обжорочка...

Яна почти вскочила — неуклюжая, расплывшаяся, но желание побороло лень. И, покачнувшись, побежала через комнату, пузом вперед.

— Погоди, — проговорил Мартин, — штаны сними сперва, чтобы не давили на пузико...

Она охотно последовала совету, благо джинсы уже были расстегнуты, и с некоторыми усилиями стянув штанины с пухлых ножек, тяжело дыша, замерла рядом с его креслом, полуголое пузо ее было так близко, у него просто руки задрожали. Остатки самоконтроля смыло девятым валом.

Мартин молча сцапал девушку за то место, где полагалось быть талии, и усадил себе на колени, второй рукой нашарил в коробке покрытый глазурью шарик, впихнул в жадно распахнувшийся ротик Яны и тут же потянулся за следующим, чтобы отправить и его туда же, как только она прожует и проглотит этот. Малышка с радостью заработала челюстями, мыча от удовольствия, раздувшееся пузо ее с каждым проглоченным кусочком чуть подрагивало, но остановиться ненасытная не могла, жадно слизывая крошки с губ и облизывая то, что прилипало к его пальцам. Футболка ее давно задралась обратно к бюсту, и голое пузо прижималось к телу Мартина, а он сам лишь видел восторженную искру в очах девушки, которая молча требовала «еще! еще!» — и тяжесть ее раскормленной тушки.

Примерно после десятого колобка Яна выдохнула, прижалась к нему потеснее и обняла его за шею.

— Уффф, это было потрясающе вкусно… — прошептала она ему на ухо. — Теперь я наелась… ты погладишь опять мой животик?

На какое-то время он позволил ей отдохнуть, наслаждаясь ощущением ее немалой тяжести, пухлой и мягкой, теплой и тучной. Он ласкал ее «талию», чуть стискивая слои сала, под которыми уже не прощупывались ребра, пальцы его регулярно задевали нежную плоть в нижней части массивных юных грудей, распирающих лифчик, ощущали пышную женственность… а толстушка в его руках мурлыкала и постанывала от наслаждения...

Чуть погодя, однако, Мартин решительно ущипнул ее за тучный бочок. Яна пискнула, выпрямилась и удивленными большими очами взглядуна на него. Он чуть потыкал в ее переполненное до шарообразности пузо.

— О нет, так просто тебе не отделаться: раз ты хочешь десерт, хотя уже слопала сегодня ужин, какого хватило бы пятерым, раз ты предпочитаешь жрать и набирать вес, как поросенок… — малышка хрюкнула и покраснела, однако всерьез возражать не могла: слишком объелась. Он снова похлопал ее вздувшийся желудок. — Так вот, давай-ка проверим, сколько ты действительно способна вместить в свой раскормленный жирный живот, обжора ты ненасытная!

И достал из коробки следующий пончик. Девушка автоматически облизнулась. Прорва обжорливая — слопала столько, что едва дышит, и все равно не может сдержать радостного предвкушения впихнуть в себя еще немножко...

— Если съешь все, с меня массаж животика, долгий-долгий...

Положительная мотивация — наше все: Яна охотно раскрыла рот, в который и отправился пончик, а потом еще один, и еще… Не давая возможности ее желудку опомниться от сладкого ступора и возопить «ты что творишь», он быстро запихивал ей в рот один колобок за другим, а толстушка покорно жевала и глотала, закрыв глаза, тяжело и прерывисто дыша в перерывах между пончиками.

И вот наконец и последний. Он-то и стал даже для ненасытной Яны последней соломинкой: круглое лицо перекосилось, она застонала и сползла с его коленок, придерживая обеими руками раздувшееся пузо, вперевалку доковыляла до дивана и растеклась по ложу, боком, громадное пузо тяжелым мешком сала лежало, только что не свешиваясь.

— Больше не могу… — пропыхтела Яна… — охх… слишком объелась… мой желудок… так давит… сейчас лопну… охх...

Лопнуть не лопнула, но, тяжело дыша, придерживала переполненный живот, жестами и всем телом своим взывая о помощи.

Мартин выбрался из кресла и снова опустился на колени перед ней, лежащей на диване, и принялся исполнять обещанное, обеими руками зарываясь в обнаженное тучное сало обожравшейся до отключки падчерицы.

Это ж насколько она такими темпами разжиреет хотя бы к восемнадцати...