​Кларабелль и шведский стол тенессийского образца

Кларабелль и шведский стол тенессийского образца

(Country Buffet — Clarabelle)

— Добрый вечер! — улыбкой встречает официантка двух посетительниц. Явственные мама с дочкой; мама под сорок или около, дочке от пятнадцати до двадцати. Обе очень толстые, впрочем, дочка родительнице заметно уступает.

Мама облачена в балахонистый сарафан, ее грудь — натуральнейшее вымя — оттопыривает ткань примерно на полметра. На дочке обычная джинсовка.

Уточнив, что они желают пить, официантка наполняет стаканы, а корпулентные посетительницы направляются к буфетной стойке. Обтянутые эластичными джинсами тучные окорока дочки изрядно колышутся; мамочкины стопроцентно тоже, но под балахоном этого не видно.

— Это что, все, что ты будешь есть? — удивленно вопрошает мама, увидев, что дочкина тарелка наполнена далеко не с такой горкой, как ее собственная. — Клади себе столько, сколько захочется, это же «Тенессийский буфет», а значит — ешь-сколько-влезет!

У дочки нерешительный вид.

— Мам, я пытаюсь сделить за своим режимом питания. Нельзя мне брать слишком много.

Официантка ставит на столик два больших стакана шипучки. Тут не городские кафешки, а здоровые деревенские порции. Пол-литра — так, смочить горло.

— Чушь, — ответствует мамочка. — Ты молодая растущая девочка, тарелка у тебя должна быть полной.

Дочка прекрасно знает, что она и так толстая, однако переспорить мать нереально.

— Мам, я уже расту только вширь. И как раз из-за таких вот рестораций. Мне и так нелегко контролировать свой аппетит, не знаю, почему ты всегда меня таскаешь по таким заведениям.

— Кларабелль, я уже устала тебе повторять: у тебя нормальный здоровый аппетит, который незачем контролировать. И ресторанчики такие я выбираю как раз для того, чтобы ты ни о чем не переживала. Кушай.

С сомнением глядя в свою тарелку, Кларабелль принимается за еду. И уже с первой ложки становится ясно, как ей это нравится. Кормежка в «Тенессийском буфете» всегда отменная, и многие посетители выходят отсюда обожравшимися и довольными.

Покончив с первой тарелкой, Кларабелль идет за второй, которую наполняет уже с горкой. Мама одобрительно кивает, дочь этот кивок холодно игнорирует и просто принимается за еду. Где-то посередине тарелки снимает джинсовую курточку, оставшись лишь в тесной белой маечке. Теперь всем видно, какие у нее пухлые руки и круглые груди, надежно опирающиеся на выпирающий живот.

Когда та расправляется со второй тарелкой, мать спрашивает:

— Ну что, сходишь за добавкой?

Сама она пока и половины своей порции не одолела, но точно знает, что у дочки в желудке еще полно места. И делает знак официантке, мол, нам еще по стаканчику.

Кларабелль, не ответив, просто поднимается на ноги, опираясь о спинку стула. Официантка приносит еще шипучки, Кларабелль же отправляется к буфетной стойке. Теперь, без курточки, видно, что над джинсами выпирает изрядная складка сала — спереди и по бокам.

Третья тарелка наполнена уже даже не с горкой, а под завязку. Картофельное пюре, на нем пирамида жареной курятины, и все это обильно полито густой подливкой. Контрфорсами выложено несколько ломтей ветчины и добавлено жареной кукурузы. Мать одобрительно кивает, глядя, как Кларабелль осторожно опускается на стул: доченькина пятая точка сантиметров на пять шире сидения.

С вилкой наперевес дочка атакует третью уже тарелку; мать молча поедает собственную порцию. Кларабелль полностью сосредоточена на еде, не замечая вокруг никого и ничего, словно в трансе. Аппетит у нее еще тот, факт. И понятно, откуда такие объемы, дело не только в наследственности: матушкины габариты определенно будут превзойдены, причем не в таком уж и отдаленном будущем.

Она не замечает, как отправляется за добавкой мать, не замечает, как официантка приносит еще стакан шипучки, потому как предыдущий выпит. Из транса Кларабелль выходит, только когда тарелка оказывается пуста; тогда она откладывает вилку и переводит дух.

Откидывается на спинку стула, поглаживает вздувшееся пузо. И еще раз мысленно повторяет себе — не надо было сюда приходить, от всех этих калорий меня разнесет еще больше. Она знает, что в принципе в нее влезет еще сколько-то — но желудок уже сейчас достаточно полон, чтобы вставать и идти за добавкой никакого желания не было.

К счастью, а может быть, к несчастью — возвращается мать, и в руках у нее две полные тарелки. Одну из которых она и ставит перед дочкой, сообщив:

— Ну вот, милая, я решила принести и тебе добавки, раз уж все равно встала. Я же знаю, ты пока еще не наелась.

На косой взгляд мать отвечает безмятежной улыбкой: обе прекрасно знают, что будет дальше. И действительно: противостоять искушению стоящей прямо перед ней тарелки с едой Кларабелль физически не в силах. Что такое «наелась», если аппетит требует продолжения банкета? Нет, она будет есть до тех пор, пока может.

Так что она вонзает вилку в гору макарон с плавленым сыром, восхищаясь новой волной вкусов...

Четыре — ну хорошо, три с половиной — тарелки плюс три больших стакана шипучки. Троим такого количества съеденного хватило бы с лихвой. Не будь ресторанчик класса «съешь-сколько-влезет», это обошлось бы им в немалую сумму. Кларабелль вновь откидывается на спинку стула: ей стыдно за себя, за свое обжорство. Раздувшееся пузо выпирает вперед и в стороны, из-под подола маечки над поясом черных джинсов робко выглядывает полоска мягкой тучной плоти. Она знает, что с собой творит — и ничего не может с этим поделать.

Она тоскливо смотрит в сторону буфетной стойки — и видит, как к столу оттуда вперевалку топает мать, и в руках у нее две тарелки десерта. Объемистое пузо матери после сытного ужина слегка оттопыривает сарафан чуть пониже могучего бюста, покачиваясь от каждого движения. Это совершенно не мешает ей улыбаться до ушей, поставив перед дочкой обе тарелки сладкого.

— Ма-ам! — стонет Кларабелль. — Что ты со мной делаешь?

— Хватит хныкать! — резко заявляет та. — Мы с тобой прекрасно поужинали, а ужин без десерта не имеет права существовать. Вот я тут немножко и взяла.

«Немножко» — это все, что в принципе предлагает заведение в плане десертов. Ломтики торта — четырех сортов, — печенье, коржики, три вида пудингов, три плюшки, четыре пирожных и по кусочку от шести пирогов с разными начинками.

— Мам, но я и так уже четыре тарелки слопала, хватит мне… — собирает Кларабелль в кулак остатки своей решимости. Хотя не может не признать, что десерты выглядят и пахнут весьма соблазнительно.

— Четыре тарелки — это ни о чем. А то я не помню, что было на Новый год. Тогда ты куда больше съела. Впрочем, не хочешь — не надо, пусть эти тарелки просто постоят тут, пока нам принесут счет...

Конечно же, «просто стоят» они примерно десять секунд. Поерзав на стуле, Кларабелль не в силах отвести взгляда от сладкого. И вот она хватает печенье и отправляет в рот, а потом еще кусок пирога… Мать довольно улыбается и находит взглядом официантку:

— Принесите нам, пожалуйста, еще большой ванильный коктейль, девочке надо все это запить. — Официантка кивает, а мать задумчиво добавляет: — И мне шоколадный, хорошо?

— Конечно, мэм, — и та разворачивается к автомату для молочных коктейлей.

Кларабелль же медленно и методично истребляет все сладкое, в итоге на тарелке остается пара заварных и канноли. А вот место в желудке закончилось, впрочем, это ее не останавливает. Как не останавливало никогда.

Сидящая напротив мать как раз расплачивается за ужин кредиткой и подписывает чек.

— Давай, милая, доедай и пойдем домой.

Для Кларабелль эти слова звучат хуже пытки. Она откидывается на спинку стула, пытаясь освободить пузу максимум пространства, чтобы можно было хоть немного вздохнуть. Пока пузо побеждает. Майка задралась уже сантиметров на десять, одернуть ее обратно — без шансов. Даже штаны под натиском пуза сползли чуть ниже, чем нужно. Она оглаживает его, пытаясь немного утрамбовать съеденное и впихнуть в себя остатки десерта.

Минут один эклер. Еще один шаг к завершению процесса. Взять в руку шарик канноли и мысленно настроиться.

В последнее время Кларабелль все чаще и чаще заставляет свой желудок «работать сверхурочно». Не в ресторациях со шведским столом вроде этой вот — так дома, где в кладовке всегда изобилие снеди. А на каждом семейном празднике с недавних пор она отрывается и объедается до отвала. Вот как на Новый год.

Так было не всегда. Еще прошлым летом Кларабелль была обычным упитанным созданием, даже не самой толстой в своем классе (один из парней точно весил больше, правда, он и был на голову выше). Но внезапно у нее образовался кризис самоидентичности или нечто в этом роде: ну вот еще год, она закончит школу — и что дальше? Ответа на этот вопрос она не нашла, и еда для нее сперва стала попросту средством отвлечься от бесцельности существования. Но сейчас, когда филейная часть у Кларабелль свешивается со стула со всех сторон, пузо в сидячем положении заполняет чуть ли не половину коленок, а сиськи достигли шестого номера сугубо за счет накопленного тучного сала, она точно знает, что это уже далеко не «здоровый аппетит», о каком твердит мать. Знает — и ничего не может с собой поделать.

Пухлый пирожок-каноли с фирменной начинкой из воздушного творога — живое напоминание тому. Как бы ни хотела Кларабелль противостоять искушению — не получается, рука сама собой подносит пирожок ко рту и отправляет внутрь.

Последнее пирожное. Стыд за себя, неспособную сказать еде «нет», смешивается с гордостью: она сумела, одолела невероятных объемов трапезу. Еще одно пирожное, и можно кричать «победа». Укус, с противоположной стороны пирожного выдавливается немного крема — но Кларабелль не позволяет ни единой калории пропасть даром, перехватив этот крем второй рукой буквально в полете и облизав пальцы.

Все. Финиш. Вконец обожралась. Даже встать самостоятельно не может. С помощью матери ей это удается, и с торчащим вперед пузом и задранной майкой она медленно, едва дыша, движется к выходу. Мать подхватила ее джинсовку, Кларабелль же слишком занята: придерживает разбухшее пузо обеими руками, чтобы не колыхалось. Шаг за шагом. Забыв обо всем остальном, только бы не стонать.

Мать сердечно прощается с персоналом и на предложение «заходите еще» с улыбкой ответствует:

— Обязательно, через пару дней навестим вас снова!

И Кларабелль уже знает: через пару дней будет то же самое, в смысле новый рекорд обжорства...