Как приятно свидеться вновь

Случайно столкнулся с ней на парковке у супермаркета и едва узнал.
— Синтия, это ты?
— Томас?!
Посмотрели друг на друга и расхохотались. Несколько лет не виделись, вот как школу закончили, так и. Разумеется, довольно быстро разговор свернул на Ванессу. Она была первой моей любовью. Говорят, такое — не забывают.
— Ты с ней все еще на связи? — спросил я, а сердце екнуло.
Синтия подмигнула.
— Ну еще бы! Мы все еще очень хорошие подруги, даже ближе, чем в старые времена. Хочешь сказать ей «привет»?
Кровь моя, кажется, закипела, я даже покраснел, потому как Синтия откровенно захихикала.
— Да, буду очень рад. Дай ей мой номер, пусть свяжется, если захочет.
Еще минут пять вежливой беседы ни о чем, и мы отправились каждый по своим делам. Я потихоньку поехал домой. А позднее, когда вышел из душа, обнаружил на телефоне сообщение с незнакомого номера.
«Том, привет! Это Ванесса. Синтия мне твой номер дала. Очень ряда, что ты тут. Если тебе интересно, можем снова восстановить связь, а? П.С. Я так толком и не сумела тебя забыть. С наилучшими пожеланиями, Ванесса.»
Я был просто счастлив. Все эти годы я помнил о ней. Помнил ее. В школе нас называли «наша идеальная парочка». Увы, там у нас все и закончилось: я после выпуска отправился в универ за океан, а из «отношений на дальней дистанции» никогда и ни у кого ничего путного не получалось. В общем, тогда мы разошлись, и фактически сообщение «между нами все кончено» пришло эсэмэской после очередного бурного объяснения по телефону. И все. Я, конечно, все эти годы не монашествовал, но все пассии даже близко не могли сравниться с Ванессой. С тем, что я до сих пор чувствовал к ней...
И вот спустя пару недель и много-много сообщений и разговоров по телефону именно Ванесса все-таки предложила наконец встретиться вживую. Когда начали согласовывать, где — я изрядно удивился, ибо оказалось, что живем-то почти по соседству. Так что я приехал к ней с классическим подношением в виде букета роз и коробки шоколадок.
Домик оказался довольно милый, одноэтажный, но просторный и совсем небедный. Я даже подумал, что ошибся адресом, но на двери стояло имя Ванессы. Я вдавил пимпочку звонка.
— Слушаю? — Ее голос, все тот же, ошибиться невозможно.
— Ванесса, это Том.
Краткая пауза.
— Ты все-таки приехал. Просто чудесно! Входи — гость в дом, радость в дом.
Фоновый смешок, дверь открылась.
Прихожая, коридор, вход в большую комнату. Вроде как гостиная. В камине горел огонь, на диване сидела женщина.
— Синтия?! Ты что тут делаешь? Я думал, что встречу Ванессу?! — воскликнул я, насквозь озадаченный.
— Томас, пожалуйста, положи сюда все, что принес, и присядь на минутку. Помнишь, как Ванесса когда-то на тебя жутко обиделась? Помнишь, из-за чего именно? Подсказываю: ты тогда вместо Ванессы посмотрел на другую девушку. Не забыл?
— Да, было такое. Маленькая пухляшка Карен. Я ее тогда на выпускном пригласил на танец, подумал — нехорошо, что она стоит одна и грустит. Хорошенькая ведь была, пухленькая, но хорошенькая.
— Странно, что ты так быстро все вспомнил. А тем вечером ничего странного в самой Ванессе не заметил потом, а?
— Ну конечно же, помню! Она вся кипела от ревности, пытала меня, мол, давно ли тебя на таких колобочков тянет! Мол, раз тебе нравятся такие — отлично, я готова на все, чтобы стать самым лучшим колобочком для меня! Ну поговорили, да, а вскоре после этого разошлись, сама знаешь, как.
— А теперь скажи: готов ли ты вновь увидеть свою тогдашнюю любовь? Девушку, которая ради тебя сломала все барьеры. Она все это время ждала тебя и только тебя!
Я сглотнул — и кивнул. Синтия указала мне в коридор.
— Ступай. Там ты найдешь то, чего ищешь. Будь джентльменом и постучись, и все у вас будет хорошо.
И я вышел в коридор, проследовал до следующей двери и постучал.
— Кто там? — голос Ванессы.
— Это Томас. Можно войти?
— Да. Только не пугайся, ладно?
Рука моя замерла на дверной ручке. Что вообще творится, зачем все эти предварительные странные речи? Опять же мне вспомнились какие-то загадочные намеки в ее прежних сообщениях и телефонных разговорах...
Глубокий вздох. И я открыл дверь.
И увидел — ее.
И чуть не выронил букет роз, настолько был поражен.
— Томас! Ты такой же красавчик, как тогда, даже лучше! Я все еще помню, как у тебя сверкали глаза, когда ты танцевал с пухляшкой Карен. С того самого вечера я хотела стать такой же красивой, как она, нет, не совсем так, я хотела стать еще красивее, еще толще. Сперва думала, что и сама справлюсь. А потом Синтия мне помогла. Мы переехали в этот дом — это ее родители оставили ей в наследство. Синтия помогала мне набирать вес и утешала меня. Я всегда надеялась однажды вновь тебя увидеть. И вот он ты, здесь, на самом деле передо мною. Томас, теперь я достаточно толстая для тебя? Я с удовольствием растолстею насколько ты только пожелаешь!
Честно говоря, встретил бы где-то еще — не узнал бы вовсе. Женщина, которая сидела передо мной, весила килограммов двести пятьдесят, если не все триста.
И дыхание мое просто замерло. Никогда в жизни не видел столь роскошной красавицы таких вот размеров, сидящей на немаленьком диване как в кресле. Ванесса и в школе не была тощей, чуток попышнее многих девчонок, но это — это уже что-то с чем-то.
Вокруг нее на диване и на полу были разбросаны горы оберток от сладкого, жестянки от энергетиков и пластиковые бутыли от лимонада. Я смотрел на нее с отвисшей челюстью. За эти годы ее вес утроился. Ванессу разнесло до немыслимых пропорций. Одежда была ей мала и откровенно трещала. Футболка и вовсе не могла прикрыть это колоссальное, жирное шарообразное пузо. Это ж сколько в него влазит — подумать страшно, мимолетно подумал я. И пупок, глубокий, манящий. Просто чудо.
И я проговорил, чуть нервничая:
— Привет, Ванесса, ты очень хорошо выглядишь. Можно?
И медленно шагнул к ней. Ох, какая же она стала громадина. Чем ближе, тем больше.
Я хотел, как когда-то, обнять и поцеловать ее. А она подалась мне навстречу, пытаясь встать. Закряхтела от усилий. Заскрипел диван, когда вся эта громадная тяжесть переместилась под другим ракурсом, медленно и неуклюже. Она попыталась воздвигнуться надо мною, как та гора — Ванесса и прежде была сантиметров на пяток повыше меня, — и не смогла. Слишком растолстела, чтобы встать, по крайней мере с первой попытки. Но у меня от этого зрелища просто сердце пело, такой кайф! Обнимать ее, мягкую и пышную, всегда было жутко приятно — но сейчас там все было настолько тучным и так колыхалось… И еще от нее пахло бургерами, чипсами и шоколадом.
Я попытался чуть снизить накал и спросил:
— Ванесса, солнышко, как же это все так получилось?
И услышал конспективный пересказ шестилетней одиссеи.
— Когда ты уехал, у меня только Синтия и осталась. И она открылась мне: оказывается, она тоже обожает раскармливание. В активной роли. Я переехала жить к ней. Здесь я могла наконец воплотить самые потаенные свои желания. Ну и заодно хотела потрудиться над собой, чтобы поразить тебя, когда мы наконец свидимся, это была самая светлая моя мечта, Томас, дорогой мой. Как у маленькой девочки, наверное. Но Синтия не просто раскармливала меня — она хотела, чтобы я растолстела по-настоящему. И мы с ней были вместе, да. Никакого другого мужчины не было, Томас — только для тебя есть место вот здесь, посмотри, какие у меня теперь бедра, жирные, толстые, такая прелесть, совершенно неохватные!
И гордо раздвинула коленки, показывая, что обтянутые безумного размера спортивками ноги сплошь в целлюлите. Аромат ее тела, ее жиров манил, завораживал.
— А мое пузо! Синтия хотела, чтобы оно свисало куда ниже, чтобы я едва с места сдвинуться могла! И я ей все это позволила, ради своей слепой любви к тебе я впихивала в себя еще и еще, а когда объедалась так, что больше уже не могла — Синтия продолжала кормить меня с рук, я вконец обленилась, так что в основном только рот открывала, так больше влезало. Плюс бесконечные визиты в ресторанчики «съешь-сколько-влезет». Там она впихивала в меня порции буквально десятками.
Иногда, конечно, случалось и иначе, когда Синтия слишком уставала, чтобы меня кормить — я продолжала объедаться сама. Я хотела стать еще толще, еще красивее, еще желаннее. Для нее — и, особенно, для тебя.
А дома она холила меня и лелеяла, словно я тут королева. Массаж живота и постоянные кормежки, чтобы ненасытная я облопалась до отключки — и в меня продолжали впихивать еще и еще. Я сама этого желала. Как же мне это нравилось, вот так вот толстеть и жиреть. А потом я однажды вновь вспомнила Карен — а что, если она тоже стала набирать вес и стала еще толще меня? Или ты за эти годы таки нашел себе другую? Ревность и страх терзали меня, и чтобы заглушить эти чувства, я принялась объедаться как никогда прежде. Впрочем, не суть важно. Главное — чем сытнее была еда, тем больше меня распирало. Такая вот история. Я уже и наружу давно не выхожу, слишком растолстела, слишком отяжелела и расплылась. Весь день, считай, сижу и ем, ем и ем. Ну, под телевизор, иногда еще на приставке поигрываю, но в основном — именно ем. Хотя нет, если совсем уж честно, это не «ем», это «лопаю как не в себя», вот так правильно будет. Лопаю как жирная обжора. Помнишь, ты порой меня дразнил «обжорочка ты моя маленькая»? Ну так вот, уже давно — не маленькая!
Томас, я сказала, что мы с Синтией были вместе. Так вот — именно что «были». Больше года уже как мы вместе не спим, она — просто та, кто меня кормит, ну и все прочее. Туда, промеж ног, больше не добирался вообще никто. Мне самой — не дотянуться ни рукой, ни самыми длинными игрушками, тут нужен агрегат с дистанционным управлением, если такие вообще бывают. Какой у меня там пожар, это ни одними словами не передать. Особенно теперь, когда я вижу тебя, вживую, о чем так давно лишь мечтала. Ну так что скажешь — тебе нравится, какой я стала?
У меня просто слов не было, капающие слюнки небось всю тенниску заляпали. И Ванесса мою реакцию углядела давно.
— Что ж — мне не просто нравится то, что я вижу, солнышко, я в полном восторге, Ванесса, и хотел бы...
Дверь позади нас вдруг отворилась. Я понимал, что это Синтия, но не видел ее. За столиком на колесиках, в шесть слоев нагруженным всякой съедобной всячиной, от пиццы и сандвичей до выпечки и конфет, ее попросту не было видно.
Я вновь повернулся к Ванессе и увидел в ее очах то самое неутолимое пламя. О, я был рад за нее, гордился ею: она выбрала для себя жизнь, о какой всегда мечтала, но прежде подавляла в себе такое стремление. И сейчас именно этой жизнью и живет, именно так, как мечтает сама — и как мечтал я, о да, моя уже не маленькая и более чем раскормленная обжорочка.
Мы смотрели в глаза друг другу, в разгорающийся заново костер прежней любви. Рядом зашуршала оберточная бумага, а потом Синтия молча вложила мне в руку сандвич — тридцатисантиметровый шмат багета с колбасой, тертым сыром и чили, обильно политый майонезом.
Сама же Синтия принялась кормить мою любимую куриными хрустиками. Все как во сне, только наяву.
— Так, Синтия, подвинься — мою маленькую обжорочку надо как следует раскормить, а то явно отощала!
Ванесса плюхнулась обратно на диван, рванула на себе слишком ветхую футболку и со стоном накрыла ладонями массивные груди. Целое вымя, и то недостаточно выразительное слово. Громадное пузо ее колыхнулось.
— Корми меня, любимый. Сколько лет я этого ждала. Твоей обжорочке надо хорошо кушать...