​И дух возобладал над плотью

И дух возобладал над плотью

(Psyche over physicality)

Я сильно нервничала, и потянулась в сумочку за сладкой плиткой.

После чего осознала всю иронию ситуации и отдернула руку, словно от огня. Нервы или нет, но этот вопрос мне надо решить без калорийного допинга.

Делу не помогало и то, что место это было до странного пустым. Такая себе комнатка ожидания перед кабинетом врача, где можно было исключительно… ну, ожидать. Поговорить, и то не с кем, даже дежурного нет. Не на что смотреть, нечего читать, некуда глаза приткнуть.

Только ожидать. Ну, так она потому так и называется.

В конце концов дверь отворилась. Вышла высокая красавица с восточными чертами лица.

— Абби? — спросила она.

Я кивнула.

— А вы Шарлотта, верно?

— Да, это я. Входите.

Я поднялась — юбка в поясе слишком жала, — и вошла вслед за ней, чуть опустив голову.

— Вас непросто найти, — проговорила я, — раза три проходила мимо, пока не отыскала нужную дверь.

— Да, все так говорят, — согласилась она, ведя меня по слабо освешенному коридору. — Так чем я могу вам помочь?

— Мне вас подруга посоветовала, — сказала я. — По ее словам, вы, возможно, сможете мне помочь с проблемами насчет моего веса и питания.

— Ах вот как. — Она улыбнулась понятной только ей шуточке. — Да, с некоторых пор ко мне зачастили подобные клиенты. — Она остановилась у двери и дважды хлопнула в ладоши. Дверь скрипнула и отворилась внутрь.

— Правда? — Я вздохнула: она помогала другим, значит, поможет и мне. — Когда я нервничаю или напряжена, я ем. Даже если не голодна. У меня лишний вес и я постоянно чувствую себя не в своей тарелке.

Она помолчала, словно ожидая, не добавлю ли я еще что-нибудь. Мне от этого стало еще больнее, я сама такого не ожидала. Я чувствовала себя опустошенной, словно высказать это вслух было невесть каким подвигом.

— Хорошо, Абби. Думаю, я вас поняла, — рука ее легла мне на плечо. Прикосновение оказалось неожиданно утешающим.

— Я кое-что читала насчет гипнотерапии, — проговорила я, желание болтать языком оказалось сильнее здравого смысла. — Вроде бы в случаях наподобие моего она помогает.

Шарлотта кивнула, словно думая над услышанным.

— Безусловно, это может помочь. Но для начала нам стоит определиться, в чем на самом деле состоит проблема.

— Как? Что вы имеете в виду...

Взгляд ее был долгим и суровым.

— Возможно, небольшая демонстрация поможет. Я хочу, чтобы вы слушали меня очень внимательно и следовали моим инструкциям, хорошо? Начнем с дыхания...

Слова ее текли сквозь меня, и я как-то делала все, что она говорила, хотя что именно она сказала и что я соответственно сделала — изгладилось из памяти спустя считанные мгновения. Но с каждой секундой я все больше расслаблялась и успокаивалась.

— А теперь повернитесь к зеркалу, — велела она. Я послушалась, тело мое было одновременно легким и тяжелым. — Посмотрите на ваше отражение. Что вы видите?

— Это я, — сказала я.

— Факт, — усмехнулась она. — Смотрите внимательнее. Что вы видите?

— Я… — ну вот же ответ, прямо передо мной. — Я толстая и несчастная.

— Вы абсолютно справедливо поставили предлог «и». Можно описать строение как высокое и впечатляющее. Оно может быть высоким, может быть впечатляющим, а может оказаться и тем, и другим. То же и у вас — вы толстая и несчастная, но вам совершенно не обязательно быть такой.

Отражение мое замерцало, и внезапно я увидела другую себя.

— Что вы видите теперь?

— Я… я стройная. — Руки мои сами скользнули по моему животу и бедрам, восхищаясь, какая я легкая и подтянутая. — Я сейчас вешу столько, сколько и должна бы, я такой была лет шесть назад.

— Так, — сказала Шарлотта, — И?..

— И… я несчастная. — Отрицать очевидное было невозможно, судя по выражению моей физиономии, я близка к отчаянию.

— Именно так. Вы были толстой и несчастной, а стали тощей и несчастной. Давайте-ка попробуем другое сочетание.

Отражение мое снова изменилось; я поморщилась, когда тело мое раздалось вширь, набирая по дюжине кило с каждым вздохом. Одежда росла вместе со мной, обтягивая мои разбухающие телеса. Больно было смотреть, как я за несколько секунд стала чуть ли не на сотню кило толще.

И как и в предыдущем случае, выражение лица говорило само за себя. Улыбка моя была столь безмятежной, что я чуть не разрыдалась. Я правда способна чувствовать себя вот так вот?..

А потом все закончилось, и в зеркале отразилась насквозь привычная я.

— Что вы видели? — спросила Шарлотта.

— Я видела… — меня пробила дрожь. — Я видела себя, в разных габаритах. Это было трудно.

— Вас раздирает внутренняя борьба, — подытожила она. — Вы хотите быть стройной, но в то же время хотите быть и счастливой. Похоже, и то, и другое вам недоступно, и вы застряли на пороге ада, не имея ни того, ни другого.

— Ох. — Я вдруг ощутила себя утомленной и ничтожной. — Это плохо.

Она пожала плечами.

— Правда не всегда звучит приятно, но только она и поможет. Скажите, как вы себя чувствовали, видя себя куда толще нынешних габаритов?

Я открыла рот — и поняла, что слов у меня нет.

— Мне было больно, пожалуй. И в то же время… сама не знаю. Было очень приятно видеть себя счастливой и уверенной в себе — и даже, пожалуй, желанной.

— Это очень полезный опыт, — светло улыбнулась она. — К счастью ведет много путей. К стройности тоже. Вы можете стать здоровее, сильнее, желаннее и больше.

Меня пробрало холодом.

— Я… могу?

— Другие же смогли, Абби. Чем вы хуже?

— Я… — кажется, ответ на этот вопрос существовал, однако я не могла его найти.

Она указала в угол комнаты.

— Встаньте на весы, пожалуйста. Специально их держу здесь для таких случаев.

Внутри у меня все заледенело.

— Зачем?

— Скоро все станет ясно. Прошу.

Я сбросила туфли и вытащила все из карманов, сердце мое колотилось. Встав на весы, я продолжала смотреть в пространство.

— Семьдесят пять килограммов. Это число ничего не значит, Абби, — добавила она до того, как ужас окончательно охватил меня, — однако я хочу, чтобы вы его запомнили.

— Зачем?

— Через месяц вы снова придете сюда. — Улыбка ее была ободрительной. — Вам предстоит сделать выбор, вам предстоит делать его каждый день. Выбор между сейчас и тогда. Этот выбор я не могу сделать за вас.

Я кивнула:

— Какой выбор?..

— Если в течение этого месяца вы скинете вес — хотя бы полкило, — я помогу вам чем только смогу. Уберу вашу привычку переедать, привью вам любовь к спорту, даже поправлю ваш обмен веществ. Ведь похудеть на полкило за месяц — это под силу любому. Однако, — взгляд ее стал пронзительным, — если за этот месяц вы поправитесь хотя бы на полкило, это уже совсем другое дело. Тогда я избавлю вам от чувства вины, уберу всякие границы вашего аппетита и одарю вас телом женщины толстой и гордой.

А я-то думала, что мое сердце не может биться быстрее...

— А если мой вес останется таким же?

Шарлотта улыбнулась.

— Не останется. Теперь, когда вы все о себе знаете, вы не сможете не измениться. А вот каким будет это изменение — мы обе узнаем через месяц.

~

Утром я поднялась рано. Ставки высоки, но само задание простое.

Похудеть на полкило за месяц? Это я могу. Кто угодно может, за тридцать дней-то.

Легкая зарядка, разумно спланированное питание — и я на всю оставшуюся жизнь получу стройную и соблазнительную фигурку.

Завязывая шнурки, я не могла не задаться вопросом: а если это и был ее план? Если я продержусь месяц, у меня сама собой образуется привычка, от которой уже нет смысла отказываться...

Я покачала головой. А как же «уберу границы аппетита» и все прочее? Шарлотта странная, это уж точно.

Ну и ладно, что она там имела в виду — неважно. Зарядка три раза в неделю — а может, пять, посмотрим, как пойдет, и все. И начинаю сегодня же.

Я тысячу лет не практиковалась (о том, что я тысячу лет не в форме, стараюсь не думать), так что особых успехов от зарядки и не ожидала. Но на меня ничто и не давило. Ну подумаешь, если часть дистанции я не пробегу трусцой, а просто пройду пешком? Да даже пройти пешком всю дистанцию — для начала уже неплохо.

У меня куча времени, чтобы придти в форму.

Оно и к лучшему. Потому как получилось у меня ужасно. Прервалась на середине запланированной программы и поплелась домой, хватая ртом воздух.

Все нормально, сказала я себе. Шаг за шагом.

Хотела было плюхнуться в кресло, но желудок заорал: ты что, совсем того? Открыла холодильник, достала миску овощного салата, специально вечером приготовила. Села за стол и позволила себе гордо задрать нос. Я делаю правильный выбор, правильный для меня и моей фигуры — занимаюсь спортом и правильно питаюсь. Новая, более соблазнительная фигура ждет меня буквально за углом.

Я улыбнулась… и ложка заскребла по дну опустевшей миски. Желудок все так же недовольно орал, вроде бы и наполнили чем-то, но этого категорически недостаточно.

Ладно, наверное, я потратила на утреннюю пробежку больше сил, чем полагала...

На кухне оставалось еще сколько-то старых запасов: половина пиццы, несколько пакетов чипсов, пяток сладких плиток и все такое прочее. Днем я планировала все это собрать и выкинуть.

Но имелся ведь и другой способ от всего этого избавиться.

— Ладно, последнее «прости», — сообщила я холодильнику, — все это слопаю, чтобы ничего не осталось, а с завтрашнего дня начну питаться правильно.

~

— Черт-черт-черт!

Я смотрела на весы и ненавидела их, а главное, себя.

Полмесяца позади, а во мне уже семьдесят шесть кило. Сама не знаю, как, но я набрала вес.

С весов я не столько слезла, сколько свалилась, и поползла в спальню, вся в тумане. Плюхнулась на кровать, едва осознавая себя.

Все плохо.

Все очень-очень плохо.

Я смотрела в потолок, ощупывая себя. Неужели я такая пропащая, что не могу придерживаться вполне щадящего режима каких-то пару недель?

Мысль была пугающей. Еще более пугала вполне явная перспектива проиграть заключенное пари. Если я не справлюсь с этим, я ни с чем не справлюсь. Я обречена на никчемное существование, навеки останусь пустопорожей оболочкой особи хомо сапиенс, не способной ни на что путное.

И пока отчаяние пузырилось во мне, из подсознания прозвучал стальной голос.

Это не так.

Я повертела эту мысль так и сяк. Сказать, что я не способна ни на что путное — будет неправдой. Я сильная. Я доказывала это не раз.

Я несколько месяцев вытягивала родителей из болячек, ухаживая за ними в одиночку. Было тяжело, и не повезло, что оба свалились одновременно, но я справилась. Как-то. Когда они поправились достаточно, чтобы хотя бы самостоятельно о себе заботиться, я поняла, что мне нужен отпуск — больше, чем когда-либо, — но увы, все свои свободные средства я потратила на уход за родителями, и все отпускное время со всеми отгулами использовала. Так что я тащилась на работу аки среднепрожаренный зомби, и при этом пахала достаточно плотно, чтобы выбить себе премию и прибавку к зарплате.

Никчемной особи хомо сапиенс такое не под силу.

А еще я как-то отправилась в трехдневный поход по горам. Группа для этого похода тренировалась пару месяцев, но в последний момент один из альпинистов снялся — ногу вывихнул, — и я заняла свободное место. Все время плелась в хвосте, но выдержала и не жаловалась, пусть у меня потом неделю была крепатура.

Но неужели все мои подвиги остались в прошлом? А как же роман, над которым я работаю — треть черновика уже написана, и хорошо так опережая план? Я часто писала ночами, до тех пор, когда глаза начилали слезиться, а мозги закипали, хотя порой и хотелось врубить Ютуб и задавить в себе творческие порывы...

Нет, я не настолько никчемная особь.

Тогда что же со мной творится?

Скинуть пару килограмм — куда проще, чем то, что делала я. Куда проще, чем каждый день ходить на работу, которая больше забирает, чем отдает.

Если я не могу этого сделать, должна быть причина.

Потому что ты никчемушница, привычную шарманку заводит подсознание — но это вовсе не тот рев, которого я могла бы ожидать. Внутренний критик почему-то звучит неуверенно и странно.

Разве это самое сложное дело, какие мне выпадали? Вот, скажем, те три дня жизни в палатке под открытым небом на горном маршруте, нет?

Мне даже не пришлось велеть своему подсознанию заткнуться. Оно сделало это само, пристыженное.

Учитывая обстоятельства, какой может быть ответ?

Он ударил меня раскаленным ядром. Такой увесистый и правдивый, что аж больно. Я ахнула, когда эта мысль явилась, наполнив меня горячим и утешительным сиянием. Ответ столь очевидный, что даже странно, как это я в нем сомневалась.

Понятно, почему у меня ни хрена не получалось.

У меня ни хрена не получалось, потому что я сама так хотела.

Ну вот и оно, то очевидное, что все время ускользало. Мне нравится заниматься спортом? Черта с два. А сидеть на диете? Нет, иногда я не прочь схрумкать пару яблок или тарелочку салата просто потому, что захотелось. А отказывать себе во всем ради… а чего ради, собственно? Чтобы похудеть? И кому это надо? Мне — нет. Моему несуществующему парню — тоже. Друзьям и семье — все равно. Общественному мнению? Тут я просто расхохоталась. Эта толпа идиотов и кретинов еще будет мне указывать? Я им не верю ни в чем, так какого черта я должна слушать их советы насчет диет?

Общество тоже вычеркиваем. Так чего же я хочу?

Я хочу быть пышнотелой, соблазнительной и довольной.

Веки мои сомкнулись, я представила себе, как изменяюсь — как становлюсь втрое шире нынешнего, как в зеркале Шарлотты, мощные бедра, пышный бюст, объемистый живот древней богини плодородия. Не просто полная или упитанная, нет — откровенно толстая, и эта версия меня точно знала, чего она хочет, занимала все доступное ей пространство, не извинялась ни перед кем и любила себя именно такую.

Ибо она была прекрасна.

Собственно, вот и ответ на вопрос, чего же я хочу. Кстати, а вот прямо сейчас — чего я хочу? И снова ответ пришел сам собою, как только я перестала отметать очевидное.

Лапша. Хочу лапши.

Ноги уже сами несли меня к дверям. Хорошо, что я на автопилоте прихватила кошелек и телефон, потому как тело двигалось самостоятельно, без участия сознания.

Буквально в квартале от дома имелся отличный китайский ресторанчик. Я добралась туда минуты за полторы. Прилетела, наверное.

— Добрый вечер, — приветствовала меня красотка-китаяноччка. Я аж моргнула — улыбка ее сияла, а внутри таилась невероятная боль, я сама не знала, как сумела это рассмотреть. — Вы поужинать, или сразу упаковать на вынос?

— Поужинать, — сказала я.

— Тогда сюда, пожаоуйста, — кивнула она. — Кстати, у вам очень милая блузочка.

— Спасибо. — Почему-то я ничуть не удивилась, хотя комплиментов в мой адрес по поводу чего бы то ни было давненько никто не отпускал. Официантка подала мне меню и хотела было уйти, но я жестом остановила ее. — Мне, пожалуйста, весенние рогалики и курино-овощную лапшу, не очень острую.

Она черкнула у себя в блокнотике.

— Прекрасный выбор! Сейчас принесу.

Вдох, выдох. Тело мое вибрировало от огня и света. Спокойно сидеть и ждать — было чересчур, я словно парила в пространстве, готовая разразиться разрядом молнии.

Посетители ресторанчика удивленно косились на меня. Я чувствовала их взгляды — даже со спины, где увидеть не могла.

Пусть смотрят. Хотят полюбоваться — я им такое представление сейчас устрою, на всю жизнь запомнят.

Внутри приятно защекотало, когда официантка принесла тарелки.

— Спасибо, выглядит очень вкусно. — Конечно, она такое слышала от клиентов по сотне раз на день, но все равно улыбка ее была признательно-довольной. — Правда, я бы даже заказала еще лапши с говядиной в сотейнике.

— Вы уверены? — улыбка не исчезла, но глаза чуть округлились. — Это… очень много. Или с говядиной вам сразу упаковать с собой?

— Может, и много, — усмехнулась я. — Вы принесите, что не доем — унесу в контейнере.

Она черкнула и это у себя в блокнотике, а потом ушла на кухню.

Вкусной еда не только выглядела и пахла. Не испытывая ни малейших сомнений, я откусила весенний рогалик, корочка, хрустнув за зубах, сотрясла все мое существо, разрушив скорлупу самоограничений. Горячая, вкусная и одновременно сытная — домашнее мое «неправильное питание» тут даже рядом не лежало. Я ахнула от удовольствия — так, как ахала перед шедевром живописи или кадром роскошнейшего заката.

А лапша стала симфонией из всех моих любимых песен сразу, причем мелодии гармонировали, усиливая друг друга.

Чем больше я ела, тем лучше управляла собой. Я по-прежнему ощущала в себе энергию туч и молнии, но пропитанные маслом углеводы прочно удерживали меня на стуле. Две половинки моего существа словно соединились, я и еда, идеальный союз — как во время секса два тела сплетаются в единое прекрасное целое.

Следующие кусочки слились со мной, как две души сливаются в священной брачной церемонии — и я не о помпезных аксессуараха типа церкви, оркестра, гранд-фуршета, белого платья, фрака, семейный слезоразливных драм и прочего… нет, я имею в виду истинный и природный союз двух сущностей.

Тут я напомнила себе, что дышать тоже иногда нужно.

Потом задумалась: я хочу еще, или хватит.

Хватит?

Тело мое, наверное, стонало, пока я поглощала простое и невероятно вкусное блюдо; разум этого не фиксировал, занятый иными вопросами.

Я не обратила внимания, когда на столе появилась говядина. Официантка только что рот не раскрыла, удивляясь, сколько я уже съела — а я полюбовалась ее удивлением. Редкостной чистоты эмоции.

Живот мой был круглым и тяжелым. Но недостаточно круглым и тяжелым. Я расстегнула штаны, прямо в ресторане — без стеснения, без сомнений. Мой живот — моя неотъемлемая часть, я его очень люблю, там скрывается столько всякого великолепного, жизненно важные органы, которые творят чудеса. Печенка преобразует отраву в питательные вещества, почки очищают кровь, желудок превращает материю в энергию, увеличивая мои запасы, и там же скрывается матка, которая однажды может сотворить небывалое и создать новую жизнь прямо внутри меня.

И если мой живот большой — это просто празник жизни, любви и радости.

Я могла бы перестать есть уже сейчас, ибо физически насытилась и даже более чем. Но я еще не насытилась духовно. Не полностью. Любовь, ставшая едой, вливалась в меня, переводя меня из плотского мира на новый, высший уровень бытия. Повара говорили со мной — не словами, ингредиентами, а я слушала и внимала всем их урокам.

Я округлилась до беременных пропорций, и это было правда: во мне сейчас скрывался не ребенок, а мое собственное будущее. Столько слопав, я готовилась породить новую версию себя.

Хихикнув, я отправила в рот вилку, намотанная на нее лапша символизировала сложное сплетение нитей нашей общей судьбы, моей и мироздания. Было невероятно сложно ограничиться простым хихиканьем. Не в смущении дело, я могла свободно расхохотаться аки маньяк, хоть бы и прямо тут. Просто для такого смеха момент был неподходящим. Рот занят, переправляя очень и очень многое внутрь, и выпускать что-либо наружу — сейчас не время.

Я дышала, ела, жевала, глотала.

Внутри меня танцевало мироздание.

И — все. Совсем все.

Осталась пустая тарелка, вздувшийся живот и завороженно взирающий ресторан.

Великолепное, восхитительное мгновение. И вот оно миновало, пора двигаться дальше.

Я махнула рукой официантке.

— Счет, пожалуйста.

Она махнула рукой в ответ.

— Сегодня ваш ужин за счет заведения. Надеемся вскоре увидеть вас снова!

— О, это я вам решительно обещаю! — Я поднялась, живот напоказ, душа нараспашку. Влекомая все тем же непонятным импульсом, я поцеловала официантку в лоб. Она покраснела и поклонилась.

Вперевалку я вышла на улицу. Перерождение завершено.

~

На сей раз мне не пришлось кружить в поисках входа в кабинет Шарлотты. Взгляд мой, может, и скользил мимо дверей, но исходящая изнутри энергия ощущалась знакомо. Так что я открыла дверь и вошла.

Шарлотта уже ждала меня в комнатке ожидания, широко улыбаясь.

— Абби, — словно продекламировала она мое имя, все его буквы, — очень рада вас видеть. Как прошел месяц?

Я улыбнулась в ответ.

— Невероятно. На работе мне повысили зарплату, хотя я даже не просила. Старый знакомый возник из ниоткуда, мы выпили по чашечке кофе, а потом было просто волшебно. Я почти дописала роман. Энергия из меня так и хлещет, хотя сплю я сейчас меньше, и...

И еще многое, очень многое, но все эти скучные ответы на традиционный вопрос «как дела» — это не то, не так, и я пыталась подобрать правильные слова.

— И есть кое-что еще, да? — понимающе улыбнулась она. — Словно впервые в жизни вы чувствуете себя единым целым. Словно ваша блудная душа вернулась домой. Вы внезапно прозрели, и мир прекрасен.

— Все так, но даже это — лишь малая часть.

Шарлотта кивнула.

— Мои поздравления, Абби. У меня на ваш счет хорошие предчувствия. А теперь пойдемте, встанете на весы.

Я похлопала себя по животу, распиравшему новое платье.

— Нет смысла, я и так знаю, с какой стороны от прежних семидесяти пяти кило нахожусь.

— Все равно. Хотя бы любопытства ради.

Я прошла за ней по коридору в ту комнату с зеркалом. Ничего говорить ей не нужно было: я вынула все из карманов, сбросила туфли и встала на весы.

Стрелка дернулась и остановилась на цифре 83.

— Как, всего лишь? — удивилась я.

— Я рада, что вы нашли себя, Абби, — проговорила она. — Сколь невероятный дар вы несете теперь миру.

— Спасибо, Шарлотта. Спасибо за… я даже не могу сказать, за что именно хочу сказать вам спасибо.

— Ваше преображение, однако, не завершено, — сказала она, и я почувствовала, как внутри у нее бурлит волшебство. Волшебство — реально. Это открытие, вроде бы сотрясающее самые основы того, что я знала о реальности, пришло ко мне с уже знакомой легкостью.

Как будто на самом деле я уже все это знала.

— Незачем меня преображать, — заметила я. — Учитывая мой аппетит, сама скоро такой стану.

— О, безусловно, станете, но обещание есть обещание. А кроме того, я не смею удерживать истинную вашу сущность вдали от мира. Ни секундой более.

Я повернулась к зеркалу, и все остатки забот и сомнений испарились. Помещение поплыло, оставив лишь меня и мое отражение. Я была куда полнее, чем месяц назад, куда как более реальной.

И я вздохнула, и стала еще более объемистой и реальной.

Лишний вес обволок мои бедра, пророс складками и выпуклостями. Живот мой раздулся вперед и в стороны, начиная свисать, руки и ноги раздались вширь. Груди выросли до шедевральных пропорций, внутри защекотало. Лицо, принимая остатки положенного мне веса, стало мягче и проросло вторым подбородком.

Несколько секунд назад во мне было восемьдесят три килограмма. Сейчас — пожалуй, все сто тридцать три, а то и больше.

Невероятно, восхитительно прекрасная я.

Платье выросло вместе со мной, но не пропорционально, а так — чуть теснее в одних местах, чуть свободнее в других. Оно словно играло с миром в отдельную игру, где-то подчеркивая мои объемы, а где-то, напротив, скрывая их.

Я повернулась, чтобы сказать спасибо невероятной Шарлотте, но — не стала этого делать. Она знала, что я признательна ей, и она знала, что я знаю, что она знает, и так до бесконечности. Глаза ее сияли.

И она указала мне на дверь.

— Иди и порви их, девочка!

Я кивнула, поцеловала ее в лоб и вперевалку вышла обратно в мир.