Хроники Барбары

Хроники Барбары
(Barbara's Big Dinners)

Украденное печенье

Три года назад пухлая блондиночка Барбара прибыла в Кемфордский университет, сражаясь с собственным нежеланием взять себя в руки. Сражение это она проиграла, и растущий аппетит за эти годы превратил ее в то, чем она была сейчас: двадцать один год, рост метр семьдесят два, сто семьдесят восемь кило живого веса, пузо в две складки и филейная часть как две подушки.
Валяясь в постели, одной рукой Барбара листала странички на телефоне, а второй опустошала пакет крекеров. Не помешало бы заняться учебой, сессия на носу, но она решила отложить это дело на потом, а пока — время расслабиться.
И поскольку пакет опустел, неплохо бы найти те печеньки, что Лаура ела утром.
Не без усилий Барбара перетекла в сидячее положение, потом слезла с кровати. Потребовалось несколько минут, но в итоге печеньки были найдены, глубоко на нижней полке. Наклоняться так низко Барбара, как правило, не стремилась — за последние несколько месяцев пузо уж очень выросло для подобных упражнений, — однако сейчас дело было, можно сказать, жизненно важным для домашней выпечки. Кряхтя, она нагнулась, опираясь рукой на верхнюю полку, дотянулась до контейнера и сняла крышку.
Печеньки выглядели и пахли весьма аппетитно. Конечно же, соседка не будет возражать, если она попробует парочку. После соленых крекеров немного сладкой выпечки — самое то, что нужно.
Барбара вовсе не собиралась съедать ВСЕ.
Но именно так и сделала.
Вот она отправляет сообщение своему парню, килограммовый контейнер с печеньками стоит на уютной полке ее пуза — а вот, буквально минуту спустя, пальцы ее уже скребут по донышку, натыкаясь только на крошки.
Разумеется, в этот наихудший возможный момент и вошла Лаура. У Барбары не было времени не то что сочинить приемлемое оправдание, а хотя бы смахнуть крошки с губ.
Лауре не пришлось гадать, что тут только что произошло.
— Господи, Барб, ты что, слопала все мамины печеньки?
— Ну конечно же нет, — отозвалась та.
— Коробка с зеленой крышкой, которая лежит у тебя на пузе, пустая. Кажется, печеньки были именно в ней.
— Э… — Барбара покраснела.
— Определенно, очень похожа. И я вижу там крошки. И на тебе. На груди, на губах.
Барбара, как всегда, искренне пожалела о содеянном. Нет бы оставить хоть немного!
Лаура двинулась вперед. При своих ста двадцати кило она также относилась к категории толстушек, но передвигалась куда грациознее раскормленной Барбары. Указательным пальцем Лаура ткнула в пухлую щеку соседки, облизнула.
— Шоколад и ореховое масло. Интересно. Мамины печеньки, между прочим, тоже были с шоколадом и ореховым маслом.
Ну скажи же, отчаянно обратилась сама к себе Барбара, скажи хоть что-нибудь. А сказать-то было и нечего. Она только и могла, что краснеть от смущения, потупив взгляд.
Лаура начисто вылизала палец, долго и многозначительно, наклоняясь при этом все ниже и ниже, пока ее горячее дыхание не коснулось кожи Барбары.
— Обжора, — шепнула она, поглаживая мягкие подбородки соседки. — Хорошо, что я давно это знаю, и на сей раз попросила маму прислать две коробки печенек.
Барбара с облегчением выдохнула.
Лаура, однако, не пошевелилась, губы ее замерли в пяти сантиметрах от губ подруги, а шепот был вкрадчиво-голодным.
— Так что, мне достать вторую коробку? Может, одной было мало? Может… ты хочешь еще немного?
В этот самый миг телефон Барбары трижды пискнул, разрушив хрупкое очарование момента. Лаура выпрямилась, а Барбара прочитала сообщение:
«Ты где? Мы в клубе за пиццей.»

Анализ калорий

«О боже!» — сердце Барбары провалилось куда-то в район набитого сладостями желудка. Она опаздывает на подготовку к матану.
Скатившись с кровати, она бросилась одеваться. Нынешний прикид — шортики и голубая майка — был ей маловат еще пятнадцать кило тому назад, и светить своими жирами на весь студенческий городок она не стремилась даже опаздывая. Так что Барбара закопалась в хаос одежного шкафа, отбрасывая в сторону все грязное или слишком уж тесное. В итоге нашла футболку и розовые спортивки. Утрамбовать в эластик раскормленные жиры было нелегко, и когда она, втянув пузо, натягивала штаны, отражением в зеркале мелькнула ухмылочка отошедшей в уголок Лауры, которая с нескрываемым удовольствием наблюдала за происходящим.

Когда Барбара добралась до клуба, пот лил с нее ручьями. Нет, она не бежала. Она не могла бежать. Но она шагала, переваливаясь с боку на бок, на максимальной возможной скорости, и вконец запыхалась.
Плюхнулась на стул, обтянутые розовым эластиком окорока свешивались с обеих сторон сидения. Обмахиваясь ноутбуком как веером, Барбара пропыхтела сокурсникам «извините», а они аж вздрогнули от ее вида.
— Барбара, что случилось?..
— Я… э… место перепутала, — соврала, понимая, что вариант «лопала крекеры и печеньки» будет плохим оправданием.
— А. То-то у тебя голодный взгляд, — кивнула китаяночка-одногруппница, Мей, с понимающим взглядом. Категорическая ошибка, но рядом с Барбарой тут же оказалась коробка пиццы и двухлитровка колы. — Держи, мы заказали и на твою долю. Ты же любишь с пепперони.
— Ага, подзаправься. На пустой желудок диффуры не прогрызть.
Иногда казалось, что весь Кемфорд дружно старается раскормить Барбару. В желудке тяжелым комом теста лежал недавний перекус — ну, если можно назвать перекусом кило печенья, — но пицца даже на вид была соблазнительной, пузырящийся сыр над ломтиками копченой колбасы. А покрытая туманом кола так и манила к себе, холодненькая — а ей, взмокшей, так хотелось пить...
Барбара сдалась, взяла ломоть пиццы и налила себе стакан шипучки. Как правильно было замечено, подзаправиться было нужно. Матанализ она терпеть не могла.

К концу занятий она осилила десять задач, семь ломтей пиццы и бутыль колы. После печенья Барбара в принципе насытилась; после почти целой большой пиццы и двух литров колы ее распирало. Чем больше раздувалось пузо, тем дальше она вынуждена была отодвигаться вместе со стулом, и сейчас ее разбухшие ноги вытянулись вперед, а голова клонилась назад, словно она пыталась заставить пластиковый обеденный стул разложиться аки шезлонг.
Барбара зевнула. От обжорства клонило в ступор.
— Ты что-то… с тобой все в норме? — озабоченно спросила Мей. — Помочь встать?
— Да нормально все, — отозвалась она, потом попыталась шевельнуться и охнула, осознав, насколько же обожралась. — Хотя знаешь, действительно, от руки помощи я сейчас не откажусь.
Ей протянули даже не одну руку, а две — вот только худенькая девчонка весила раза в четыре меньше нее, и как бы Мей ни тянула, как бы ни скрипели от напряжения ее тощие суставы, тушка сидящей Барбары даже не пошевелилась.
— Не могу, сил не хватает, — со смущенным видом наконец призналась Мей. Причем смущаться-то следовало совсем не китаяночке, это Барбара разожралась до таких габаритов, что нормальному человеку ее с места не сдвинуть.
К счастью, в группе был также и товарищ из футбольной команды, так что общими усилиями ее удалось поднять со стула. И придерживая разбухшее пузо, Барбара не могла не услышать тихий скрипучий голосок той части себя, что отвечала когда-то за силу воли: и сколько таких вот обжираловок спустя ты вообще не сможешь встать?

Обжорство в кафешке

Барбара медленно шаркала обратно к общежитию. Вечерняя прохлада немного уняла боль в желудке. Футболка задралась, обнажив полоску плоти — этакий широкий кушак телесного оттенка. Она зевнула; наверное, надо лечь спать пораньше, по крайней мере во сне лопать не под силу даже ей.
Телефон пискнул. Сообщение от Лауры: «Закончили с подготовкой? Хочу ужинать».
Отписалась: «Я уже. Сыта по горло, реально».
«Значит, составишь компанию. Не хочешь, не ешь, но мне влом идти в кафешку одной.»
Вздохнув, Барбара развернулась и потопала в направлении кафешки.

— Ты точно ничего не хочешь? Совсем? — удивленно промолвила Лаура. Барбара устроилась на стуле примерно полторы минуты как, а подруга уже напрочь забыла свое же «не хочешь, не ешь».
— Я же сказала. Наелась.
— Даже от пончика откажешься? — Лаура взяла с тарелки колечко, покрытое шоколадной глазурью, качнув им, как гипнотизер — блестящим шариком. — Посмотри, какой он грустный, никто не хочет маленький пончик...
Барбара сморщилась. Еще издевается.
— Я такой одинокий, — изобразила Лаура кукольный фальцет, — наверное, мой жизненный путь завершится в мусорном ведре, если только не найдется хоть одна живая душа, кому я пришелся бы по сердцу...
— Господи, да кончай, съем я этот чертов пончик.
— Ура! — передав подруге колечко, Лаура хлопнула в ладоши. — Ну как клуб?
Лаура ужинала, они болтали, потом сходили за добавкой, потом еще за одной… В кафешке было немало упитанных студентов, но они по большей части старались изображать умеренность, чтобы хоть немного вылезти из стереотипичного образа жирных обжор. Лаура подобным себя никогда не утруждала, собирая на поднос все, что полагала вкусным, и возвращаясь к столу с полной горкой закусок, основных блюд и десертов, нередко вперемежку.
Лауру многие назвали бы обжорой. Но не Барбара, которая много лет потакала собственным аппетитам, и это слегка сместило ее параметры «нормального питания», с ее точки зрения ужин без двух добавок — это так, легкий перекусончик. Поэтому она глазом не моргнула, когда Лаура вернулась с третьей добавкой.
— Кажется, мне уже хватит, — заявила она, с трудом закончив тарелку вермишели в сметанном соусе. Промакнула пухлые губы салфеткой. — Хочешь доесть, Барб?
Естественно, Барбара хотела. Для ее «еда» и «хотеть» были словами, можно сказать, однокоренными, и вопрос тут не в желании, а в физической вместимости: влезет ли в нее еще и это? С учетом, что сейчас в ее желудке было побольше, чем когда она пришла в кафешку. А всему виной Лаура: всякий раз, возвращаясь с очередным подносом вкусностей, она подсовывала что-то из принесенного Барбаре. После говорящего пончика был кусок вишневого пирога с мороженым, потом тарелка сливочных батончиков… Барбара всякий раз заявляла, что больше не может, и всякий раз расправлялась с очередной тарелкой. Желудок ее распирало, под слоями жира он был твердый как камень.
Лаура придвинула поднос к подруге и откинулась на спинку сидения, всем телом изображая сытую дрему, однако взгляд, острый и внимательный, следил за Барбарой.
А у Барбары при виде этого изобилия проснулся обычный рефлекс. Кусок пахлавы размером с тетрадь. Полная тарелка макарон альфредо. Горка пирожков с зеленью и рисом. На подносе была выложена не просто подборка калорийных блюд американизованной мировой кухни, но подборка именно любимых блюд самой Барбары. Странное совпадение… если только Лаура не сделала это нарочно?
Всего кусочек, сказала себе Барбара, облизнула губы и отрезала маленький ломтик пахлавы. Липко-скользкая, она растаяла прямо во рту несколькими сладко-пряными слоями.
«Всего кусочек» превратился в «ну еще кусочек», и еще один… и Барбара сама не заметила, как поднос перед ней опустел, и лишь тогда она осознала, до чего в очередной раз довело ее чревоугодие.
— Оххх… — простонала девушка. Теперь встать она точно не смогла бы, даже окажись здесь приятель-футболист вместе со всей своей командой. Она и дышала-то с преогромным трудом. Раба своего желудка, им же и прикованная к стулу, а все из-за съеденного — как сейчас, так и в течение нескольких предыдущих часов.
Пока подруга обжиралась, Лаура безмолвно наблюдала за ней, а сейчас, вздернув бровь, проговорила:
— Ну и как?
— Слишком… много… ох… зачем ты со мной такое сотворила, Лаура?
— Потому что у объевшейся тебя совершенно умилительный вид, — честно заявила та и легко встала со стула. Слишком легко — кажется, всего несколько минут назад она так наелась, что даже не смогла закончить с очередным подносом вкусняшек? — Так, у меня через пятнадцать минут встреча. Пока я еще тут, помощь нужна?
— Нет, — икнув, отозвалась Барбара. — Я тут еще посижу, пока немного утрамбуется.
— До общаги сама доберешься? Или мне, когда закончу, вернуться и помочь тебе встать?
Барбара сверкнула очами. Кажется, единственные ее мышцы, которые сейчас кое-как работали — это мимические.
— Благодарю покорно, пол-квартала я вполне способна пройти своими собственными ногами. Просто… не сейчас.
— Бедняжка. Так объелась, что даже на подколки как следует ответить не можешь. Ну, я знаю, что тебе поможет, секундочку.
И вернулась, поставив на стол тарелку, на которой красивой пирамидой были выложены печеньки трех сортов.
— Нет.
— Пфе. Что бы я была за подруга, если бы бросила тут тебя одну, в расстроенных чувствах, не оставив ничего пожевать? Я просто тут оставлю тарелку, а дальше как хочешь. Увидимся!
Барбара смотрела вслед поспешно удаляющейся Лауре. Когда она сама была в состоянии передвигаться так быстро? Сможет ли она вообще когда-нибудь еще так ходить?
Уж точно не в ближайшем будущем. Застрявшая в кафешке, наедине с тарелкой печенек… в общем, здравый смысл в очередной раз проиграл, и печеньки одна за другой исчезли известно где. Барбара ничего не могла с собой поделать: что под руку попало, то должно быть съедено. Такие триггеры, как «голод» и «сытость», из ее организма давно устранились за ненадобностью.
Час спустя она с трудом доползла до общаги, ввалилась в комнату и плюхнулась на кровать. Та издала сложный скрипучий аккорд, пока пружины жаловались на внезапную нагрузку, и когда наконец матрац прекратил раскачиваться, Барбара скользнула взглядом от потолка к собственному телу. Впрочем, увидеть ей удалось лишь холм собственного разбухшего пуза. И пока она размышляла, как бы ей снять сандалии, потому как шевелиться не хотелось совершенно, в дверь постучали.
— Открыто, — отозвалась она.

Романтический ужин

В дверном проеме нарисовался изрядно округлый в области живота силуэт, принадлежащий Кену, ее парню. Барбара очень рада была видеть его, но ее энтузиазм поутих при виде двух ведерок и нескольких пакетов в его руках.
Третий за сегодня ужин с доставкой прямо в постель.
Кен был толстым, как и она. Впрочем, не настолько, как она. Фигура Кена давала понять, что парень нередко засиживается за пиццей и пивом; по фигуре Барбары же было очевидно, что девушка как села где-то за «шведским столом», так практически оттуда и не вылезает.
Когда он сел на кровать рядом с нею, она на миг усомнилась, выдержит ли. Кровать. Достаточно просторная, когда они только начали встречаться, сейчас для них двоих на этом ложе стало тесновато, опять же под три центнера нагрузки… в общем, кровать-то пока выдержала, но их прижало друг к другу, и от вынужденного движения Барбара громко икнула.
— Бар, с тобой все в порядке?
Она тяжело вздохнула.
— Да все в норме, только вряд ли я сегодня еще смогу что-то съесть. В клубе слопала пиццу, а потом Лаура затащила меня в кафешку… ну и вконец обожралась.
— А я-то думал, мы сейчас вместе поужинаем. Специально принес твои любимые вкусняшки! — Он выставил пакеты на тумбочку: бургеры и сандвичи с курятиной, тут хватило бы на шестерых. — Сам я все это точно не съем!
У Барбары глаза расширились. Столько еды. И как назло, ее любимые бургеры с сыром и ветчиной...
Он погладил ее разбухшее пузо, стянул резинку спортивок чуть пониже и прошептал на ухо:
— Крошка, мне нужна твоя помощь.
— Я… я не могу, — сказала она, однако мысленно уже настроилась: ну а вдруг хоть один бургер влезет?
Кен кивнул.
— Ладно, но ты сама себя лишаешь удовольствия. Что ж, все, что останется, отдадим Лауре, когда она вернется. — Зачерпнул из пакета горсточку жареной картошки и отправил в рот. — Ммм, вкуснятина.
— Эй, прекрати жрать, — приподнялась она на локте, — ты же даже меня не поцеловал!
— Прости… — глотнув лимонада, он наклонился и поцеловал ее, при этом их телеса привычно терлись друг о дружку. На губах его остался островатый привкус жареной картошки. Ну может быть, хоть чуточку?
Словно читая ее мысли, Кен извлек из пакета длинную полоску и поднес к губам Барбары.
— Ты хоть попробуй. Всего одну штучку.
Она послушно раздвинула губы. Еще горячая, солоноватая, вкусная.
После этого Кену больше не нужно было ее уговаривать. Разбуженный аппетит Барбары сделал все остальное: сколь бы переполнен желудок ни был, она принялась за дело.
Еще несколько кусочков картошки.
Бургер.
Всего один.
Ну ладно, еще один.
И еще один, напоследок.
Картошка. Еще картошка.
Еще.
Барбара отправляла в рот кусок за куском, вкусы смешивались в туманном мареве обжорства, пальцы стали жирными. Она напрочь потеряла счет уже съеденному, значило лишь — что она будет есть дальше.
Курятина. Печеная картошка. Соус. Жареная картошка. Бургер. Кекс. Хрустики.
В конце концов на тумбочке вместо горы снеди осталась гора пустых оберток и пакетов, а Барбара впала в полуступор от пережора.
— Кен, — язык едва шевелился, — там еще курочка осталась?
— Не-а, — ухмыльнулся он. — Я знал, детка, что ты не откажешься. Вот так и слопала вдвое больше меня.
Вдвое больше, чем Кен. Как всегда. И это при том, что сегодня она с самого начала вроде как была обожравшись по самое не могу. Всякий раз, когда Барбара думала, что даже ее чревоугодие имеет пределы, она сама же этот предел отодвигала все дальше. Верхняя складка ее пуза, вздувшегося куда сильнее обычного, имела ярко-розовый цвет — правда, возможно, тут свою толику внес и пролитый кетчуп.
Количество разбросанного вокруг мусора больше походило на последствия средних размеров вечеринки, а не интимного ужина на двоих. Кен кое-как прибрался на кровати — ну, насколько это было возможно с лежащей там тушкой полупарализованной от обжорства Барбары. Дышала она часто и очень-очень неглубоко, чуть сильнее, и становилось больно.
Он придвинулся к ней и заглянул прямо ей в глаза. Разбудив тем самым аппетит, на сей раз в ином ключе.
Поцелуй их был долгим и глубоким, Кен активно тискал ее складки на боках и бедрах. Стащил с нее футболку и спортивки, которые скорее всего больше на ее расплывшиеся телеса уже не налезут. В процессе где-то в декольте обнаружилось несколько кусочков картошки, случайно избежавших своей участи — ненадолго, Барбара тут же отправила их в рот, пока Кен, забравшись под ее свисающее пузо, добирался до трусиков, глубоко врезавшихся в расплывшуюся плоть. Стащить их оказалось сродни извлечению переваренной сосиски из целлофановой обертки, и Барбара в процессе постанывала отнюдь не от удовольствия — когда Кен слишком резво ворочал ее расплывшуюся тушку, желудку реально было больно. Но вот, наконец, обоюдными усилиями они достигли желаемого и трусики оказались на полу.
Пока Барбара пыталась устроиться поудобнее, разделся и сам Кен. Лежащая на спине, она смотрела на него снизу вверх, а он стоял, обнаженный, изучая ее. Она знала, что он видит. Ее, невероятно разжиревшую от собственной жадности и неумения, да что там — нежелания ее контролировать. Сплошное расплывшееся сало, а сейчас вдобавок еще и несколько килограммов калорий, утрамбованных во вздувшемся пузе.
Если так пойдет и дальше, насколько она растолстеет ко дню выпуска? Кому нужна новоиспеченная делопроизводительница «за двести» с патологической зависимостью от еды? Но мысль эта тут же покинула ее разум, ибо пальцы Кена скользнули по ее бедру.
Она потянулась к нему, но он отстранился. Он играл с ней, безмолвно подчеркивая ее беспомощность: большая, расплывшаяся, пышная, руки слишком короткие в сравнении с собственными обхватами, слишком толстая для практически всего на свете.
Впрочем, если ее руки были слишком коротки, чтобы дотянуться до него — их вполне хватало, чтобы дотянуться до себя самой. Накрыв ладонями собственные груди, Барбара приподняла их и покачнула, отчего всколыхнулись все ее телеса, а Кен напрочь забыл о своих играх, что бы он там ни запланировал. Он нырнул к ней, его собственный живот качнулся, потерся о ее бедро, несколько минут они ласкали друг друга, возбужденные видом и ощущением голой, раскормленной, пышной плоти.
Жар и влажное возбуждение волнами вздымались внутри, и хотя естество Барбары безмолвно кричало «сейчас!», ей была непереносима сама мысль о том, что сейчас Кен ляжет на нее всей своей тяжестью. В отсутствие иных вариантов пришлось ей приподняться и оседлать его самой; было нелегко, категорически нелегко, как карабкаться в гору против ветра, но все трудности были забыты в тот миг, когда он скользнул в нее, разгоряченную и мокрую.
Волны наслаждения, волны колышущихся жиров, страсть кипела в ней, но расплывшаяся тушка делала невозможными резкие движения. Поэтому приподнималась и опускалась она медленно, и все равно ее многочисленные складки при этом раскачивались и шлепали друг о дружку, а пот лил ручьем.
Вершина все ближе, и тут Барбара заметила на тумбочке случайно уцелевшую картонку жареной картошки.
— Кен… дай… мне… — пропыхтела она, указывая взглядом.
Не без труда — все-таки большая часть его торса была накрыта мягкими жирами Барбары, — Кен дотянулся до тумбочки.
— Все… чего захочешь… крошка, — отозвался он, передавая ей картонку.
Она запихнула в рот сразу всю горсть — не потому что была голодна, а потому что могла, потому что наслаждаться, так на всю катушку.
Тут ее и накрыло.
А потом Барбара плюхнулась на кровать, жадно заглатывая воздух, натруженные мышцы дрожали. Есть люди, которым даже весьма изрядный избыток веса не мешает поддерживать на удивление приличную форму, но Барбара к таким не относилась. Прогулки, плаванье, велосипед — все это не для нее, она и с места-то лишний раз предпочитала не двигаться. Ну а поскольку основным физическим упражнением у нее были передвижения между общагой, аудиториями и столовкой с периодическим заходом в кафешку, буфет и прочие заведения общественного питания, да еще вот такая постельная гимнастика — понятно, почему сейчас она просто лежала, раскрасневшись до помидорного состояния и сражаясь с собственной тучностью за каждый вздох.
Кену было куда легче. Во-первых, он весил примерно на пол-центнера поменьше, во-вторых, имел под слоем сала несколько больше рабочих мускулов, в-третьих, сегодня поужинал лишь один раз, а не трижды подряд… в общем, он, отдышавшись, сел, вытер пот и, дотянувшись до пульта, включил кондиционер. В комнате было слишком жарко.
Расслабленное отдохновение их было прервано клацаньем ключа в замке.
— Когда там должна была вернуться Лаура? — прошипел Кен, сгребая остатки разбросанных оберток в один пакет.
Барбара не ответила, лихорадочно нашаривая под кроватью сброшенную футболку.
Дверь распахнулась до того, как она смогла ее найти, и Барбара поспешила прикрыться одеялом. При этом она сдернула его с нижней половины тушки Кена, обнажив его упитпнные ноги и тяжелое брюхо.
— Э, Лаура, — смущенно проговорила Барбара, — ты что-то рановато.
— Господи, это вы двое! Я бы посоветовала вам найти себе укромный уголок, но я так вижу, вы уже, — пухлое лицо Лауры проросло хитрой усмешечкой. Она подошла к кровати, на которой Барбара и Кен сражались в перетягивание одеяла, пытаясь одновременно прикрыть оным свои изобильные телеса, а кровать протестующе скрипела.
— Кажется, у кого-то был жаркий вечерок, — заметила Лаура, изучая груду оберток и пакетов. — А ведь ты клялась, что объелась и больше не влезет ни кусочка! Кен, ты бы получше следил за своей подружкой, а то она рискует поправиться...
— Ха. Ха. Очень смешно, — Барбара привыкла к постоянному подтруниванию соседки по поводу ее массогабаритов, но сейчас, голая, уставшая и с переполненным желудком, была совершенно не в настроении. — Кто бы говорил.
— О, ты оскорбляешь меня в лучших чувствах. И вообще, немного мясца на костях — это даже симпатично. Ну а поскольку у тебя тут чуть побольше, чем немного… — рука Лауры резво метнулась, ущипнув подругу за мягкое подбрюшье, часть которого вывалилась из-под одеяла. Барбара попыталась шлепком сбить ее в сторону, но двигалась слишком медленно.
Кен покраснел еще сильнее, наблюдая за игривой возней девушек.
— Кстати говоря, — Лаура добыла из сумки шуршащий мешочек, — я тут по пути завернула в буфет, у них была распродажа остатков. Взяла конфет. Хотите немножко? — И поставила пакет на кровать прямо рядом с Барбарой.
Та мрачно уставилась на мешок. Только нынче вечером она уже слопала несколько тысяч калорий. Растянула желудок. Разожралась так, что двигаться трудно.
Она должна сказать «нет».
Но — не сказала.