Холли: День Благодарения

Холли: День Благодарения
(Holly's Thanksgiving)

— Прошу всех к столу! — провозгласила тетушка Ширли, распахнув двери.
Семейство Вальтерс давно навострило уши, ожидая этого приглашения, а потому все быстро переместились с диванов и кресел в столовую, и расселись на привычных местах вокруг большого деревянного стола, сплошь уставленного разнообразными блюдами, тарелками и мисками.
С одной стороны — странно, что последней у стола оказалась как раз та персона, которая больше всех ждала этого праздника, а вернее, праздничного застолья. С другой стороны, ничего странного тут не было, учитывая обстоятельства.
Восемнадцатилетняя Холли Вальтерс в столовую буквально протиснулась, мать Анна и дядя Джим поддерживали ее под руки, потом придвинули два стула и помогли взгромоздиться на сидение двойной ширины. Которое под массивным седалищем трехсоткилограммовой девицы сразу показалось скромным и незаметным.
Холли была любимицей всей семьи, никто из присутствующих ни словом, ни взглядом не осуждал ее колоссальные габариты. Не знающая удержу обжора, которая отродясь не слышала от родни слова «нет», она оставалась неизменно милой и хорошее настроение буквально изливалось из нее. Наш любимый колобочек, так говорили о ней Вальтерсы все эти года. Пухлые и круглые щеки, между которыми всегда теплилась ясная улыбка. Большие голубые глаза, длинные светлые волосы, уложенную в роскошную прическу с заколкой-бабочкой. Вязаный джемпер уже не мог скрыть многочисленных складок, а сшитые по спецзаказу джинсы утром с трудом удалось натянуть на бочкообразные бедра, и то лишь с помощью родителей.
После короткой молитвы началось пиршество. Из-за колоссального пуза Холли с трудом дотягивалась до собственной тарелки, так что несколько ломтей индейки и изрядную порцию картофельного пюре туда положил ее отец.
— И масла не забудь, — добавила тетушка Стейси, самолично плюхнув сверху несколько стружек натурального желтого масла.
— Холли, а как же котлетки? Вот, передайте-ка девочкам, — и дедушка Вальтерс вручил соседям блюдо с домашними котлетками, каковыми и дополнили кулинарный натюрморт на тарелке у Холли и ее кузины Джули.
Ну наконец-то можно было приниматься за еду. Семейство неспешно пережевывало пищу и обсуждало как местные, так и мировые вопросы. Единственной персоной, которая в этих дискуссиях не участвовала, была, само собой, Холли, полностью поглощенная поглощением всего, что имелось в тарелке. Тетушка Джейн о чем-то ее спросила; Холли подняла взгляд — щеки аки у хомяка, взгляд Очень Маленького Лемура, — и тетушка, хохотнув, сказала:
— Ладно, детка, забудь, кушай себе.
Каковое пожелание Холли принялась исполнять с полной самоотдачей. За первой тарелкой последовали вторая и третья, благо папа и тетушка Стейси помогали ее заполнять. Индейка в клюквенном соусе, картофельное пюре с жирной подливкой, а запивала все это Холли своим любимым цельным молоком.
После третьей тарелки пояс стал что-то слишком тесным. Она попыталась ослабить пряжку — не получилось: неуклюжие пухлые пальцы не могли толком втиснуться между поясом и бегемотовых пропорций пузом. К счастью, тетушка Стейси заметила ее трудности:
— Дай-ка, девонька, я помогу, — и наклонилась к ней. — Как говорится, какое же это благодарение Господне, если к вечеру у тебя все еще застегнут ремень.
Металлический язычок с жалобным стоном отстегнулся, пояс хлестнул в обе стороны, освобожденное пузо подалось вперед — и под этой массой мягкого сала пуговица джинсов немедленно хрустнула и «выстрелила» куда-то под стол, а молния, разумеется, тут же разошлась, оголив бледные складки.
— Оххх, — с облегчением выдохнула Холли, потирая оставленные слишком тесным поясом красные отметины. Из-под джемпера громадное пузо девушки вываливалось не полностью, лишь нижней частью.
— Ну вот, тебе явно хочется добавки. Давай тарелку, — подмигнула мать Холли немыслимо раскормленной дочке, которая уже не умещалась и на двух стульях.
Анна была права: желудок, не пережатый поясом, сразу возжелал «всего, да побольше», так что Холли с удовольствием принялась за добавку традиционных праздничных блюд. На сей раз ей достались оба окорочка индейки, которые она с наслаждением обглодала, в процессе заляпав густой подливкой все три подбородка и заткнутую за воротник салфетку.
Тарелку снова наполнили, и вскоре в ней снова показалось дно. Семейство Вальтерс в основном уже наелось и предпочитало общаться, вежливости ради потягивая напитки — но Холли продолжала лопать с прежним рвением, благо джемпер, хоть и тесный, не мешал набивать желудок — ну задрался еще на пару сантиметров, велика важность, — а расстегнутые штаны и вовсе не были помехой, голое пузо просто лежало на коленях и свисало между раздвинутых массивных бедер.
Через некоторое время все уже могли только переваривать съеденное, разговаривая о том о сем — кто за столом, кто уже в стороне. Холли, однако, не останавливалась. Может, челюсти ее уже и двигались помедленнее, однако инстинкты, натренированные годами чревоугодия, велели продолжать. Наполнять ее тарелку было бессмысленно, ей просто придвигали блюда с тем, что осталось — все равно в остальных уже ни кусочка не влезло бы.
— Докушай-ка еще тут картошечку, девонька, — передала бабушка почти полную миску. Холли радостно плюхнула сверху два половника подливки и, орудуя вместо вилки большой ложкой, принялась набивать рот усиленными темпами.
Ее несло волной наслаждения и удовольствия — вкусовые сосочки урчали, окруженные ароматом великолепной кулинарии, а сытная еда, традиционные блюда Дня Благодарения, уютной тяжестью переправлялась в желудок. От сытости рассудок обволакивало туманом, но возбуждающие запахи и те самые отточенные инстинкты вели ее все дальше и дальше — как же это возможно, остановиться, пока на столе хоть что-то осталось! Так что она продолжала расправляться с остатками кукурузы, индейки, картошки и котлет.
Правда, оставшегося на столе даже и для бездонного желудка Холли было чересчур. Кажется, она поставила очередной рекорд. Раскормленная девица попыталась вспомнить, когда она в последний раз настолько объедалась, но не сумела. Правда, ей действительно трудно было сосредоточиться на чем-то, кроме боли в желудке, который раздулся сверх всякой меры. А тут еще мама обращалась прямо к ней, надо напрячься и послушать...
— Печенька моя, тут еще остались гренки. Жаль убирать в холодильник, пропадут же.
И переправила ей на тарелку полдюжины гренок — больших, пухлых, блестящих от масла.
— Ууугу… — Холли точно знала, что еще пожалеет об этом, однако отказаться от еды — немыслимо!
— О, и подливка еще осталась, обязательно с подливкой возьми, так вкуснее!
И вылила остаток густого бурого соуса прямо на пухлые гренки, готовые впитать и эти калории.
Холли облизнулась. Выглядело великолепно, и на вкус, она помнила, еще лучше. Да, желудок набит до самого не могу — так что, в первый раз, что ли? минимум дважды в неделю, положа руку на сердце… Она просто слишком любила покушать, чтобы отказывать себе в удовольствии из-за пустяка. Холли подалась вперед, отчего стулья заскрипели, а джинсы окончательно съехали на бедра, обнажая трусики — которые, тесно врезавшись в плоть, могли под ее напором только лопнуть, и были к этому довольно-таки близки.
Гренки одна за другой отправлялись в рот, жирная подливка стекала по подбородкам. Глаза не отрывались от тарелки, щеки раскраснелись как два помидора, а челюсти чревоугодницы работали с энтузиазмом снегоуборочного комбайна.
Очистив тарелку, она не без труда отодвинулась от стола — мебель снова заскрипела, но под слоем восседающего на них сала этого почти не было слышно — и, отдуваясь, откинулась на спинки стульев. Скрип стал громче, глубже… а потом дерево громко хрустнуло, решив, что хватит с него подобных издевательств.
Не то что комната — весь дом содрогнулся, когда Холли среди обломков рухнула на пол, шлепнувшись на внушительные подушки ягодиц. К ней ринулась вся семья, охваченная беспокойством — но именно благодаря означенным подушкам с раскормленной девицей все было в порядке, даже синяков не осталось, только джемпер задрался до самого бюста, а переполненный желудок жаловался на неприемлемую «сейсмическую активность». Последнее, пожалуй, преувеличением не было, двускладчатое пузо Холли было категорически и без вариантов горообразным.
Следует заметить, что мебель под Холли ломалась уже не раз и не два, в том числе и в присутствии семьи, так что случившееся никого особенно не удивило.
— Сейчас, родная, потерпи секундочку, мы тебе поможем подняться, — засуетилась тетушка, — Джим, поди сюда.
Отец и дядя подхватили ее под руки, попытались приподнять — но тут же поняли, что это им не по силам. Еще несколько подходов, и в итоге «репку» семейство Вальтерсов поднимало вшестером. Из кухни принесли пару более надежных стульев, на которые бегемотовых размеров девица и взгромоздилась.
Когда убрали остатки разломанных стульев, бабушка Вальтерс провозгласила:
— А вот и десерт!
И на очищенный усилиями Холли стол водрузили торты, пироги и печенье. А цельный тыквенный пирог бабушка поставила прямо перед Холли.
— Я же помню, это твой любимый. И решила отдельно испечь один для тебя! Надеюсь, у тебя в животе еще найдется местечко?
— Э… — отозвалась Холли. — Да, конечно, ба. Спасибо большое!
Подумав, она умостила блюдо с пирогом прямо на собственный бюст, который вполне мог заменить небольшой столик, и принялась за дело.