​Госпожа

Госпожа

(Domina)

— Не так все у нас должно быть! — жалуется Карола, пыхтя и неуклюже разворачиваясь ко мне, кровать скрипит под ее невероятной тяжестью. Поскольку она подностью голая, живот ее выпирает впереди и волною жира почти накрывает меня, а массивный бюст чуть выше, сражаясь за жизненное пространство, упирается в ее третий подбородок. — Это ведь я в наших отношениях должна доминировать, а ты — полностью подчиняться, охотно мне служить и выполнять все, о чем я попрошу, как бы унизительно для тебя это ни было!

— Конечно, — игриво соглашаюсь я, поглаживая невероятно мягкое, жирное и податливое пузо моей красавицы, — тогда тебе, для начала, возможно, не следовало пытаться проверить, насколько мне удастся раскормить тебя?

— Но это же предполагалось простой проверкой! Единичный эксперимент, чтобы понять, как легко мне будет заставить тебя сделать все, что я велю! — противится она, ерзая тучными бедрами своими так, чтобы оставаться хотя бы на боку, очень уж перетяжелена ее фигура в передней части. — Я не ожидала, что ты НАСТОЛЬКО меня раскормишь, и это не должно было продолжаться целый год кряду!

— Ммм, но разве я тебе хоть единожды в чем-нибудь отказал с тех пор, как ответил на твое объявление в сети, где ты искала того, кто исполнит все твои желания? — покорно вопрошаю я, гордо оглаживая гигантское пузо Каролы. Больше похожее на мешок из кожи, заполненный податливым, почти жидким салом, лежит на матраце перед ней, заполняя пространство от середины бедер до массивного бюста, невероятно мягкое и теплое наощупь. — Это ведь ты просила, чтобы я кормил тебя еще и еще. Ты просила выйти и купить две дюжины пицц, которые я тебе потом скармливал по кусочку. Или смешать двадцать семейных контейнеров ванильного пудинга со сливками и влить в тебя все эти десять литров через воронку. Разве я что-нибудь понял не так?

— Нет, я имею в виду, ты настолько хорошо выполнял мое пожелание, что я так и не сумела заставить тебя сделать что-либо еще, — возмущенно заявляет Карола, чуть опуская взгляд на свои расплывшиеся от жира груди. — А теперь уже слишком поздно. Эти колоссальные сиськи никогда не влезут в тот мой потрясающий кожаный корсет. Я разжирела до такой степени, что не могу нормально дышать даже когда полностью голая. Мне приходится спать на боку, чтобы не задохнуться под тяжестью сисек и пуза. А если все-таки выбираюсь из кровати с твоей помощью, этот раздувшийся мешок сала, которым стал мой живот, свисает ниже колен и толком не дает ходить. Даже если я каким-то чудом найду корсет или нечто похожее, что сможет удержать все утрамбованные внутрь жиры, которыми твоя кормежка меня обеспечила — я же попросту задохнусь, не сумев сделать и шага.

Я окидываю оценивающим взглядом мою раскормленную красавицу от головы до пяток, от круглых щек до мясистых ступней. Да, с моей помощью фигура ее обрела более чем величественные очертания, покрытая бесчисленными слоями тучного и мянкого сала — минимум десяток сантиметров, куда ни ткни, но больше всего на этом невероятно жирном пузе и колоссальных сиськах. Гордый делом рук своих, я все же уточняю:

— Да ну же, ты что, ни о чем больше теперь думать не можешь, пусть даже моими нежными заботами ты и набрала два с лишним центнера? — вполоборота, делая вид, что готов сыграть роль музы вдохновения для. — Ты так говоришь, словно я был непослушным и раскормил тебя до такой степени, что ты едва можешь двигаться; может, меня за это следует наказать плетью?

— Плетью? Да у меня сиськи и пузо до такой степени расплылись, что я там, внизу, ни до чего уже не дотягиваюсь, — стонет она и, рискуя утратить непрочное равновесие, демонстрирует, что ее обширные телеса действительно вне досягаемости примерно от уровня пупка и ниже. В том числе и потому, что руки ее также разбухли от жира, тучные и мягкие. — А кроме того, поскольку из-за тебя во мне уже больше трех с половиной центнеров, кожа стала такая нежная, что приходится быть очень аккуратной. Даже если ты подашь мне тот мой хлыст и встанешь по стойке «смирно», я даже представлять себе не хочу, что будет, если я вдруг промахнусь и задену себя по сиське — скорее всего, лопнет и все сало потечет наружу.

— В таком случае, госпожа моя, раз ты не собираешься меня наказывать, могу ли я услужить тебе вновь? — задав сей вопрос, беру с прикроватного столика блюдо с клубничным творожником и удерживаю в нескольких сантиметрах от ее губ. — Ты обычно кажешься больше всего довольной мною, когда я скармливаю тебе столько вкусностей, что твой раздувшийся желудок выпирает мячиком, а ты стонешь и всхлипываешь от пережора...

— Да! Стоп! — Нет! — Ты, разумеется, можешь придумать что-либо иное, чтобы я осталась довольна, — нетерпеливо требует она, язык ее уже облизывает пухлые губы, а в уголках рта появляются слюнки, аппетит ее с каждым днем становится все более и более неутолимым.

— Ммм, да, пожалуй, твои соски так заметно выпирают и сильно набухли, — замечаю я и, дотянувшись, щипаю одну из двух темно-красных виноградин; все изобильное тело Каролы содрогается волной, с губ ее срывается тихий невербализуемый стон. — Я помню, где лежат те прищепки, которыми ты защемляла мне разные места — или ты предпочитаешь, чтобы я просто присосался губами к твоим пухлым соскам и, возможно, слегка поиграл с твоим нежным и чувствительным подбрюшьем?

— Мммм… я… ох!.. Они за последний месяц стали такими набухшими и чувствительными… когда просто трутся о живот, уже больно… — нерешительно мурлычет она, пока я кручу промеж пальцев набухший и затвердевший бугорок, и все ее возбужденные телеса колышутся, накрытые волной оргазма. Я знаю, от каждой такой волны у Каролы только растет желание наконец начать набивать желудок. А как только желудок окажется полон, она потребует, чтобы я впихивал в нее еще и еще, пока она не облопается совсем уже до отключки, чтобы ее накрыло до неба в алмазах; поэтому совершенно неважно, с чего мы начнем — в итоге Карола будет лежать, растекшись обессиленной лужицей, обожравшаяся до отключки и потеряв счет накрывшим ее оргазмам, не способная даже пальцем пошевелить, разве только дышать, хрипло и тяжко.

— Оххх… ладно, но после того, как ты доведешь меня так, чтобы я и пошевелиться не могла, вот тебе следующий мой наказ. Когда ты закончишь издеваться над моими бедными сиськами, чтобы немедленно отправился на кухню и принес все брикеты мороженого, какие у нас есть в морозилке, и скормил мне каждую каплю, чтобы я отрубилась от пережора и проспала как минимум часов двенадцать, ясно?

Пока что максимум, на что хватает обжорной отключки Каролы — часа два, так что в день мы успеваем устроить четыре, а то и пять таких вот сеансов. Посмотрим, сколько мне удастся впихнуть в нее на сей раз...

— Внимание и повиновение, — изображаю поклон и обеими ладонями охватываю ее разбухшую от жира грудь, как раз хватает накрыть темную ауреолу. Карола, закатив глаза, бессловесно стонет, жадно заглатывая воздух.