Эва

 Эва

1

Эва почти бежала. Они с Катикой не виделись почти год, а она уже на десять минут опаздывает! Вошла, осмотрелась. Катика махала рукой из-за углового столика. Эва сняла плащ и опустилась на стул, переводя дыхание.

— Прости за опоздание, босс в последнюю минуту задержал. Рассказывай, как...

Посмотрела на Катику внимательнее. Задохнулась от удивления. Подруга и раньше тростинкой не была, но за последний год она поправилась килограммов на пятнадцать самое малое.

— … дела, — наконец выдохнула Эва. — Выглядишь… неплохо.

Катика рассмеялась.

— Ты хочешь сказать, растолстела.

На тарелке перед ней лежали три пирожных. Взяла одно и с удовольствием откусила.

— У меня новый парень, а он не любит тощих девиц. И мне это нравится!

Вскоре Эва услышала подробности. Однажды Петр, приятель Катики, забыл дома ноутбук, и когда та любопытства ради заглянула в «избранные ссылки», вместо ожидаемой порнушки она наткнулась на сайт о раскармливании. Оказывается, его просто прет от того, как женщина толстеет.

— Ну а для милого дружка, как говорится, и сережку из ушка, — улыбнулась Катика, поглаживая округлый живот. — В том году во мне было около восьмидесяти. За полгода Петр раскормил меня до девяноста двух и просто без ума от моих успехов. Каждую ночь таскает мне в постель печенье и прочие сласти. А уж секс у нас просто что-то с чем-то, когда я при нем ем и говорю, мол, снова поправилась — мы иногда и до кровати-то добраться не успеваем. Несколько лишних кило того стоят.

Эва покачала головой.

— Хорошо вам. А я вот по-прежнему одна.

Катика доела последнее пирожное.

— Найдешь еще свое счастье, какие наши годы. А сейчас давай-ка закажем ужин.

За ужином Катика ела так, словно десять лет голодала. Закуски, громадная отбивная, целая гора жареной картошки, мороженое, четыре бокала колы. Джинсы на ней трещали по швам, Катика, отдуваясь, расстегнула пуговицу и Эва мельком увидела бледный краешек разбухшего пуза подруги.

— Уфф, объелась, встать не могу, — призналась Катика, вылизав чашу из-под мороженого. — Хорошо, что Петр за мной заедет, мне сейчас и ста метров не пройти. А ты как, на ногах держишься?

— С трудом. Но не суть важно, вызову такси.

Через некоторое время приехал Петр. Симпатичный парень. Катика в подробностях ему описала, сколько съела за ужином, отчего у Петра даже глаза загорелись, а Катика промурлыкала ему на ухо:

— Пожалуй, я не отказалась бы еще от медового тортика.

Эва глазам своим не верила, Петр же от этих слов просто парил, исполненный счастья. Он сидел рядом с Катикой, ласково гладя ее по бедру и пожирая взглядом ее раздувшийся живот и пышный бюст, а блузка едва выдерживала давление раскормленной плоти. Впрочем, это не мешало Петру поддерживать приятную светскую беседу о книгах и театре. Потом он оплатил счет — заплатив и за Эву, — и проводил обожравшуюся Катику до машины, беззастенчиво гладя ее пышные бедра, кое-как упакованные в слишком тесные джинсы. Эва такому даже позавидовала — и удивилась собственному восхищению бедрами и задним фасадом подруги, покачивающимися из стороны в сторону.

Позднее Эва добралась до своих апартаментов. Она чувствовала, как ее распирает от сытости. Конечно, девушка съела далеко не так много, как Катика, но от такого она и вовсе лопнула бы.

Разделась, посмотрела на себя в зеркало. Милая мордашка, длинные светлые волосы. Фигура почти стройная, сисек и заднего фасада, считай, нет вовсе. Плоский живот — то есть был плоским до нынешнего ужина. Встала на весы. 64 кило. Провела ладонями по животу, вспоминая пузо Катики. Представила: вот бы и мне такое… — и сама удивилась, насколько горячий отклик сие предположение встретило в ее сердце. Повинуясь внезапному порыву, отыскала в буфете шоколадку и целиком запихала в рот. Лаская вздувшийся живот, тугой как барабан, Эва представляла себя — раскормленной, упитанной, толстой, с массивными бедрами, как у Катики, со складками на боках и разбухшей бочкой пуза… Ладони ее скользнули ниже, между ног, и Эву накрыло волной оргазма.

Она опустилась на кровать, легла на спину и задумалась. Секс для нее отнюдь не был табуированной темой, весь последний месяц она вполне справлялась без посторонней помощи. И все-таки сила нынешнего оргазма ее удивила. Впечатление такое, что плотно набитый желудок и мысль о том, чтобы поправиться, ее безмерно заводит.

Эва включила зомбоящик и устроилась перед экраном. Чувство «ох, сейчас лопну» потихоньку ушло. Через час она принялась лениво ласкать себя в нужных местах. Даже и близко ничего похожего. Эва представила себя «на двадцать кило толще». Лучше, но все равно совсем не то. Тогда она решила продолжить эксперимент, добыла из морозилки коробку мороженого и принялась поедать его прямо из коробки. Через некоторое время почувствовала, что желудок снова распирает, а между ног стало заметно теплее. Продолжая поглощать мороженое «через не могу», второй рукой потянулась к низу живота. На этот раз ее накрыло такой волной, что Эва практически отключилась.

Уже за полночь, осоловев от ударной дозы калорий, девушка медленно погружалась в сон. В полудреме вспомнила слова Катики — «несколько лишних кило того стоят». Улыбнулась и погладила живот.

О да, Катика, стоят.

2

Сонная Эва лениво потянулась в постели. В голове все еще крутились остатки снов — как обычно в последнее время, посвященные питанию и растущему обхвату талии. Взглянула на часы. Черт. Опять проспала.

Тем не менее, выбравшись из постели, Эва уделила несколько минут ежеутреннему ритуалу и как следует расмотрела себя в зеркале. Два месяца прошло с того ужина с Катикой, а фигура заметно изменилась. Бедра раздались вширь, живот стал мягче, округлились ягодицы, груди выросли на целый номер, а весы показывали уже 75. Неудивительно: сперва Эва позволяла себе впасть в сладостно беззастенчивое состояние «обожралась до отключки» раз или два в неделю. Но в последние дни старалась при всякой удобной возможности набивать желудок до отказа.

Возможностей, увы, из-за работы выпадало не так много, как она хотела. Эва работала в компании, производящей компьютерные мониторы, и занимала должность помощника главного менеджера. В рабочие часы — постоянно на ногах: бегать с документами для босса, готовить совещания, разбирать входящую корреспонденцию. Оставался обеденный перерыв и пара-тройка шоколадок между делом. Работа в целом неплохая, жить на что-то все равно нужно, и все-таки лучшее время дня наступало после шести, когда Эва выключала монитор, прощалась с боссом и покидала здание конторы.

Обычно она сразу шла ужинать в один из ближайших ресторанчиков. Заказывала что-нибудь сытное, но в разумных пределах — Эва пока еще стеснялась на людях пускаться во все тяжкие. Одной рукой держала вилку, второй поглаживала живот — больше он уже не был плоским, над поясом брюк нависала заметная складка, да и сами брюки на ней уже едва сходились. Последнему Эва очень радовалась, однако в ресторане старалась не объедаться. Чтобы ее прилюдно от обжорства накрыло волной — нет, такого она не хотела. Это ее тайна, лучше чуть подождать.

По пути домой Эва проходила через какую-нибудь забегаловку и закупала солидный пакет бургеров и прочей снеди, добавив к нему мороженое, шоколад и другие сласти по настроению. И вот уже дома начинала объедаться по-настоящему. А когда в переполненный желудок больше ни крошки не лезло, втирала в растянутую на животе кожу крем и масло, играла со своими растущими формами, приподнимая тяжелеющие сиськи — ну и конечно, рука всегда скользила к расщелине между ног.

Эву все еще поражало, насколько мощными и быстрыми волнами оргазма ее накрывает от одного только чувства «обожралась до предела». В своих фантазиях она превращалась в некое воплощение богини плодородия, ей поклонялось племя, где полнота считалась залогом красоты и здоровья; она полулежала на троне-ложе, а ее воины-служители принимали у женщин племени подношения в виде еды; живот ее был подобен горе, разбухшей, колоссальной, с таким животом она не могла сдвинуться с места, но и насытить его не могла ни одна трапеза… Набивая рот мороженым или шоколадом, свободной рукой Эва касалась внутренних частей бедер, и ее тело содрогалось от волн неудержимого наслаждения.

Потом она просто валялась перед телевизором, преисполненная неги, удовлетворения и счастья — а главное, Эва сознавала, что можно подождать пару часиков, пока в желудке появится немного свободного места, и повторить все это еще раз. Иногда за вечер она ухитрялась достичь вершины трижды. А прошлые выходные у нее прошли как в тумане — сорок восемь часов кряду она только и делала, что объедалась до отключки, забывалась коротким сном, и повторяла это снова и снова. В воскресенье вечером она уже встать не могла, и ничего лучшего Эва доселе не ощущала.

Нынешние выходные, однако. обещали иное расписание. Катика и Петр пригласили ее на пикник в горы.

— Планируется небольшой праздник, будет хорошо, если и ты придешь, — сказала Катика по телефону.

— Но я не хочу быть «третьей лишней».

— Петр пригласил одного своего приятеля. Он видел твои фотки, ты ему понравилась.

Место Петр выбрал отменное. Снял на четверых отдельное бунгало, небольшое, но роскошное — уютные комнаты, ванна, бассейн. И, разумеется, отменная ресторация.

Подругу Эва увидела сразу же, Катика привычно разбиралась с большой миской налистников и двухлитровой кружкой пива. По ней было заметно, что все последние недели она категорически и беззастенчиво отдавалась радостям жизни: щеки пополнели, стал заметен второй подбородок, обнаженные полные руки походили на два розовых окорока, груди, как два крупных грейпфрута, распирали тесную блузку. Талия заметно выросла в обхвате, бледная складка пуза явно выпирала между слишком тесной блузкой и поясом штанов, открыто светя на весь белый свет глубоким пупком. На боках ленивыми подушками свисали еще две складки.

— Привет, Эва, как дела? Вижу, ты от меня кое-чем заразилась.

— Ага. Немного. Очень уж у вас с Петром пример… вдохновляющий.

— Вот и ладно, тебе идет. Мальчики катаются на лыжах, придут позже, а сейчас мне нужна твоя помощь.

— В чем?

Катика рассказала, что Петр решил сделать ей предложение, как только она доберется до ста.

— Мы с таким нетерпением этого ждали, поэтому и пригласили сюда тебя, мою лучшую подругу, и его лучшего друга Давида. По плану я должна была достичь нужной цифры прямо здесь, и он бы сделал мне предложение.

— Поздравляю, звучит как песня.

— Да, но возникла трудность. Я в последнее время объедалась активнее прежнего — сама понимаешь; а вчера встала на весы — сто шесть. А Петр так хотел сам раскормить меня до ста, и я не хочу портить ему веселье.

Эва фыркнула.

— Ну так подшамань весы. Тоже мне, трудности.

— Ой. И правда. Эвка, ты чудо.

— А про этого Давида что скажешь?

— Он не в курсе. Думает, что я беременна. — Катика захихикала и шлепнула себя по пузу. — В общем обмануться несложно, это верно.

Приятель Петра, Давид, оказался симпатичным парнем, и на Эву смотрел с явным интересом. Приятная компания, забавные истории, хорошее вино — в общем, вечер обещал приятственное продолжение.

Катика еще до ужина расправилась с тремя тарелками налистников, и заказанную Эвой утку с клецками доедала явно через силу. Дышала она тяжело и урывками, медленно жевала и обеими руками гладила разбухшее пузо, пытаясь хоть немного утрамбовать съеденное. Петр пожирал ее взглядом, ласково касаясь пухлых плеч, а когда ему понадобилось выйти из-за стола, брюки его заметно оттопыривались впереди.

Эва и сама ела с изрядными трудностями, брюки до боли врезались в живот и бока, но тарелку успешно прикончила. Приятная тяжесть в желудке, однако, не желала переходить в сладостное чувство «полностью обожралась».

— Пожалуй, я бы скушала еще что-нибудь сладкого, — задумчиво сказала она официанту.

— И я тоже, — добавила Катика.

— А ребенку это не повредит? — вдруг спросил Давид.

— Какому ребенку? — удивился Петр и повернулся к Катике. — Ты что, беременна, а мне не сказала?

Катика с улыбкой покачала головой, и Петр развернулся к Давиду.

— Ты это вообще о чем?

Давид смущенно залепетал:

— Ну, я думал… ты… и кольцо… и вообще, — покраснев, он указал подбородком на вздувшееся чрево Катики.

Петр и Катика рассмеялись.

— Да нет же. Я собираюсь жениться на Катьке, потому что люблю ее.

Петр поднялся, встал на колени перед Катикой, достал из кармана кольцо и подал ей.

— Катюшка, солнышко мое, я тут заготовил целую речь, но напрочь ее забыл, когда тебя увидел. Я люблю тебя… — выдохнул он. — Ты будешь моей женой?

Катика посмотрела ему в глаза.

— Да.

При виде счастливой пары у Эвы дыхание перехватило.

Первой молчание нарушила Катика.

— Так нам принесут наконец какой-нибудь десерт?

Позднее вечером в дверь комнаты Эвы постучали. Она открыла, на пороге стоял Давид с бутылкой шампанского.

— Выпьем за нашу пару голубков? — предложил он.

Она охотно впустила его. Поболтали о том о сем, закономерно перешли к поцелуям и ласкам.

— И что только Петр в ней нашел, — внезапно заметил Давид, качая головой. — Она ведь жрет как не в себя, хуже свиньи.

Эву как холодным душем обдало, смыв всю привлекательность Давида. А тот продолжал:

— Да и ты сегодня что-то перебрала, если не поостережешься, скоро в дверь пройти не сможешь.

Эва отстранилась.

— Уходи, — тихо проговорила она.

— Что? — удивленно моргнул Давид.

— Пошел вон. Ты оскорбляешь меня и мою подругу. Проваливай.

Давид молча поднялся и вышел вон.

Эва неподвижно сидела на диване. Было уже поздно, однако желудок, привыкший за последние дни не останавливаться на полпути, требовал своей доли.

— Вот интересно, на кухне еще кто-нибудь есть? — вслух заметила она.

В ресторане, как оказалось, горел свет. За большим столом, заставленным тарелками с разнообразной снедью, сидели Петр и Катика. Увидев подругу, та махнула рукой.

— Садись и лопай что захочешь.

— Валяй, не стесняйся. Весь персонал ушел спать, — добавил Петр.

Эва села и посмотрела на подругу. Катика осела в кресле, футболка задралась под самый бюст, брюки расстегнуты. Неудивительно — пузо после целого дня обжорства могучим куполом вздымалось к потолку, Катика скорее всего и пошевелиться уже не могла, но Петер улыбался, ложкой подбирая крошки с тарелки, а свободной рукой поглаживал раздувшийся живот невесты.

Эва зажмурилась, потом снова открыла глаза. Слишком многое в этой картине совпадало с ее собственными фантазиями. Придвинула к себе ближайшую тарелку и принялась жадно есть, чувствуя, как ее распирает изнутри, и от этого возбуждалась еще сильнее. Собственное обжорство, плюс вид голого, блестящего от испарины чрева объевшейся Катики — фантазия смешивалась с реальностью, и Эве было уже все равно, по какую сторону фантазий находится она сама.

— Знаешь… Петре… — вдруг прошептала Катика. — я тебя обманула… утром я уже весила… сто шесть кило...

— Ну не могу же я вести к алтарю тощую невесту, — улыбнулся Петр. — Давай тогда попробуем к завтрашнему вечеру довести тебя до ста десяти.

— Я тебя люблю, — счастливо выдохнула Катика и открыла рот, в который Петр немедленно сунул очередную ложку.

Катькина футболка с жалобным треском лопнула по шву ниже подмышки, отказываясь сдерживать напор сочного бюста. В прорехе открылась лямка бюстгальтера и бледная складка жира.

Эва поняла, что больше не может, сгребла на поднос тарелку кексов и большую банку нутеллы, и ушла к себе в комнату. Плюхнулась в кровать и продолжила набивать пузо, воображая, как оно тяжелеет, растет вперед и вширь, становится больше, чем у Катики, таким большим, что под его тяжестью она уже и пошевелиться не может и способна только открывать рот, в который сами собой левитируют очередные порции вкусностей, а от этого ее расплывшееся тело прорастает все новыми складками роскошного жира… Эва запихнула в рот очередную ложку, и тут мир вокруг нее взорвался, а телеса задрожали от восхитительного, переполненного калориями, дикого оргазма.

3

Эва, лежа на кровати, отчаянно пыталась втянуть живот и натянуть джинсы. Бесполезно. Даже в таком положении пузо выпирало вверх, скрывая молнию, а бедра едва протискивались в тесные штанины. И это при том, что джинсы куплены недели четыре назад! При мысли о том, насколько ее расперло за столь краткое время, внутри у девушки стало теплее. Не без труда перейдя в вертикальное положение, она пошлепала в ванную.

В зеркале отражалась симпатичная и явно раскормленная девица. Гордо оттопыренный задним фасадом — ягодицы как два арбуза, колышущиеся при ходьбе, покрытые мелкими ямочками целлюлита. Такие же сдобные и сочные бедра. Выпирающий от постоянного обжорства живот, в сидячем положении почти скрывающий коленки. Сиськи с начала всей этой эпопеи выросли заметнее всего, с нулевого номера до нынешнего четвертого. Эва влезла на весы: она знала, что поправилась, но вот насколько именно — созерцание растущих показаний экранчика оказалось удовольствием, сродни бокалу хорошего вина. 95. Каких-то жалких пять кило до солидной трехзначной величины! Она жадно гладила обеими ладонями бедра и живот, переполненная возбуждением.

Тут в дверь позвонили. Быстро накинув халат, Эва открыла и в квартиру вперевалку прошествала Катика.

— Ну что, Эвка, готова к девишнику?

— Погоди, я еще не одета. Посиди пока.

Подруга опустилась на диванчик.

— А пожевать у тебя что-нибудь найдется?

— Видишь белую дверцу? — кивнула Эва на холодильник. — Все, что найдешь — твое, мне для пани Криванковой ничего не жаль.

— Вот спасибо, — рассмеялась Катика, — только с завтрашнего дня я уже буду пани Янаковой!

Сама Эва вернулась в ванную и занялась тенями, макияжем и прочими тонкостями, краем глаза наблюдая в зеркало за комнатой. Подруга вернулась из холодильника с полным подносом всякой снеди и снова плюхнулась на жалобно скрипнувший диванчик, заняв примерно две трети не такого уж узкого сидения. Петра она явно любила если не всем сердцем, то уж точно всем желудком. Могучие бедра разведены вширь, давая опору разбухшему чреву, мягкая нижняя складка последнего выпирала из-под подола просторной блузки. Пухлая левая рука любовно оглаживала раскормленное пузо, а правая в ритме неудержимого конвейера переправляла в рот куски сыра, ветчины и колбасы. Оба массивных подбородка от усиленной работы челюстей ходили ходуном. Сиськи арбузного размера уютно возлежали на верхней складке безразмерного пуза.

— Как думаешь, Петр меня не разлюбит? — вдруг спросила Катика.

— С чего вдруг?

— Ну, я ведь слишком тощая.

— Ты — тощая? — чуть не подавилась Эва.

— Ну, когда мы начали встречаться, он пошутил, что когда я поправлюсь до ста, он сделает мне предложение, а до ста пятидесяти — поведет к алтарю. Петр, конечно, шутил, но ты же сама видела, что было, когда я перевалила за сто. — Катика задумчиво отправила в рот еще кусок колбасы. — После помолвки мы вернулись домой, и он стал заботиться обо мне, как о ребенке. Я в общем не жалуюсь, но теперь сижу дома, пальцем не пошевелив. Петр сам убирает, пылесосит, готовит, а я целыми днями валяюсь на кровати и объедаюсь. Ну и еще занимаемся любовью. Он уже обещал, что наймет домработницу, и очень серьезно намекает, чтобы после медового месяца я на работу уже не возвращалась.

— И это тебе не нравится?

— Да ну что ты, от всего этого меня прет со страшной силой, — обеими руками Катика приподняла могучее чрево и снова позволило ему плюхнуться на разбухшие бедра, — просто я не хочу его разочаровывать.

— Вот на этот счет можешь не беспокоиться, Петр тебя обожает. Сколько ты сейчас весишь, тощая?

— Сама не знаю. Сто тридцать с чем-то.

— Пошли, взвесишся.

Катика неохотно снялась с дивана, заметно просевшего под ее тушей. Когда она встала, громадное чрево раскормленным шаром нависло над поясом юбки, а пуговицы на блузке затрещали; одна, не выдержав, оторвалась и повисла на полуоборванной нитке. Катика медленно пошлепала к ванной, раскормленный филей ее вилял туда-сюда, а бедра терлись одно о другое. Эва полюбовалась едва державшимся задним швом юбки 68 размера.

133, загорелись на экране красные цифры.

Эва вдруг хищно улыбнулась.

— А ты вообще что планировала на девичник?

— Ну, пойти в ресторан и как следует поужинать.

— Пара бутылок у меня в буфете есть, а еду закажем. Зато завтра у Петра будет невеста, о какой он и мечтал.

— Это как? — не поняла Катика.

— Раскормленная до самого не могу, вот как.

Для обеих это был новый опыт: настоящему обжорству Эва предавалась наедине с собой, а Катику кормил Петр. Так что подруги слегка смущались, но к тому моменту, как в апартаменты ввалился четвертый из курьеров, нагруженный пакетами со съестным, обе уже изрядно приняли на грудь — примерно по литру ром-колы с соответствующей закуской, — и смущение как-то испарилось.

Раздевшись до трусов, дабы ничто не препятствовало желудкам раздуваться до предела, обусловленного исключительно физиологией, обе сидели на кровати, периодически наклоняясь к столу за очередной коробкой с пиццей, макаронами или китайской снедью. Пухлые голые плечи порой соприкасались, но все внимание подруг было сосредоточено исключительно на еде.

Без одежды Катика казалась гораздо толще. Сплошные складки, массивные и пышные, завораживающе колышущиеся. Разбухшее от непрестанного обжорства чрево почти полностью заполняло колени, а могучие бедра, бледные, отчего темные прожилки вен были еще заметнее, служили ему надежным фундаментом.

Вдруг Катика развернулась к подруге.

— Эвка, покажи.

— Что показать?

— Ну, как ты рассказывала — как ты доходишь до вершины от одной только еды.

Эва замялась: она и правда рассказала об этом подруге, но это ведь было такое личное, такое тайное… Катика, однако, не отступалась.

— Ну пожа-алуйста… считай, что это пожелание невесты.

То ли алкоголь подействовал, то ли что-то другое, но наконец Эва согласилась:

— Лады. Но считай, что это свадебный подарок, все равно я ничего больше придумать не могу.

Желудок у Эвы достаточно отяжелел, но смущало чужое присутствие рядом. Она сделала глоток коктейля. Пухлыми пальцами Катика ухватила ломоть пиццы и поднесла к ее губам. Эва радостно вздрогнула, закрыла глаза и открыла рот. Откусила. Прожевала. Еще, еще, еще. Вскоре она перестала считать и сосредоточилась на чувствах и фантазиях.

Она снова была древней богиней плодородия. Верующие приносили дары во славу ее телесного изобилия, она лежала в паланкине, а ее рабы-слуги перемещали паланкин от одного храмового пиршества к другому. Ее гигантские груди возлежали на горе безразмерного чрева, она жадно поглощала исходящие паром чаши с жертвенной едой, которые превращались в ее желудке в новые килограммы жира, покрывающего ее раскормленные, неохватные телеса. Она не могла уже дотянуться до собственного пупка, таким громадным стало чрево. Толпы верующих поклонялись сверкающему бриллианту, вставленному в величественный пупок, толпы почитающих бесчисленные килограммы ее божественного обжорства, она гладила свои раскормленные бока, упиваясь собственными невероятными габаритами, и желая стать еще больше, еще толще, еще обильнее...

И тут ее накрыло волной неги и удовольствия.

Эва открыла глаза. Почувствовала, что сейчас лопнет, настолько набит ее желудок в реальном мире. А у Катики горели глаза.

— Теперь я одного боюсь, чтобы Петр вместо меня не запал на тебя. С такими темпами ты скоро будешь вдвое толще меня.

Эву, несмотря на усталость, от этих слов пробрала новая волна. Она пробежала взглядом по комнате. Коробки, контейнеры, пакеты — все пустые. Пока она предавалась фантазиям, Катика расправилась с остатками съестного. Поразительно. Эва попыталась встать, но не смогла, сил не осталось совсем и она задремала. Сквозь сон она слышала, как Катика, застонав от усилий, все же дотянулась до телефона и заказала еще пиццы.

Утром весы под Катикой выдали «ошибка». Эва похлопала ее по разбухшему чреву.

— Тут предел сто сорок. Хорошей вам свадьбы, дорогие мои.

4

После свадьбы Катика и Петр отправились в двухмесячный круиз по Карибам, и Эве вдруг стало тоскливо. Подруги нет, не с кем разделить удовольствие. Ну разве что приятно было чувствовать, что кто-то знает ее секрет и полностью одобряет такое самовыражение.

А Эву ждала рутина: днем — работа, вечерами и по выходным — обжорство.

После той ночи перед свадьбой Катики внутри у нее все перевернулось. Ей вдруг стало мало собственного общества, хотелось иметь рядом того, с кем можно разделить странные фантазии, кто сможет оценить ее страсть — объедаться и толстеть; того, с кем можно хотя бы словечком обменяться.

А работа становилась все труднее. В компании сменилось руководство, у Эвы появился новый босс. Привычная работа на автопилоте осталась в прошлом. Директор, Томаш Баранек, категорически не соответствовал собственной фамилии — когда ему что-то не нравилось, а не нравилось ему многое, из кабинета доносился натуральный львиный рык. Кроме того, он на работе, казалось, дневал и ночевал, соответственно и Эве редко когда удавалось уйти, как раньше, в шесть.

Хорошо хоть остаток вечера все равно принадлежал ей, но домой Эва добиралась к половине девятого, едва живая от усталости, злая и расстроенная. На любимое занятие оставались разве только выходные. Вес остановился на 97, и вряд ли с таким распорядком ей удалось бы вскоре продвинуться дальше...

Эва медленно вошла в любимую пиццерию. Она часто здесь трапезничала, отменная домашняя кухня, приятный интерьер и убийственные запахи уничтожали напряжение рабочего дня на корню. Особенно если сдобрить обед хорошим шоколадным пудингом.

При ходьбе бедра потихоньку терлись друг о друга, мягкая складка пуза переливалась через пояс брюк и колыхалась от каждого движения. Массивные сиськи переполняли чашки бюстгальтера. Когда она садилась за стол, раскормленное чрево мягкой приятной тяжестью ложилось на пышные бедра. Каждое из этих ощущений по отдельности радовало Эву, а уж вместе — тем более.

С той ночи, когда она объелась до оргазма на глазах у Катики, Эва бросила притворяться скромницей и не стеснялась демонстрировать на публике истинный размер своего аппетита. А там, где удавалось найти достаточно укромное местечко, вроде нынешнего «кубика» с приятным полумраком, она порой позволяла себе обожраться до той самой высшей точки.

Эва заказала сытный ужин — закуски, большая тарелка макарон, десерт. О да, готовят здесь отменно, еще раз отметила она, наполовину расправившись с лазаньей. Чувствуя, как трепещут внутри нервные окончания, она предвкушала скорую волну наслаждения… и тут на стол опустилась тень.

Эва подняла взгляд. Человек у стола выглядел знакомым, но имени его она вспомнить не могла.

— Прошу прощения за беспокойство, но может быть, я смогу искупить свою вину за это вторжение, пригласив вас на ужин?

— Но я только что поужинала, — удивленно распахнула глаза Эва.

— Знаю, но я подумал, что вы достаточно голодны, — понимающе улыбнулся он. — Кстати, меня зовут Мартин, а это мое заведение.

И тут Эва вспомнила. Ну еще бы, сколько раз она тут питалась, он часто улыбался ей, иногда явно поглядывая в ее сторону, но скорее с одобряющим видом. Впрочем, уж хозяин заведения точно знает, до чего может дойти ее аппетит — он-то знает размер заказа. Пожалуй, он и подошел к ней именно потому, что оценил ее аппетит. Оценил и, судя по улыбке, как минимум одобрил.

— Так что скажете насчет приглашения? — повторил он.

Эва улыбнулась в ответ.

— С удовольствием. Только давайте подождем, пока принесут мой торт.

Через три часа Эва сидела все на том же стуле, удобно развалившись и расстегнув брюки, давая место вздувшемуся пузу, полуголым шаром выпирающим из-под расстегнутой блузки. Мартин был радушным хозяином, он не слишком отвлекал ее разговорами, зато обеспечил на столе целую батарею вкусностей. Часа полтора назад он отпустил официантов и поваров по домам, оставшись в ресторане наедине с единственной гостьей. После полного ужина из четырех блюд на столе остались только сладости: мороженое, шоколадный мусс и тарелка выпечки. Эва сияла от радости. Обожралась до полуотключки, но по-прежнему покорно открывала рот, а Мартин ласково скармливал ей кусок за куском, свободной рукой лаская складки на ее боках, мимоходом касаясь мягкого нежного подбрюшья. Между ног было горячо и влажно. Глядя сверху в ее глаза, Мартин скормил ей еще ложку сладкого мусса. Эва больше не могла сдерживаться, тело ее содрогнулось от неземного удовольствия, ее накрыло.

Увидев это, Мартин аккуратно поднял ее со стула, поставил на ноги и в два движения стащил штаны с трусиками до колен — не без усилий, одежду на разбухшие бедра утром пришлось натягивать, как тесную кожаную перчатку. Эва локтями опиралась о стол, ее сиськи расплескались по столешнике, а разбухшее чрево свисало тяжелым шаром. Умелые руки Мартина ласкали ее задний фасад, поглаживая внушительные ягодицы, а потом он одним коротким и точным движением вошел внутрь, снова воспламенив Эву новой волной желания, а еще она поняла, что хочет ВСЕГО, чтобы ее переполняло с обоих сторон, и когда Мартин новым толчком проник еще глубже, горстью зачерпнула мусс прямо из миски и запихнула в рот. Ее накрыло такой сильной волной, что Эва громко закричала.

Следующие дни Эва прожила как в сказке. Утром ее будил присланный Мартином курьер с громадной сумкой всяких вкусностей на завтрак. Иногда курьером этим был сам Мартин, и тогда пробуждение сопровождалось новым раундом утренней постельной гимнастики. Обед ей доставляли прямо в контору, обильный и вкусный, только разогреть в микроволновке. А каждый вечер в ресторане у Мартина завершался кулинарной оргией, когда Эва объедалась до отключки, а потом Мартин, прихватив с собой корзину сладостей, отвозил ее домой, где они занимались любовью. В обожравшемся виде это занятие еще больше нравилось Эве, и она полностью ему отдавалась.

Вес ее от этого стремительно рос. Трехзначный порог она перемахнула, сама не заметив, и уже через две недели весы показывали 112. Пузо выпирало из всех брюк и юбок, от каждого шага оно колыхалось, ленивое и тучное; филейная часть превратилась в два мяча раскормленного жира, мясистые и пышные бедра терлись при ходьбе друг о друга, а молочно-белые сиськи разбухли до арбузной величины. От новых килограммов Эва была без ума и неустанно теребила новообразовавшиеся складки и округлости.

А еще она обленилась. «Курьеры» Мартина занимались нехитрой домашней работой, Эве и пальцем пошевелить не приходилось. Вечером она просто лежала на кровати, позволяя Мартину раскармливать себя до полной отключки. С работы и обратно ездила на такси. Вес от этого рос еще быстрее.

На работу Эва приезжала, икая от сытного завтрака, едва в силах пошевелиться. В ожидании еще более сытного обеда жевала шоколадки и конфеты, которые всегда имелись у нее в сумочке. После обеда также нужно было посидеть, пока еда переваривается. В общем, с таким режимом особо не поработаешь. Даже странно, как директор Баранек все это терпел — в компании после перемен в верхах наступили тяжелые времена, премии урезали на треть, зарплаты заморозили, уволив заодно всех лишних из отдела продаж. Эва сама удивлялась, почему она все еще осталась на рабочем месте.

Она сидела за столом перед кабинетом директора. В приятно объевшемся послеобеденном состоянии, отправив в рот первую из трюфельных конфет, наслаждаясь ее вкусом на языке и предвкушая, что еще до конца дня в желудке окажется весь килограммовый пакет. Живот массивной подушкой возлежал на коленях, ноги сами раздвигались под его тяжестью. Эва быстро запихнула в рот еще пару конфет. Она представила себя еще толще, с чудовищным пузом, которое громадным раскормленным шаром свисает до самого пола… Дыхание ее участилось, Эва закинула в рот еще три конфеты.

А потом вдруг поняла, что рядом кто-то есть. Директор Баранек, выглянув из своего кабинета, смотрел на нее.

— Эва, с вами все в порядке?

— Да, пан директор.

— Вы уверены?

— Да-да, все хорошо. Вам что-нибудь нужно?

— Нет, спасибо. Собственно, я сам хотел спросить. не нужно ли вам чего-нибудь.

Эва удивилась. Баранек — крупный, массивный как башня, и неприступный как башня. Но сейчас он как-то странно на нее смотрел. Может, решил, что я беременна, подумала Эва — примерно так же Давид тогда смотрел на Катику.

— Нет, пан директор, мне ничего не нужно. И не беспокойтесь, я не беременна, — взглянув прямо ему в глаза, — просто недавно несколько поправилась.

— Что ж, собственно, об этом я и хотел с вами поговорить… — медленно проговорил он, и тут ожил его сотовый телефон. — Но это может и подождать до завтра. Сегодня меня ждут другие дела, можете быть свободны.

Ну вот, подумала Эва — меня увольняют, потому что я слишком растолстела. И потому что толку от меня на работе — нуль, если уж совсем честно. Ничего не поделаешь.

Она доела шоколадки и собралась. Собственно, весьма удачно, что сегодня ей удалось вырваться раньше обычного, Катика вернулась из круиза и как раз пригласила ее на ужин. Эве не терпелось рассказать о Мартине.

Подруга выбрала китайский ресторанчик неподалеку от офиса, Эва прибыла на место раньше срока и уютно расположилась за столом, изучая меню. Подъехала машина, вышел Петр, обошел с другой стороны и открыл пассажирскую дверь. Из салона медленно появилась одна громадная нога в сандалии, затем другая. Петр помог жене выбраться наружу и попутно поцеловал ее.

Двойной медовый месяц превратил и так раскормленную Катику в совершеннейшую толстуху. Медленно и вперевалку двигалась она к столицу, Эва успела как следует ее рассмотреть. Громадное, разбухшее чрево, колышущееся из стороны в сторону, свисало до середины бедра. Круглое как луна лицо Катики обрамляли два массивных подбородка. Пухлые руки толщиной с бедро нормальной женщины. Отменное платье, ухоженный макияж — Катика походила на ту богиню, о каких Эва временами фантазировала. Подруга тяжело опустилась на скамейку, но ее бедра все равно свисали с обеих сторон.

— Привет, выглядишь отменно, — похвалила она Эву.

— И ты. Как все прошло?

— Великолепно. Петр снял для нас собственную яхту. Я там была как королева. И как рождественская гусыня — все, чтобы доставить мужу хоть толику удовольствия, сама понимаешь, — рассмеялась Катика. — Еда совершенно божественная, на любой вкус. А обслугу Петр, наверное, особо подкупил, иногда я и взгляда поднять не успевала, как мне уже подносили полную тарелку. Я эти два месяца, наверное, из-за стола и не вставала. Килограммов на тридцать поправилась, если так подумать. И знаешь, что на это заявил Петр? Что я приятно округлилась. Если так и дальше пойдет, я ни в одну дверь не протиснусь. Но я счастлива.

— И я, — прервала Эва. И начала расказывать о Мартине.

Попутно подруги заказали целый вагон снеди, к которой периодически и прикладывались. Петр наконец убедил Катику покончить с работой и перейти в упитанные ряды честных домохозяек.

— Я позволила Петру себя раскормить, и это было лучшим решением в моей жизни. Думаю, впереди меня ждет еще некоторое количество килограммов.

Эва рассказала, что ее, наверное, завтра тоже уволят.

— А что скажет Мартин? — спросила Катика.

— Еще не знаю, вечером увидимся, тогда и спрошу.

Они продолжили молча ужинать, а Эва подумала, что жизнь безработной ее вполне устроит. Даже более того. Весь день лежать перед зомбоящиком, объедаться до отвала и ждать, пока придет Он и устроит ей настоящий праздник живота — это было бы великолепно. Она еще раз полюбовалась монументальным чревом Катики. Ничего, скоро у меня будет не хуже. Посмотрим, что скажет Мартин.

После ужина объевшиеся подруги с трудом выбрались из-за стола и направились к стоянке такси. И тут Эва увидела Мартина, который куда-то шагал, а вместе с ним незнакомая стройная женщина. Он, кажется, не видел Эву, пока буквально не столкнулся с ней.

— Привет, Мартин. А это кто? — спросила Эва.

Женщина заговорила первой.

— Я жена Мартина, а вы, собственно, кто?

Мир ее рухнул.

5

Торсы восьмерых работ блестели от пота. Паланкин покачивало в ритме движения мощных мускулистых тел. Богиня чувствовала, как от этой качки мягко вздрагивают жиры ее безразмерного изобилия. Она созерцала собственное исполинское чрево, складки которого колыхались еще несколько долгих секунд после того, как носилки коснулись земли. Мягко кивнула. Этого знака хватило, чтобы ее нежными телесами немедленно занялись другие рабы, искусные в таинствах лечебного массажа. Их ладони погружались в каждый сантиметр ее мягкой божественной плоти, ласково умащивая ее питательными маслами. Ее перевернули на бок, и колоссальное чрево снова заколыхалось вместе со всеми носилками, водопадом истинно божественного чревоугодия. Другие рабы занялись ее прической и макияжем. Тут ноздрей божественной достиг аромат изысканных приношений. Она раскрыла вечно голодные уста и повернула голову навстречу первому из блюд, ожидавших ее внимания...

Эва открыла глаза и из великолепных грез возвратилась к неприятной действительности. Она лежала на кровати в гостевой спальне особняка, который Петр построил для Катики. Тринадцать дней назад, когда обнаружилась измена Мартина, мир Эвы рухнул — и это счастье, что рядом была Катика, которая запихнула ее в такси и увезла к себе. Единственное, на что у Эвы хватило сил — позвонить на работу и сказаться больной. Потом — все, дома у Катики она даже с кровати встать не могла, Катика и служанка заботились о ней, а Эва целыми днями спала, стараясь хотя бы на время забыть о том, что ее предали, обманули, унизили, а скоро и с работы выгонят. Когда же она просыпалась, внутри у нее была пустота, жадная и беспредельная, и Эва знала лишь один способ заполнить эту пустоту.

Громадные порции съестного исчезали в желудке с такой скоростью, что кухарка Катики валилась с ног, не успевая готовить. Впервые за все время Эва не наслаждалась вкусом еды, а просто механически заполняла желудок. Объедалась сверх всякой меры, отключалась, погружалась в сон, просыпалась, снова ела и засыпала опять. Есть-спать, есть-спать, снова и снова.

Но вот наконец она достаточно оправилась, чтобы почувствовать: жизнь продолжается, нельзя прятаться от мира целую вечность. Дошлепала до ванной, выкупалась, привела себя в порядок и попыталась одеться. Тринадцать дней непрекращающегося обжорства, однако, обошлись ей в изрядное количество дополнительных килограммов: весы показывали 132. Блузку Эва с трудом натянула, хотя она и облегала ее пышные формы как перчатка, а вот впихнуть в штанины расплывшиеся бедра не получалось вообще.

— Вижу, тебе уже лучше, — заметила Катика, безмолвно наблюдавшая за этими усилиями. — Брось, я одолжу тебе кое-что из своих старых шмоток.

— Спасибо, Кать. Дома переоденусь, верну.

— Зачем? Мне они все равно уже ни к чему. И можешь оставаться тут, сколько пожелаешь.

— Знаю. Спасибо за все, правда. Но я сама должна привести свою жизнь в порядок.

И Эва медленно двинулась к выходу, где уже ожидало вызванное такси.

Эва вошла в приемную директора. На ее прежнем рабочем месте сидела незнакомая темноволосая девица. Довольно симпатичная.

— Вам назначено?

Эва представилась.

— Ах да, здравствуйте, Эва, пан директор предупреждал о вас. Входите, он сейчас свободен.

В кабинет директора Баранека Эва входила, словно на казнь. Навстречу ей из зеркала шагнуло ее собственное отражение — и она вдруг поняла, что после расставания с Мартином вес набирала даже быстрее, чем с ним. Тесный пояс юбки врезался в громадное пузо, которое выпирало вперед и свисало на бедра. Сверху на пузе, едва удерживаемые чашками бюстгальтера, возлежали сиськи размером с два футбольных мяча. Обрамленное светлыми кудряшками лицо сохраняло былую безмятежность, но обзавелось тяжелыми пухлыми щеками и изобильным двойным подбородком, практически скрывавшим шею. Единственная блузка, которую Эва сумела застегнуть на собственных массивных телесах, лопалась по швам, крючки в любой момент могло вырвать «с мясом». А еще она запыхалась, пройдя каких-то несколько метров от лифта до кабинета.

— Вы хотели меня видеть, пан Баранек?

— Да, присаживайтесь.

Директор молча смотрел на нее, словно подбирая слова.

— Вижу, вам уже лучше, — наконец проговорил он.

— Да, немного.

Эва устала. Неудобный разговор надо было поскорее заканчивать.

— Простите, пан Баранек, давайте не ходить вокруг да около. Да, я растолстела, и две недели не появлялась на работе. Выпишите мне рекомендации и выплатите зарплату за месяц, и я уйду сама, не хочу никому создавать трудностей.

Баранек продолжал на нее смотреть.

— О чем вы говорите?

— Сами знаете. Я растолстела и вам нужна новая секретарша.

Директор медленно покачал головой.

— Вы поправились, это правда, но из-за этого я никого еще не увольнял.

И, помолчав, добавил:

— А спросить я собирался о другом: не согласитесь ли отобедать со мной, или, возможно, отужинать?

У Эвы от удивления глаза полезли на лоб. Вот уж, право, неожиданность! Впервые она посмотрела на пана Баранека по-другому — не как на босса, а как на мужчину. А что, очень даже неплохо. В глазах смесь восхищения и страсти, взглядом он скользил по ее телу сверху донизу, и увиденное явно было ему по душе.

— С удовольствием, — улыбнулась она. И, желая убедиться, что правильно прочла интонацию, добавила: — А то после завтрака я все еще голодная.

Баранек улыбнулся. Эва готова была присягнуть на Библии, что штаны ему стали несколько тесноваты.

— Значит, договорились. Мой шофер заедет за вами в шесть.

Выходя из кабинета директора, Эва буквально чувствовала, как его горящий взгляд пожирает ее раскормленный задний фасад.

Эва была в смешанных чувствах. Не так много времени прошло после расставания с предателем-Мартином, она боялась нового разочарования. С другой стороны, босс сам пригласил ее, и ей, чего скрывать, льстило такое явное восхищение ее раскормленными телесами. Эва решила, что за ужином сдерживаться не станет.

Извечная женская проблема — что надеть? — в ее случае была еще серьезнее. Последнее вечернее платье Эва купила месяца два назад и с громадным трудом сумела в него втиснуться. Растянутая до прозрачности ткань облегала все ее складки и выпуклости, в зеркале Эва казалась практически голой. А почему бы и нет, усмехнулась она.

Вечер превзошел все ее ожидания. За Эвой прибыл лимузин — никогда в жизни она не ездила на таком. Уютно развалилась на кожаном диване, в руках бокал с коктейлем, который смешал шофер перед тем, как сесть за руль. Ее привезли к самому роскошному ресторану в округе, шофер обошел машину, открыл дверь, помог ей выйти и сопроводил внутрь, где в дверях отдельного кабинета уже ожидал Томаш Баранек. Он подал ей руку и подвел к столу. Без костюма, в легких джинсах и рубашке босс выглядел моложе и симпатичнее.

— Начнем, Эва?

Окружающая роскошь поражала. Эва чувствовала себя как в сказке. Целая армия официантов ожидала только знака, и Томаш дирижировал ими, как генерал на параде. На столе мгновенно материализовались закуски числом примерно тридцать шесть. Стул был маловат для ее громадной филейной части, и бедра свеживались с обеих сторон, а громадное пузо медленно свешивалось промеж раздвинутых ног и опиралось нижним краем на стул, а верхним — на край стола. Ощущать подобное для Эвы было новостью. Но новостью приятной. О да, она обожала свои раскормленные формы и гордилась ими.

А еда оказалась великолепной. Порции здесь, как всегда в модных ресторациях, подавали скудные, но учитывая количество тарелок, Эва охотно прощала им этот недостаток. А Томаш буквально пожирал ее взглядом. И, поскольку у нее рот был все время занят, «разговор» взял на себя. В конторе он был сосредоточенным на работе сухарем, но сейчас перед Эвой сидел интересный спутник, который отпускал едкие шуточки насчет недавнего блокбастера и расписывал прелести своего прошлого отпуска по экзотическим странам. Эва знала, что Баранек не только управляет производством, ему принадлежит некоторая часть самой компании — но из упомянутого вскользь описания других, сторонних операций следовало, что Эву пригласил на ужин вполне симпатичный мультимиллионер. Которому я, похоже, очень даже нравлюсь, подумала она. Но спросила о другом:

— Томаш, а как поживает пани Баранекова?

— Я не женат. Уж вы-то, как мой секретарь, должны были знать.

Эва глупо хихикнула.

— Знаете, так уж получилось, что я последнее время уделяла внимание только работе.

— А ваш парень? — галантно сменил тему собеседник.

— Мы разошлись. Он хотел, чтобы я похудела, — намеренно солгала Эва, желая увидеть его реакцию.

— Это еще зачем? — не разочаровал ее Томаш. — Выглядите вы чудесно. И как по мне, если еще поправитесь, станете только прекраснее.

Этого Эве было достаточно. После нескольких десятков очищенных тарелок даже ее безразмерном желудок изрядно отяжелел, собственным весом еще шире раздвигая бедра. Внутри все горело — как от переедания, так и от восхищенных взглядов Томаша. Она решила устроить для него небольшое представление.

— Знаете, а я все еще не наелась. Как тут у них с десертом?

Томаш подозвал официанта, тот порекомендовал крем-брюле.

— Десять порций.

Официант удивленно пошевелил бровями, но безмолвно принял заказ.

Эва принялась поглощать мороженное, Томаш выжидательно любовался ею. Все быстрее и быстрее мелькала ложка, переправляя мороженое в рот, Эва чувствовала, как внутри вздымается волна, и примерно на шестой вазочке ее накрыло. Эва закусила губу, чтобы не кричать на весь ресторан, но все ее громадное тело заколыхалось от наслаждения. Тут с треском разошлись швы и платье лопнуло, оголяя ее бледное, разбухшее, обильное чрево. Томаш, последние нескольким минут сидевший словно завороженный, подскочил и набросил на Эву собственную ветровку, пока зрелищем не заинтересовались посторонние. А Эва, вся в тумане от радости, сладкого, выпитого шампанского и остатков волны удовлетворения, потянулась к нему, стоящему рядом, и коснулась ладонью бугорка в его брюках. Найденное ее не разочаровало.

— Я отвезу тебя домой, — прошептал Томаш.

— Но я… я… еще не доела, — с полным ртом сообщила она.

Этого не выдержал уже Томаш. Он наклонился и зашептал ей на ухо, раскрывая перед Эвой собственные фантазии.

— Я хочу заботиться о тебе, как о королеве. Хочу, чтобы ты ела для меня. Набирала вес и толстела.

Внутри у Эвы забурлил новый фонтан возбуждения. Она сунула в рот очередную ложку мороженого.

— Я буду тебя кормить — завтрак, обед, ужин, сколько пожелаешь.

Эва потянулась за следующей вазочкой.

— Да, — выдохнула она.

— А ты будешь округляться, полнеть, становиться все толще и толще.

— Да, да, да, — повторяла она эту мантру между ложками.

Томаш продолжал:

— А потом я буду кормить тебя, пока ты не отключишься от обжорства.

— Да, да, да!!! — последнее слово Эва уже выкрикнула, ибо ее накрыла вторая волна, еще более сильная, хотя предыдущая схлылула едва пять минут назад.

6

На следующий же день Эва переехала в особняк Томаша. С первого взгляда было ясно, что дом строился уже с учетом фантазий хозяина. Сад, бассейн, сауна, джакузи, роскошная обстановка — в интерьере недоставало только королевы. На первом этаже — громадная кухня-столовая с камином и зимним садиком, а также тренажерный зал для Томаша. На втором этаже — прекрасно обставленные спальни и ванная комната. В доме имелась и прислуга: кроме водителя, за хозяйством Томаша следили повар и две служанки.

Эву усадили в гостиной перед громадным телефизором и привезли колоссальных размеров обед. Томаш ушел на работу, а она весь остаток дня валялась на диване. Прислугу тщательно проинструктировали: каждые несколько минут одна из служанок спрашивала Эву, не желает ли она чего-нибудь. Повар принес целый поднос всяких вкусностей и осведомился, чего бы сегодня хотелось ясновельможной пани, и когда та выбрала, служанка немедленно притащила ей полное блюдо.

Когда вечером Томаш вернулся, Эву так расперло после целого дня обжорства, что она не могла подняться с дивана.

— Извини… — пыхтя, проговорила она, — но в спальню… тебе… сегодня… придется… меня… катить.

И беспомощно обхватила обеими руками громадное чрево.

Томаш улыбнулся и нажал кнопку на дистанционке. С потолка с тихим жужжанием спустилась платформа грузового лифта, и через десять минут Эва уже лежала в постели, не прилагая к тому особых усилий. Она лежала на спине и наблюдала в установленном на потолке зеркале, как Томаш раздвигает ее бедра — разбухшие, мраморно-бледные, каждое обхватом с торс самого Томаша. Урча от удовольствия, Эва обеими руками приподняла массивное, раскормленное чрево, чтобы ему легче было войти внутрь. О да, с полудня и до вечера она ела не покладая рук, и от этого возбуждалась еще сильнее, так что ее накрыло практически сразу же, как он вошел. В зеркале Эва видела, как содрогается от удовольствия все ее разжиревшее тело, как ходят ходуном все складки, все выпуклости.

Тут Томаш потянулся и выкатил из-под кровати небольшой встроенный холодильник, а из него добыл коробку мороженого. Медленно зачерпнул ложкой и поднес к ее губам.

— Томаш… я не могу… я сейчас лопну...

— Кушай, — прошептал он.

Она покорно открыла рот и медленно проглотила холодную жижу. В жизни Эва еще так не обжиралась. Еще ложка. И еще. Она отключалась от сытости, но восхищение и возбуждение — он в ней и продолжает ее кормить, — перебивало любую боль в растянутом желудке.

— Еще, — выдохнула она, открывая рот.

Томаш ложка за ложкой переправлял мороженое в раскормленную Эву, а та жадно глотала.

— Все, — заявил он, отбрасывая пустую коробку.

— Ну же, еще, сильнее! — закричала Эва, чувствуя, что сейчас ее накроет еще одна волна, и так и случилось — от мощи этой волны она почти отключилась. Томаш дошел до вершины вместе с ней, прилег рядом и ласково погладил ее пузо и внушительные бока.

— И как тебе первый день на новом месте? — спросил он.

— Еще чуть-чуть, и я к такому привыкну, — выдохнула Эва и со счастливой улыбкой отключилась.

Томаш долго еще смотрел на нее, любовно и восхищенно.

А жизнь Эва с того дня вошла в новую колею. О работе, разумеется, никто больше и не заикался. Она спала допоздна — Томаш к тому времени уже уходил в контору. Завтрак ей привозили служанки прямо в постель. Перекусив до приятно разбухшего желудка, Эва еще часик-полтора дремала ради лучшего пищеварения, затем — ванна, массаж, маникюр, педикюр, прическа и макияж. Во время всех этих процедур она обсуждала с поваром обеденное меню, потихоньку уплетая коржики — просто чтобы не терять времени даром.

Затем наступало обеденное время. Эва сидела за столом одна и поглощала одну порцию вкусностей за другой, две служанки едва успевали подавать полные тарелки и убирать пустые тарелки. Разумеется, Эва объедалась так, что едва могла дышать; пыхтя, она переваливалась на подъемник и перемещалась в спальню, где уже была подготовлена гора сладкого, и как правило после пары-тройки печений или пирожных обжору накрывало до полуотключки. Еще часа два она валялась в постели — разнеженно-ленивая, смотрела зомбоящик или видео, гуляла в сети, выбирала новые модели одежды; неизменно оглаживая разбухающие прелести, смотрела в зеркало, упиваясь собственными габаритами. Жевала сласти, ласкала себя в нужных местах и погружалась в свои фантазии, где превращалась в богиню неимоверной толщины, которая давно забыла о том, что значит — передвигаться самостоятельна. И потихоньку засыпала, утомленная сытной едой и возбуждением.

К вечеру Эва пробуждалась и снова приводила себя в порядок, встречая с работы Томаша. Перечисляла ему, сколько сумела слопать с утра (это у него вызывало однозначный и возрастающий интерес), потом они занимались любовью, а дальше Томаш сажал ее в лимузин и вез на ужин в ресторан. Раскормленная сверх всяких пределов Эва — счастливая, в роскошном платье и дорогих украшениях — неизменно обращала на себя внимание окружающих. Громадное чрево ходило ходуном, а когда она занимала сидячее положение, складывалось в несколько складок на ее могучих бедрах и почти закрывало колени. Под тяжестью пуза бедра сами собой раздвигались, так что нижняя складка чрева свисала уже ниже края стула. Впрочем, Эва давно уже не могла сесть на стул, ее неимоверный круп и на два-то стула теперь едва помещался. Все эти признаки новонабранных килограммов переполняли ее радостью и добавляли остроты к обычному возбуждению.

Ужин, разумеется, превращался в очередное обжорство, однако ради Томаша Эва слегка играла — вздыхая после каждой ложки, облизывала губы, потирала пузо и жаловалась, как же ее распирает. Томашу это нравилось. Затем они возвращались домой, где Эву ожидал второй ужин, и вот там-то она уже объедалась так, что даже языком пошевелить не могла, а Томаш занимался с ней любовью. Собственно, все это происходило одновременно. Иногда Томаш ставил ее на четвереньки и входил в нее сзади, пока она набивала желудок мороженым и сластями. Раз за разом он атаковал ее исполинский задний фасад, а Эва чувствовала, как отяжелевшее чрево расплывается по простыням, как оно колышется туда-сюда, как набухшие соски ее раздавшихся сисек трутся об атласные простыни, отчего стоны обжоры становились еще громче — на радость Томашу, который двигался все быстрее и активнее, и вот наконец Эву накрывало так, что она теряла сознание. Обессилев, она лежала на кровати, чувствовала, как Томаш гладит ее невероятное чрево, и погружалась в сон.

День за днем проводила она, полностью отдавшись обжорству и взрывам счастья. Чем толще становилась Эва, тем сильнее ее накрывало — а чем сильнее накрывало, тем более голодной она просыпалось, так что чревоугодие расширялось по спирали. Она обленилась и избаловалась. Раньше Эву смущало присутствие слуг, теперь она частенько велела одной из служанок, пока она ест, массировать ее громадное чрево, чтобы в желудок больше поместилось (ну и просто удовольствия для), а потом в спальню приходил повар и кормил ее с рук, отчего Эву накрывало волной наслаждения без дополнительных усилий. Отдышавшись, она включала видео, где они с Томашем занимались любовью, и глядя на все это со стороны, возбуждалась еще сильнее, снова набивала рот сластями и быстро доходила до новой вершины.

Однажды вечером Томаш предложил ей руку и сердце. Эва едва перекатилась в его любимую позицию; любуясь ею, он вдруг осознал, насколько же она за последнее время поправилась. Пузо, которое в самом начале едва задевало кровать, сейчас полностью лежало на простынях и расплескивалось в обе стороны. Сиськи, громадные и мягкие, лежали на кровати и за счет своих габаритов раздвигали в стороны ее толстые руки. Все жиры колоссального тела вздрагивали от малейшего движения.

Утром в ванной весы показали уже 189 кило. Неудивительно.

Завороженная созерцанием в зеркале собственных раскормленных прелестей, Эва пропустила мимо ушей его слова.

— Что-что, любимый?

— Эва, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — повторил он.

Не задумываясь, Эва отозвалась:

— Да!

Он поцеловал ее и надел на пухлый палец кольцо с бриллиантом.

Подружкой невесты, разумеется, была Катика. За это время она тоже набрала сколько-то килограммов, но когда они с Петром приехали на торжество, габариты Эвы лишили их дара речи.

Эва стояла перед входом в церковь в сверкающе-белом платье — портному пришлось изрядно потрудиться. Золотые волосы взбиты в высокую прическу, расплывшееся лицо ухожено и подкрашено. Тройной подбородок трепетал, почти касаясь двойной подушки громадных полуобнаженных грудей. Нижняя часть бюста опиралась на роскошный лиф, который трещал под их тяжестью. А еще ниже располагалась гордость Эвы — ее чрево, громадное, тучное, разбухшее, оно выпирало почти на метр впереди хозяйки, а свисало до самых колен, и все его многочисленные складки были прекрасно заметны под обтягивающим платьем, которое кроилось, очевидно, когда в «талии» хозяйка была сантиметров на десять постройнее.

Эва медленно, вперевалку, двинулась к подруге; бедра ее так разбухли, что она могла ходить, лишь широко расставляя ноги.

— Кать, ты прекрасно выглядишь.

— Ты тоже. У тебя явно теперь новая жизнь — и ты толще, чем я.

— Что, правда? — «удивилась» Эва. Катику, разумеется, Петр всячески баловал, как только мог, но в сравнении с тем, что устроил для нее Томаш, все это бледнело и меркло.

Тут что-то тихо треснуло.

— Эвка, да на тебе же сейчас платье порвется, — рассмеялась Катика.

Эва наклонилась вперед и прошептала:

— Это мой свадебный подарок Томашу. За столом я намерена слопать столько, что оно не просто порвется, а треснет по всем швам!

Подруги рассмеялись и двинулись туда, где заканчивались последние приготовления к церемонии.

Спустя несколько дней после свадьбы Эва проснулась от послеобеденного сна. Как всегда, ей снилась она сама в облике богини плодородия и урожая, раскормленная почитателями как символ изобилия. Эва лениво открыла глаза и взглянула в зеркало. Она полусидела, опираясь на гору подушек и широко раздвинув ноги, освобождая пространство для громадного чрева. Которое, краями задевая ее бедра, простиралось далеко вперед и ниже колен, — Эва давно уже не могла дотянуться до пупка. Созерцая в зеркало свои раскормленные телеса, она гордо и восхищенно прошептала:

— Пани Эва Баранекова, жирная как рождественская свинья.

Нажала на кнопки, вызывая служанку и повара. Привычным движением пухлых пальцев намекнула, что пора как следует подкрепиться. Обхватила обеими руками громадное чрево, насколько достала, и открыла рот — первая тарелка уже была здесь, сейчас ее будут кормить.

Эва Баранекова, мысленно проговорила она. Та, которая сделала свои сны реальностью.