Это все ты

Это все ты
(You Made Her so Fat)

Сейчас это уже не секрет. Все знают, что ты с ней сотворил. Именно из-за тебя она теперь так выглядит.
Ты столкнул первый камешек еще когда только начал с ней встречаться. Тогда вроде бы не было никаких тайных замыслов, ты просто вел себя как джентьмен. Конфеты, встречи в ресторанах — самое обычное дело. Она была тогда стройной, но романтике это совершенно не мешало. Твои наклонности лишь иногда поднимали голову, вставляя там и сям мыслишки «вот бы она была чуть покруглее», однако все это мыслишками и оставалось. Ты не закармливал ее шоколадками и не возил по «шведским столам», чтобы она растолстела, нет. Но не можешь ты и отрицать, что всякий раз, покупая ей что-нибудь вкусненькое, ты втайне желал, чтобы эти деньги были инвестицией в ее объемы. И тебе никогда не убедить меня, что ты не влюблялся в нее все больше и больше, видя, как твои инвестиции из фантазий становятся реальными. Она менялась прямо у тебя на глазах, и ты по-настоящему запал на нее только тогда, когда все понял.
Все видели, что она начала полнеть, как раз когда ваши отношения стали сколько-нибудь серьезными. И ты не мог не увидеть. Как начинает выпирать ее животик, как при ходьбе колышутся бедра… Ты физически не мог сопротивляться желанию сделать следующий шаг. Раз ей все это так нравится, может, понравится и большее?
За первым камешком последовала лавина, и спустил ее ты. Именно этого ты и хотел. Теперь совместный ужин сервировали не официанты, а доставляли курьеры прямо на дом, походы в кино и театр также стали не нужны — зачем, есть ведь зомбоящик и тонны фильмов на диске. Вы перестали гулять по парку, зато радостно часами проводили за видеоиграми. По твоей милости она поглощала тысячи калорий, почти перестав их расходовать. Пятнадцать кило за неполных три месяца.
Она почти не замечала, что поправилась, зато прекрасно замечала, как ты на нее теперь реагируешь. Ты просто оторваться от нее не мог. О да, ее растущие выпуклости притягивали тебя, словно мощные магниты. Ее выпуклый живот, округлые бедра, тяжелые ягодицы… сопротивляться этому искушению ты не мог, даже если бы и хотел. Она набирала вес, а ты был все больше одержим ею. Ею и ее округлостями.
Ты полагал, что килограммов семьдесят будет для нее самое то. Когда весы показали семьдесят, ты решил, что семьдесят пять будет лучше. Потом захотел, чтобы было восемьдесят. И в конце концов осознал, что «слишком много» не будет никогда. Каждый набранный ею килограмм, каждый сантиметр, на который увеличивалась некогда стройная талия, приближали тебя к вершинам блаженства. Ты постоянно хотел, чтобы она была еще больше — и чем больше она росла вширь, тем ценнее становились для тебя проведенные с нею мгновения. А вдруг она завтра решит похудеть и больше никогда такой толстой не будет? Каждый раз, занимаясь с ней любовью, ты погружался глубже, чем в прошлый раз, потому что «в прошлый раз» ее было чуть поменьше. Чем глубже ты мог зарыться руками в складки на ее боках, тем жарче разгорался твой пыл. И как она, имея мужчину, который вот так вот к ней относился, могла хоть на миг ощутить сомнения насчет собственных пышных форм? Ты ведь явно ничего против не имел, а значит, с чего бы ей-то возражать? Так что она могла с чистой совестью толстеть, зная, что ничего плохого не случится, и именно это и делала.
Вскоре она уже весила заметно больше тебя, это при том, что едва доставала тебе до подмышек. Твоя хорошенькая малышка становилась ленивой и толстой, и ничуть на сей счет не волновалась. Столкнувшись с печальной действительностью, когда на ее раскормленные окорока уже не налезали любимые джинсы, она лишь пожимала плечами и натягивала эластичные спортивки. Она росла вширь, гардероб менял стиль в более «ленивую» сторону, аппетит ее рос, а у вас обоих крышу срывало. Лавина набирала обороты.
Ее семья забила тревогу. Любимое чадо вдруг как с куста получает уже вторую стадию ожирения, но они понятия не имели, что всему виной ты. Нет, они с тобой встречались, однако даже и помыслить не могли, что все это — твой тайный извращенный замысел. Ты ведь никому не раскрывался с этой стороны, а все, что они реально видели — это мужчину, который глубоко и искренне влюблен в их дочь, даже когда она так растолстела, и по их мнению, за такого мужчину стоит держаться. Нам, ее подругам, все было до боли очевидно, видя, какой заботой ты ее окружаешь. Сама она, может, и принимала все как должное, но нам, со стороны, все эти маленькие тактические ходы были понятны и прозрачны.
Ну, к примеру, нет ничего ужасного в том, чтобы презентовать девушке шоколадку, самое обычное дело — но когда это происходит в конце каждого свидания, даже если на этом свидании она только и делала, что сидела перед зомбоящиком с пакетом чипсов и целой банкой нутеллы? Это уже ненормально. Вместе с тобой она постоянно что-то жевала, мы это видели. И ладно бы, как вначале, обычные романтические конфеты из коробки-сердечка, весьма мило и розово-пушисто; но ты напрочь спалил свое прикрытие, когда принялся таскать конфеты целыми мешками. Господи-Иисусе, она же твоя девушка, а не сборщик сластей на Хэллоуин!
Примерно тогда же она осталась без работы. Помню, год назад она упоминала, что их кадровик отродясь не нанимал людей с лишним весом, он их жгуче ненавидел; думаю, это в ее увольнении сыграло изрядную роль. Мы думали, ей стоит найти новую работу — может, там она будет больше передвигаться, или встретит еще кого-нибудь симпатичного, очнется от обжорного кошмара, пошлет тебя подальше и скинет хотя бы килограммов сорок. Увы, этого не произошло.
Мы замерли, как громом пораженные, когда она сказала, что переезжает жить к тебе. В то время она весила килограммов на пятьдесят больше, чем до вашей первой встречи, и мы совершенно не были от ваших отношений в таком восторге, как она. Мы пытались отговорить ее, надеясь намекнуть, что сотворила с ее жизнью и здоровьем твоя «забота», но только все испортили. Она вообще перестала с нами разговаривать, и это было худшим из возможных последствий. Теперь, лишившись подруг, которые хоть как-то связывали ее с внешним миром, она оказалась вместе с тобой в ловушке твоих апартаментов. И что это значило? А то, что весь следующий год она только и делала, что ела, спала, смотрела зомбоящик, занималась любовью (иногда не отрываясь от первого занятия) и гладила раздувшееся пузо, постанывая от обжорства (тоже почти постоянно). Ну еще играла в видеоигры или ласкала себя, пока ты был на работе. Каждый день ты заказывал целую гору съестного, и вряд ли она замечала, что тебе и четверти этой провизии не доставалось. Пока она жила с тобой, ее расперло до отвращения.
Теперь-то и родители понимали, что все это ты. Их высокое мнение о твоих достоинствах быстро испарилось, когда их дочь, живущая с тобой вот уже тринадцать месяцев, о чем они прекрасно знали, пришла отметить с семьей рождество — и оказалось, что она теперь весит больше, чем ее мать и отец вместе взятые. Из «мужчины, который любит нашу девочку вопреки ее габаритам» ты вмиг превратился в «того, кто заставил ее так растолстеть». Они пытались раскрыть ей глаза — и она вычеркнула их из своей жизни так же, как раньше оттолкнула нас.
Больше ты не боялся, что она похудеет. Теперь ей уже не похудеть, ни за что и никогда. Ты истребил в ней любые внутренние протесты. И теперь, занимаясь с ней любовью, твой пыл подогревало не опасение, что завтра она уже может быть не такой толстой — а твердое знание, что завтра она станет еще толще. Ты покрывал поцелуями ее расплывшееся до неузнаваемости лицо, а потом подтаскивал очередной поднос с едой, чтобы ей не приходилось сражаться с тяжестью чрезмерно разбухшего пуза и тащиться за ней самостоятельно. Она почти не одевалась, потому что все время валялась на диване, так что ты знал, что в любой момент можешь просто раздеться сам и взять ее прямо там на месте, а она просто раздвинет разбухшие ноги, чтобы ты мог приподнять ее живот и самостоятельно добраться до нужных мест без лишних прелюдий. Она всегда готова. Всегда голодная, всегда возбужденная и светящаяся от счастья.
Не могу передать, как я тебя ненавидела за то, что ты с ней сотворил. Я днями напролет рыдала, молча желая вернуть свою подругу — чтобы она однажды очнулась, послала тебя подальше, записалась в спортзал, скинула весь этот жир и вернулась ко мне, — и знала, что этого никогда не будет.
Но я умею смотреть правде в глаза: она счастлива.
Она никогда не вручила бы себя тому, кто этого не заслуживал. Она слишком цельная личность, чтобы довольствоваться участью рабыни. Я долго думала, что ты обманом заставил ее растолстеть — но теперь понимаю, что тут все не так просто. Полагаю, это не было ее внезапным решением «хочу растолстеть ради тебя», однако, зная ее, однажды она, подумав, увидела всю картину того, что ты с ней делаешь — и приняла это.
Может быть, то, что ты с нею сотворил, не так уж и плохо. Если она хочет целый день напролет валяться на диване всей своей двухсотпятидесятикилограммовой тушкой, лопать как не в себя и взлетать к небесам, пока ты добираешься до расщелины, скрытой в складках жира — кто я такая, чтобы ее осуждать? Возможно, нашлось бы немало таких, кто последовал бы ее примеру, будь у них такая возможность. Она счастлива, это главное. Меня по-прежнему беспокоит ее здоровье, но я хотя бы знаю, что сердце ее поет от радости.
Никогда бы не думала, что из всех своих знакомых именно тебе я буду писать благодарственное письмо, но именно это я сейчас и делаю. Спасибо, что сделал мою подругу счастливой, даже если это значит, что она превратилась в нечто наподобие Джаббы Хатта.
И прежде чем поставить подпись, должна отдать должное тому, кто этого заслуживает. Если бы не мой нынешний, я бы пожалуй не поняла тех наклонностей, которые у вас с ним общие. Он многому научил меня, в частности — как сделать другого счастливым. Даже при том, как меня за последние два месяца расперло, его заботами я чувствую, что по-прежнему прекрасна.