Ешь. Ленись. Люби. (вторая часть)

Неудачный эксперимент Натаниэля

Захлопнув тяжёлую металлическую дверь с десятками замков на ней, Нейт тяжело выдохнул и прижался к ней спиной, медленно опускаясь на землю. Груз неудач и рухнувших надежд давил ему на плечи, заставляя каждый день ненавидеть своё бессмысленное существование всё больше. Как же оказалось легко скатиться по лестнице с вершин элиты общества изобретателей до почти нищенского существования в одинокой маленькой квартире. Здесь стены были выложены из тёмно-коричневого кирпича, а почти всё свободное пространство – завалено инструментами, незаконченными механизмами и просто мусором, который только напоминал о тщетности каждой попытки Натаниэля достигнуть хотя бы чего-нибудь стоящего. Ещё вчера он разговаривал с профессором Левкенором о своих планах и новых идеях для следующих изобретений, получал высшие похвалы и многословные восхищения, а сегодня его выставляют на посмешище перед сотнями представителей аристократии и называют работу всей его жизни «устройством для мясокомбината» и «готовкой на убой»…

Натаниэль всё же смог подняться с холодного каменного пола и опустить рубильник по правой стороне от двери, включив освещение в помещении. Он сбросил портфель с плеч на землю, не заботясь о содержимом, и, качающейся походкой, подошёл к заваленному эскизами и расчётами письменному столу. Одной рукой он отодвинул груду листов, шестерёнок, карандашей, письменных перьев и листов метала в сторону, некоторые из которых свалились со стола. Нехотя достал из тумбочки лист бумаги и взял самый близь лежащий карандаш, что бы, как всегда, не смотря на неудачу, продолжить свой путь к успеху, не смотря ни на что. Но как только графитовый кончик приблизился к листу, юноша замер и вдруг окончательно осознал:

У него больше нет ни сил, ни желания продолжать эту борьбу.

Всё это было частью его главного в жизни задания – самого важного и самого желанного достижения. Он хотел изменить этот мир.

Его всегда раздражало в этом мире то, что при существовании невероятно сильной тяги общества к усовершенствованию всего и вся, они не задумывались об усовершенствования самого процесса своего существования. В мире, где почти вся работа механизирована и исполняется исключительно живыми машинами, можно было бы работать над тем, что бы настоящие люди получали от окружающего мира как можно больше удовольствия и наслаждения. Вместо того они только продолжали сковывать себя теми же стальными цепями, какими скованные безвольные роботы. «Мы упорно трудимся над тем, чтобы облегчить себе жизнь с помощью паровых механизированных устройств, — часто повторял Нейт. – Однако с каждой инновацией, наша обыденная жизнь становится сложнее и невыносимее».

Речь идёт о мировой системе ценностей. Его раздражала всеобъемлющая жажда изматывать и мучать своё тело, заставляя его, словно роботизированную машину, впахивать на железных устройствах, истощать мышцы, порицать любое желание на отдых и, конечно же, публично унижать всех, кто старается недостаточно или вообще живёт так, словно гедонисты из прошлого. Худощавое тело Натаниэля, которое не вписывалось в современные рамки красоты, так же, как и лицо с детскими чертами, пухлыми губами и огромными светло-изумрудными глазами, часто высмеивалось из-за того, что он не считает нужным развивать свои физические способности и наращивать мышечную массу. Это дело казалось ему чрезвычайно абсурдным: человек, который изобретает транспортный механизм, что бы общество могло избавиться от потребности изматывать себя ходьбой, в то же время изобретает беговую дорожку, дабы его тело не прекращало напрягаться в той же степени. Какой смысл прогресса, если параллельно всегда будут делать то, что обнуляет его достижения? Почему бы вместе с изобретением парового автомобиля не придумать массажное кресло, которое сделает облегчённое передвижение также приятным и полезным процессом?

Абсурд. Натаниэль словно родился в мире, в котором случилась ошибка. Иногда, в свободное время, он любил открывать засовы на потолке своей квартиры и смотреть на звёздное небо, мечтая о других вселенных, с другими устоями и целями. О мирах, где есть культ наслаждения и люди не тратят свои семьдесят или восемьдесят лет жизни на мучения и истощения. О мирах, где женщины не считают за счастье чувствовать себя словно на смертном одре, еле удерживая равновесие от голода и ужасно неудобной металлической обуви.

Кстати, о женщинах. За двадцать восемь лет жизни, Натаниэль так и не смог найти среди своего окружение девушку, с которой бы провёл остаток своей жизни в удовольствии, радости и счастье. Смотря на то, как каждая из представительниц прекрасного пола, пуская слюни смотрит на богатые едой столы на фуршетах, однако не притрагивается ни к чему кроме маленького ржаного кекса, он приходил в замешательство. Одной из таких женщин, коих в этом мире было большинство, являлась его лучшая подруга, Лаура. Стройная, миниатюрная девушка с короткими каштановыми волосами и тёмно-карими глазами, была единственной из его знакомых, кто не смотрел на Нейта как на сумасшедшего, когда он рассказывал о своих амбициях изменить устои современных принципов жизни. Однако, как не старался Натаниэль убедить свою подругу присоединится к нему и отказаться от стереотипного образа жизни, она не могла до конца осознать, что мучения, которым она себя подвергает, не принесут настоящее счастье.

Лаура Хедерсет, дочь владельца одного из самых крупных заводов по изготовлению подшипников в стране, должна была олицетворять главные идеи сообщества, которое приносило её семье невиданную прибыль и обеспечивало, казалось бы, беззаботное существование. Именно благодаря отцу Лауры, Хамильтону Хедерсету, многие из изобретений Натаниэля сумели появится на свет. Он предоставлял ему не только материальную поддержку во время разработок механизмов, но и снабжал деталями для опытных образцов и не требовал полного возврата средств при неудаче, а только проценты от будущей прибыли. Не смотря на то, что в последнее время Наталиэль не принёс мистеру Хедерсету ни копейки дохода, он не порицал стремления юноши двигаться только вперёд. Но он порицал совсем другое в его жизни.

— Отец сказал, что если ты ещё раз во время приёма будет декларировать идеи гедонизма перед толпами простаков, он не пришлёт тебе чек в следующем месяце. – тихо прошептала Лаура на ухо Нейту, когда после очередного пиршества, гости начинали расходиться по домам и помещение значительно пустело. Не смотря на небольшое количество гостей, которые всё ещё продолжали напиваться шестидесяти градусным виски смешанным с элем, не притрагиваясь к еде, она боялась, что кто-то их услышит, и огонь споров снова будет зажжён: — Нейт, я уже просила тебя – пусть философские разговоры останутся в пределах твоего дома. Нет ни одной достойной причины подвергать свою репутацию таким рискам!

— Эх, Лауринда, ты никогда не сможешь меня понять. – с натянутой и полной болью улыбкой на лице, Натаниэль даже не уменьшал громкость своей речи, отвечая шепчущей подруге. – Если бы ты была вынуждена жить в сарае с курицами, разве ты не пыталась бы исправить это и переселиться хотя в собственный, хоть и пустой сарай, с кроватью и маленьким окном, а не вечным запахом испражнений тупых птиц и постоянным звоном кудахтанья вместо расслабляющей тишины?

— Сравнил конечно. – буркнула в ответ Лаура и заправила локон волос за ухо, отводя взгляд в сторону – естественный для неё жест, когда девушка смущалась, и абсолютно бессмысленный, так как короткие волосы недолго держались за ухом и выскальзывали обратно. – Никогда не смогу понять, почему ты считаешь лень, запущенность и абсолютное неуважение к себе и своему телу – лучшим образом жизни, чем старательная работа над собой и возможностями своего организма.

— Очень уж много возможностей ты получаешь, питаясь одной миской каши в день, когда твоя семья может позволить хоть заваливать тебя горами вкусностей из любого конца света ежедневно. – искривившись от неприкрытого отвращения, сказал Натаниэль. – Ты могла бы вообще не двигаться, если бы захотела, благо уже давно изобретено всё для этого. Ты могла бы каждый день наслаждаться тем, чего действительно желаешь, однако ты всё равно выбираешь мучения, наградой за которые являются только блеск в глазах гордых родителей и завистливые огоньки во взглядах подруг. Вот скажи мне, — он повернулся к подруге, взяв с одного из подносов мягкую, свежую булочку с ежевичным вареньем и сахарной пудрой, поднеся её к лицу подруги. – Я же знаю, что ты любишь сладкую выпечку, но видел только один раз, как ты её ела. Ради чего же ты каждый вечер терпишь голод, не притрагиваясь к ней?

Лаура отшатнулась от друга, словно тот в руках держал не булочку, а раскалённый уголёк, об который она боялась обжечься. Её взгляд заметался из стороны в сторону, очевидно, снова пытаясь подавить желание съесть запретный плод.

— Ты прекрасно знаешь мой ответ. – она больше не смотрела на Нейта, потому что большую часть обзора закрывала свежая выпечка. – Если я буду есть подобное, то очень быстро перестану влезать в свои лучшие платья. А других размеров у нас не шьют.

— И почему же в мире, где есть две тысячи различных видов машин, которые могут пошить твоё платье, и ни одна из них не может сшить платье из куска ткани побольше? – риторически спросил Натаниэль и Лаура посмотрела на него глазами, которые блестели от подступающих слёз.

— Я ненавижу тебя за это! – не смогла сдержать крик девушка и, словно хотела наградить Нейта пощёчиной, отбросила булку из его рук в сторону. – Я не хочу терять всё, что у меня есть, ради какой-то жалкой смеси молока, яиц, муки, сахара и ягод!

— Тогда зачем эти столы каждый раз заполняют едой, большую часть из которой просто выбрасывают в помойку, когда все гости расходятся?

— Я не знаю! – Лаура схватилась за урчащий живот и опустила голову. – Прости, мне пора выпить мои пищевые таблетки.

Натаниэль махнул рукой, понимая бессмысленность очередного подобного спора с Лауриндой, и поспешил удалиться из помещения. «Пищевые таблетки» — это то, что он ненавидел больше всего в женской культуре. Это были специальные препараты, которые не давали телу умереть от истощения, но при этом не насыщали его нужными компонентами. Разумные женщины отказывались принимать их, выбирая путь «силы воли» и просто ограничивали себя в питании, добавляя больше силовых нагрузок. Но бывали и девушки с не таким закалённым характером и не настолько устойчивой психикой: их родители, подобно семейству Хедерсет, скупали ящики с банками «волшебных» пилюль, благодаря которым дочери не чувствовали голода несколько часов и не падали в обмороки от истощения. В результате потребления таких таблеткок, им требовалась лишь порция или две каши в день, а всё остальное питание заменялось маленькими круглыми серыми пуговичками. Это в очередной раз подчёркивало то, насколько это общество боготворило мучения и истощения.

Однако Лаура была лучшим вариантом из худших. Остальные девушки высмеивали размышления Нейта или просто считали его сумасшедшим. Некоторые даже пытались «перевоспитать» юношу под себя. Однажды он встретил высокую даму, старше его на восемь лет, с невероятно строгими и острыми чертами лица, редкими тёмно-бордовыми волосами и невероятно худощавым телосложением. Ей настолько понравился непосредственный вид изобретателя-фантазёра, что она решила забрать его себе, не смотря на явное нежелание мужчины. Девушка пыталась показать все возможности и прелести стройного тела, которое может быть достигнуто только порицаемыми им мучениями. Однажды она даже смогла затащить его в постель, перед этим знатно напоив любимым напитком городских: самодельным коктейлем из виски и эля. Юноша опьянел очень быстро: он всегда был равнодушен к алкоголю и не злоупотреблял им, поэтому несколько бокалов убойного пойла буквально свалили его с ног. Упёртая дама привела его к себе домой и всячески пыталась соблазнить, переодевшись в достаточно откровенный наряд и с каждой минутой стараясь максимально сократить дистанцию между ними. Но даже пьяный Натаниэль не смог переступить через свои истинные желания и предпочтения. К несчастью для его репутации, в связи с настолько опьянённым состоянием, его отказ прозвучал в очень некорректный способ.

— Дорогая, ты наивно полагаешь, что если трясти перед мужчиной костями, то он перестанет хотеть сочного мяса? – рассмеявшись, заявил лежащий на кровати с голым торсом Натаниэль, когда девушка начинала снимать с себя накидку, оголяя худощавое тело и самодовольно улыбаясь, считая это чем-то невероятно красивым. Кости, обтянутые серой от недостатка витаминов кожей, выступали из под шелковых коричневых тканей. Это вызывало на лице Нейта гримасу отвращения, но девушка не замечала её, будучи увлечённой рассматриванием этих костей. Однако после такого вопроса улыбка моментально исчезла с её лица, и она поспешила одеваться.

— Ты больной! – только и крикнула девушка, пытаясь поднять его пьяное тело с кровати, чтобы выставить прочь из своего дома. – Грёбанный извращенец, да кого ты из себя возомнил! Нравятся жирные свиньи, которым место на мясокомбинате?! – ярость захватывала её, в основном потому что худое и истощённое диетами тело не могло поднять или просто столкнуть с кровати юношу. – Так найди себе какую-нибудь несчастную и откармливай на убой!

— О, дорогая, ты совершенно не понимаешь сути вещей в этом мире, — насмешливо отвечал Натаниэль, которого, очевидно, не волновали попытки дамы выставить его вон. – Если я смогу найти девушку, которая разделит моё желание одарить её счастьем, то это будет далеко не убой – это будет дверь в мир наслаждения и удовольствия, а не пыток и бессмысленного… Да успокойся ты! – он увидел, как слова словно пролетают мимо этой особы, ведь она совершенно не вникала в суть того, что он говорит. Нейт оттолкнул её от себя и, покачиваясь, встал с кровати. – Хочешь истощать себя ради призрачного и бессмысленного признания? Валяй! – он махнул рукой и, покачиваясь, направился к выходу. – Мне никогда не смогла бы понравится та, которая настолько ненавидит себя и своё тело, что доводит его до смертельной грани! Живи в своих заблуждениях и дальше, но это без меня!

Пафосно показав девушке неприличный жест, Нейт захлопнул за собой дверь. Из дальнейших событий он не помнил ничего – только следующее утро. Сейчас он глубоко сожалел о такой грубости: ведь данная особа оказалась преподавательницей в университете машиностроения, Долорес Кобб, и благодаря ей одно из его последних изобретений было рьяно высмеяно на презентации.

— Машина самокормления? – заливаясь смехом, спросила Долорес, сидя за судейским столом перед сценой, на которой стоял серый от злости и возмущения Натаниэль. Когда он выкатывал своё устройство и краем глаза заметил знакомую особу, сидящую рядом с другими вершителями его судьбы, он сразу знал, чем всё это закончится. Можно было даже не сбрасывать накидку с его машины. Можно было даже не стараться объяснить, что данное устройство можно использовать во время отдыха ради достижения максимального расслабления при минимальном использовании энергии своего организма. Но он даже не успел закончить описывать принципы работы механизма, как Долорес стала перебивать его, несмотря на то, что это было запрещено в правилах проведения конкурса, и неприкрыто насмехаться над изобретением. – Вот это действительно воплощает выражение «готовка на убой!». Только я не понимаю, почему вы в категории инноваций для улучшения жизни ЛЮДЕЙ! Ваш конкурс проходит через полторы недели, в здании бывшего завода по производству полуфабрикатов для фермерского скота. Уверена, что свиньи и коровки будут очень рады использовать эту машину по полной программе!

Да, Нейт очень сильно жалел о том, как нагрубил этой даме бальзаковского возраста, отказав ей в пьяной близости, которая бы сопровождалась визгами вместо вздохов, а полувялый агрегат изобретателя не смог бы выполнить свой долг, даже если бы Натаниэль очень сильно постарался – он просто не сумел бы представить вместо этой груды костей что-то более привлекательное. Но если сначала он жалел о том, что переборщил с грубостью, которая могла вылезти ему боком, то сейчас он сожалел о том, что сказал недостаточно, и сейчас это уже будет выглядеть как обида на унижения в его сторону. Конечно, придерживаясь правил конкурса, судьи вежливо попросили Долорес удерживаться от столь резких высказываний. Однако, дослушав презентацию Натаниэля, прокомментировали их не лучше.

— Не будем судить о изобретении до полноценного совета судей в конце этапа презентаций, но я уже хотел бы выразить свою озадаченность в области применения данной машины. – сухо сказал угрюмый престарелый член жюри, непроизвольно заиграв уже немного дряблыми, но всё ещё крепкими мышцами, что виднелись под обтягивающей льняной тканью его рубашки. – Область в развитии сферы отдыха существует в нашей стране в… некотором ином направлении… — он пытался подбирать более корректные и толерантные выражения, стараясь выглядеть непредвзятым, хоть и судил очевидно только по стереотипной системе моральных ценностей.

— Даже если не брать во внимание то, что можно назвать очень мало примеров того, как отдых можно проводить в малоподвижном состоянии… — продолжил его мысль сидящий рядом молодой преподаватель. – Вряд ли можно набрать достаточную группу потребителей, которая захочет использовать и продвигать подобный способ… питания.

— Не говоря уже о том, что я не вижу, как с подобной машиной можно контролировать количество поступающей еды и не переедать… — добавила женщина, сидящая на краю стола. Она была не настолько худощавой, как Долорес – основная масса её тела была из мышц. Очевидно, это была девушка из спортивных кругов, а не диетических, как её коллега. – Конечно, это могут использовать мужчины, набирающие мышечную массу, однако всё равно она явно предназначена для намного больших объёмов пищи чем им нужно… Тогда они просто будут использовать её совсем мало времени, что не перекроет затраты на уход за механизмом…

Дальше Наталиэль не слушал. Он уже собирал машину в исходное состояние, возвращал рычаги в вертикальное положение и готовился накрыть своё изобретение накидкой и больше никогда не показывать обществу. Да, было намного проще, когда он только начинал свою карьеру изобретателя. Нестандартное мышление, выходящая за рамки фантазия и необывательский взгляд на стандартные вещи помогли создать ему немало машин, которые подняли его по карьерной лестнице. Изобретением, которое обеспечило юношу в материальном плане на долгий период, была мультиварочная система приготовления пищи. Она значительно упрощала процесс готовки и разошлась с огромным восторгом. Частично исходя из этого, Нейт считал, что и упрощённая система для поедания пищи сможет найти своего потребителя. Но за это он и ненавидел окружающий мир: тот нелогично любил готовить еду, но порицал наслаждение ею.

И вот, спрятав своё изобретение на склад в подвале к другим таким же проигравшим на социальной арене машинам, он, обессиленный и истощённый вернулся домой. В душе Натаниэля ещё дребезжала надежда на продолжение своей борьбы за изменение этого мира, но сейчас, сидя за столом перед пустым листом и карандашом в руке, он понимал, что у него не осталось ни сил, ни желания продолжать это сражение. Казалось, ему предрешено судьбой остаться в мире, где он – изгой и отщепенец. Казалось, ему предрешено остаться одиноким, ведь лучше быть одним, чем быть с той, которая будет воплощать всё то, что он ненавидит.

Как вдруг земля начала трястись. Стены задрожали, словно начиналось землетрясение. Нейт вскочил з-за стола и подбежал к окну, однако увидел, что мир вокруг стоит в том же неподвижном спокойствии, как и был до этого. Высоченные многоквартирные дома из камня и цемента твёрдо стояли на своей земле, тогда как его квартира всё сильнее тряслась. Из-за этого, одна из машин, стоящих в углу комнаты, включилась и заревела, словно все шестерёнки внутри неё вылетели из своих мест и забегали в медном кузове.

Натаниэль уже бросился к ней, чтобы предотвратить возможный взрыв, как вдруг посередине комнаты открылся водоворот света. Из него начали вырисовываться очертания некой богини, с длинными огненно-рыжими волосами и пышным телом. С каждой секундой она становилась всё чётче: её глаза были зажмурены, ладошки стиснуты в кулаки. Платье на животе было разорвано, и пузико выглядывало из новообразованной дыры. Когда она полностью и чётко появилась, словно была настоящей, то медленно опустилась на пол. Вдруг машина резко взревела ещё раз, очевидно, от очередной шестерёнки, попавшей в не свою трубу, и девушка вздрогнула от этого шума.

Натаниэль понял, что это ему не кажется. Непонятно, каким образом произошло всё, что он только что увидел, но действовать надо было быстро. Только она открыла глаза, которые тут же расширились ещё больше от шока и удивления, он налетел на неё, охватив руками и прижал к полу, крикнув: «Ложись и закрой уши!», спрятав их обоих за диваном. Девушка инстинктивно исполнила его указание, и как только ладошки прижали уши, и она снова зажмурилась, прогремел взрыв: машина разлетелась осколками по всей комнате, а несколько попали в окно, разбив его. Натаниэль, не сдерживая страха, прижался к девушке и тут же переключил своё внимание с разгрома квартиры на то, что было рядом.

Она была прекрасна. Никого подобного юноша не встречал ни разу в жизни. Пышная, усеянная веснушками, грудь, мягкие руки, живот, бёдра и бока – он мог потрогать что угодно и точно не ощутил бы колющее чувство, когда дотрагивался до любой девушки из его мира. У неё были пухлые молочно-розовые щёчки и манящие губы. Он открыл глаза почти сразу же после взрыва, словно и не слышал его, и уставился на даму, которую прижимал к земле. Его рука упиралась в мягкое плечо красавицы. Это точно была какая-то богиня, посланная ему с небес, или же он просто уже сошёл с ума от тоски. Однако второй вариант не слишком расстраивал его: если судьба была в том, чтобы закончить жизнь сумасшествием с такой галлюцинацией, то это было точное попадание в рай ещё при жизни.

Делана, убедившись, что шум утих, робко открыла глаза и увидела пялящегося на неё Натаниэля. Она уставилась на него в ответ, тяжело дыша, и юноша тут же остепенился и убрал руки от её тела, больше не прижимая к земле. Опёршись на колено, он поднялся и протянул ей руку:

— Ты в порядке? – с пересохшим от волнения горлом, спросил он.

Делана протянула пухлую ладошку к его тонкой кисти и, взявшись за неё, почувствовала, как он её подтягивает вверх, помогая подняться. Нейт ощутил вес Деланы, пока она вставала, и понял, что она минимум вдвое тяжелее кого угодно из его знакомых.

— Кажется, да, — неуверенно сказала Делана. Она обтрепала своё порванное платье от пыли и начала осматриваться. Эта комната немного напоминала её дом: стены так же были выложены из тёмно-коричневого кирпича, и у неё тоже было небольшое окно. В принципе, больше ничего похожего её взгляд не нашёл. Вокруг было столько странных вещей из материала, похожего на камень, который как-то порезали и расплавили, изготовив столько различных форм. Взгляд скользил по металлическим столу и стульям, обломках разорванной машины и другим стальным атрибутам Натаниэля. И тут её взгляд остановился на окне, и она замерла: — Что это? – спросила девушка и подошла к раме, в которой были остатки стекла.

Она видела огромные серые здания, которые совсем не были похожи ни на один дом либо храм из её родного города. Эти возвышения были невероятно огромными, с десятками маленьких светящихся окон. Между ними были дороги из камня, вдоль которых стояло что-то напоминающее металлические деревья, только без листьев и со светящимися наконечниками. По дорогам двигались стальные звери с круглыми лапами, пыхтящие и испаряющие густой чёрный дым. И люди, одетые на странный манер, в кожаных платьях, корсетах, шляпках, с металлическими украшениями в форме круглых звёздочек или многоугольников, все поголовно выглядели по фигуре как чернь из отдалённых деревень её родины. Однако лица их были улыбающимися и счастливыми: словно их жизнь, в отличии от жизни черни, была успешной и богатой.

— Где я? – спросила Делана, не отрывая взгляда от вида из окна.

— Это Брайтаун, один из самых продвинутых городов моей страны. – сказал Нейт, приближаясь к девушке и не прекращая рассматривать её, пока она уставилась на город. Он был уверен, что она вряд ли что-нибудь знает не то что о его родном городе, но и вообще о его стране. – Город изобретателей, как его нарекли основатели. А ты откуда?

Делана повернулась к юноше и осмотрела его. Он был высоким и таким же худым, как и прохожие на улице. У него были светло-русые немного вьющиеся волосы и ярко-изумрудные глаза, которые уставились прямо на неё, словно на инопланетянку. Хотя, судя по тому, что здесь и близко не видно кого-нибудь похожего на жриц Аль-Хелга, то очевидно, что её вид удивил парня не меньше, чем деревенских на краю страны. Однако, в отличии от них, в его теле словно была некая сила, стержень, а одежда была явно не из бедных сословий общества. Чёрная льняная рубашка, кожаные штаны, ушитые металлическими тонкими поясками и шестерёнками, и длинное серо-коричневое кожаное пальто, которое словно было соткано из металлических листьев и скреплено гвоздями. Он был выше Деланы минимум на две головы, и она смотрела своими большими глазами на него снизу-вверх.

— Я из Амеранвиля, столицы Кахала, города Бога Аль-Хелга, — гордо произнесла Делана. Она знала, что название её родины всегда вызывало у иноземцев в глазах огоньки восхищения, однако сейчас увидела в ответ только озадаченный взгляд. – Амеранвиль. – повторила она, словно Нейт не расслышал её с первого раза. Однако выражение его лица не изменилось – это название не говорило ему ничего. Он мог назвать самые крупные города его страны и почти всех государств на материке, но ничего подобного никогда не слышал. – Да боже мой. – она закатила глаза и отошла от окна, присев на диван. – Если ты не слышал о Кахале, то хотя бы объясни, где я сейчас нахожусь?

— Может, ты мне расскажешь побольше о Кахале, что бы я понял, где ты находилась. – повёл бровью Натаниэль и присел в кожаное кресло рядом с диваном, рассматривая, как жирки Деланы заняли сразу полтора привычных ему места. – Но может сперва тебе стоило бы переодеться, как думаешь?

Делана только сейчас вспомнила, что её одежда разорвалась от быстрорастущих объёмов и теперь почти полностью оголяла её, словно она была в одеяниях жрицы. Она тут же прикрыла пухлыми ладошками незначительную часть своего тела, раскрасневшись словно спелый томат.

— А у тебя есть что-нибудь подходящее для меня? – смущённым голосом спросила рыжеволосая, не поднимая взгляда на юношу.

Натаниэль почесал свой затылок, понимая: найти одежду для гости будет непростой задачей.

Нарушительница Рея

— Скоро придёт Люцианна и я не знаю, что ей сказать! – Мирабель вся вспотела от волнения и не могла перестать ходить кругами по главному холлу храма. Напротив неё, на одной из каменных скамеек, спокойно сидела Элоиза, откинувшись на спинку и ровно дыша, поднимая свои складки вверх-вниз так, что прозрачная чёрная накидка с вышитыми созвездиями время от времени спадала и оголяла живот. Правда, в этот момент Миранду совершенно не волновало соблазнительное тело возлюбленной: Делану никто не видел с того момента, как она ушла из храма, притворяясь больной. На следующий день после её ухода, подруга пришла проведать рыжеволосую бестию и узнать, какие результаты дало зефирное молоко. Однако всё, что ей удалось найти, это осколки от пустого флакона, парочка кусков ткани с её платья, и совершенно пустой дом, в котором не было ни следа взлома или нападения – поэтому, бедная Мирабель не могла даже представить, что могло случиться.

— Всё нужно решать с холодной головой, дорогая. – спокойным и уравновешенным тоном сказала Элоиза и немного приподнялась, протягивая руки к своей избраннице. Взволнованная Мирабель робко протянула руку ей в ответ и как только пухлая ладошка оказалась в ладони Элизы, она несильно сжала её, впиваясь в кожу длинными чёрными ногтями и притянула девушку к себе, усаживая на колени. Одной рукой она обвила её, легко ухватив за одну из складок на спине и нежно сжала её, при этом поцеловав юную жрицу в плечо. – Смотри на ситуацию с другой стороны: Люцианна обязана искать всех пострадавших или пропавших без вести постояльцев и работников храма. Скорее всего, мы услышим не один колкий комментарий или насмешку в сторону Деланы, однако у нас будет в руках власть и сила всех жриц, брошенная на поиски нашей потеряшки.

— Я поражаюсь твоему спокойствию! – возмутилась Мирабель, однако с её милым личиком, эта злость вызвала у Элоизы лишь умиление. – Ты же прекрасно знаешь, какой может быть причина исчезновения Деланы. Если Люцианна выяснит это – не жить нам больше спокойно! Ни Делане, ни тебе, ни мне!

— Я знаю. – всё так же ровно и собранно ответила Элоиза, продолжая целовать мягкое плечо Миры. – А ещё я знаю, что мы уничтожили все улики, которые могли бы доказать, что здесь имело место быть зефирное молоко, выпитое непосвящённой. Даже если это как-то вскроется, доказать твоё участие они не смогут.

— Не сильно это хорошее утешение… — чуть спокойнее, но всё равно нервно ответила Мирабель. – Делане всё равно угрожает опасность.

— Своим волнением ты сейчас ей точно не поможешь. – Элоиза обняла возлюбленную двумя руками, которые не смогли сойтись из-за огромных объёмов юной жрицы. Улыбаясь, она чмокнула красотку Мирабель в губки и произнесла: — Всё будет хорошо. Ты мне веришь?

— Откуда такая уверенность? – Мирабель встала с колен Элоизы и стала напротив неё, скрестив руки на груди, показывая этим свою решительную позицию. – Ты знаешь что-то об этой ситуации и не говоришь мне. Иначе объяснить твоё невозмутимое спокойствие я не могу.

Улыбка исчезла с лица Элоизы и она отвела взгляд в сторону. Глубоко вздохнув, девушка встала и подошла к Мирабель со спины, снова заключив ту в свои объятия, но уже не такого нахального и властного характера, а более нежного и осторожного. Она наклонилась к её уху и прошептала:

— Я владею некоторыми знаниями о прошлом Люцианны. – Мирабель приподняла одну бровь, немного повернув голову к Элоизе, пытаясь взглянуть ей в лицо, но та не давала ей повернутся. – Эта информация настолько ценная, что даже если на кону будет стоять наказание за нарушения закона Као-Мара, мы сможем заставить Люцианну сделать всё, что нам нужно, дабы этот секрет оставался неизвестным.

Она была права. Все знали о том, что Элоиза хранит секреты Люцианны, и никто не знал, какие именно. Миранда прекрасно понимала, что на этом можно будет сыграть и шантажировать Верховную Жрицу, а значит, обезвредить её для Деланы.

Вдруг ворота храма начали медленно открываться и, впуская яркие лучи утреннего света, внутрь не спеша входили Люцианна и две её приближённые подруги. Одна из них была из числа Жриц. Её звали Сатилия. Среднего роста девушка двадцати шести лет и где-то ста пятидесяти килограмм, облачённая в откровенный наряд из изумрудно-золотых тканей. У неё была массивная грудь, висящий разделенный пополам живот, и равномерно потолстевшие бёдра и голени. Маленькие стопы были обуты в чёрные лодочки, украшенные золотым шнурком. В тёмно-каштановые вьющиеся волосы были вплетены блестящие золотистые ленты. Кожа от природы была оливкового цвета и благодаря этому, растяжки, которые отливались светло-имбирным цветом, красиво усеивали выпирающие складки. По другую сторону шла Джорджина, давняя подруга Люцианны, которая владела множеством кулинарных домов в близлежащих городах. Она была старше её на несколько лет, худее раза в три и была представительницей тех редких особей в Кахале, которые не бегали за идеалами красоты, пытаясь набрать как можно больше веса и стать посвящёнными Жрицами. Она была одета в кожаные жилетку и брюки, светло-кофейную рубашку с короткими рукавами и имела на поясе ремень, на котором располагались несколько мешочков и съемных небольших карманов на пуговицах. Хоть она и не старалась растолстеть специально, но стройной её нельзя было назвать: будучи высокого роста, она ко всему прочему была плотного телосложения. Массивные руки, широкие плечи и узкие бёдра, толстая и длинная шея, а также большие, напоминающие мужские, ладони и грубые пальцы. Брови почти всё время были насуплены, а взгляд рассматривал окружающих всегда с некой долей подозрительности, как будто она была готова в любой момент отразить внезапную атаку или уличить кого-нибудь в предательстве. Своим видом женщина напоминала военачальника, а не предпринимателя-кухарку, что, возможно, и было одной из причин такого тесного общения Люцианны с ней.

— Сразу к делу. – сухо произнесла Люцианна, стараясь не смотрять на романтическую картину Элоизы и Мирабель перед собой. – Что там с нашей мусоровыносительницей? В лесу возле дома заблудилась, пытаясь найти грибы покалорийнее?

— А я говорила, что без этого не обойдёмся. – со снисходительной улыбкой, прошептала Элоиза на ухо своей избраннице и выпустила ту из нежных объятий. – Делана пропала, но в окрестностях её нет — уже искали. – громче произнесла она, делая шаг в сторону Люцианны. – Ты знаешь правила. Если кто-то пропадает без вести дольше, чем на один день…

— Знаю я, знаю! – недовольно фыркнула Люцианна, жестом прерывая Элоизу. – Именно «благодаря» этим правилам я и стою здесь, а не отдыхаю в своих покоях, что было бы намного полезнее для блага Храма. – она устало вздохнула. Несмотря на то, что день только начался, и никакой физической активности для Верховной Жрицы не было, ей очевидно было трудно даже просто стоять и выполнять умственную работу. Поэтому она решила облегчить хотя бы первое и присела на скамейку, где обжимались Элоиза с Мирой, выдохнув. – Ну так. Где ещё её видели после того, как она покинула Храм, скрюченная от боли в животе?

Несколько часов ушло на яростные и пылкие обсуждения того, как, где и кто будет проводить дальнейшие поиски Деланы. После короткого очертания основных заданий, все переместились в часто пустующую комнату с огромным каменным столом в центре, на котором лежала карта Кахала. Джорджина, словно действительно была настоящей генеральшей, показывала на карте возможные маршруты, которыми могла уйти Делана или куда её могли увезти, если это всё-таки было похищение. Мирабель и Сатилия стояли немного поодаль, прижимаясь к стене, и смотрели то на дискутирующих Люцианну, Элоизу и Джорджину, то на друг друга. В глазах Мирабель был дрожащий огонёк страха и переживания, а во взгляде Сатилии можно было увидеть только скуку и желание поскорее покинуть эту невероятно тоскливую для неё комнату.

— Значит, мы отправляем несколько мавок осмотреть леса на западной, восточной и южной окраинах города, — подытоживала Элоиза, указывая на места на карте, которые называла. Джорджина, внимательно слушала, кивала ей в ответ, а Люцианна закатывала глаза и вздыхала каждые полминуты, как и все часы до этого, выражая своё громадное нежелание участвовать во всём этом. – Друиды рассеются по улицам города. Половина будет опрашивать местных, а половина сольётся с толпой – так можно будет услышать то, что не захотят говорить возможные сговорщики… — Элоиза так же устало вздохнула и одновременно с этим её живот заурчал от голода. Она прижала ладонь к нему, понимая, что сейчас то же самое чувствуют все присутствующие, решила поскорее заканчивать с обсуждениями. – Пока что этого хватит. Если через несколько дней Делана не вернётся или мы не найдём никаких её следов, то будем думать над планом Б.

— Столько лишних телодвижений ради того, чтобы метлу снова держал не очередной падальщик, а их главная представительница. – язвительно прокомментировала Люцианна, потягиваясь и зевая. – Если всё ясно, я предалагаю всем переместиться в зал для пиров. Я уже полчаса не могу ни о чём думать кроме как запаха, который доноситься оттуда.

— Согласна! – радостно вскрикнула Сатилия, оторвалась от стены и подошла к своей подруге, обняв её широченную руку. – Я надеюсь, сегодня слуги Джорджины испекли нам тот бисквитный торт, о котором распинались несколько дней подряд!

У Люцианны аж слюнки потекли, когда в мыслях появился образ того расхваленного бисквитного чуда. Две подруги начали собираться и идти к выходу из комнаты, однако Джорджина не отводила взгляда от карты, очевидно задумавшись не о лесах, мавках или друидах. Мирабель, молча и опустив голову, отправилась за Люцианной: все Жрицы, без исключения, должны были присутствовать на пире, хоть в связи с пропажей Деланы, девушка не пылала сильным аппетитом. Элоиза же, заметив странности в поведении Джорджины, кивком головы сказала Мире отправляться на пир, а сама, дождавшись, когда все уйдут, подошла к задумавшейся женщине.

— У тебя есть ещё какие-нибудь идеи по поискам Деланы? – спросила Элоиза, не сумев скрыть нотки волнения в своём голосе. – Считаешь, нужно сделать что-то ещё?

— Нет. – коротко и твёрдо ответила Джорджина, не отводя глаз от карты. Элоиза проследила за направлением её взгляда и поняла, что та неотрывно смотрит на место, где был дом Деланы.

— Ты думаешь, что-то нужно сделать по-другому? –предположила Элоиза и в ответ Джорджина подняла на неё свой строгий и сконцентрированный взгляд, насупив брови ещё сильнее.

— Да, я думаю, стоит начать поиски в самом храме. – этот ответ заставил Элоизу удивиться. – Мне вся эта история напоминает один случай, который произошел несколько десятков лет назад.

— Поделишься своими воспоминаниями? – осторожно, но уже с большей уверенностью, спросила Элоиза. Джорджина вернула свой взгляд на карту и погрузилась в картину прошлого.

— Это случилось, когда мне только исполнилось восемнадцать лет.

Мама каждый день восхваляла всё, что было связано с храмом Аль-Хелга и Жрицами. После того, как очередная партия выпечки, тортов и других сладостей была отвезена в храм, она возвращалась и снова рассказывала о прекрасных девах, которые ежедневно купаются в благословении бога Аль-Хелга и вкушают плоды, которые он подносит. Больше всего маму восхищал Као-Мар – в её глазах это было воплощения настоящей божественной благодати. Она обожествляла всё, что было связанно с ним и мечтала о том, чтобы иметь возможность готовить для Жриц что-нибудь из тех плодов, которыми он ежедневно одаряет своих последовательниц. Ей всегда было грустно от мысли, что к Као-Мару нельзя прикасаться непосвящённым, и она надеялась, что когда-нибудь это изменится.

Эти рассказы приходилось слышать не только мне. Её лучшая подруга, Рея, с упоением слушала о всех подробностях жизни в Храме. Мать заразила её своей фанатической любовью к источнику, однако Рея не была настолько умна, как моя мама, что бы просто платонически восхищаться его существованием. Однажды она поделилась с мамой своим желанием попробовать дары из Као-Мара, от чего та начала её отговаривать сразу же. Все знают священное правило, но никто не знает точно, какая кара последует за этим. Мать считала, что сам Аль-Хелг спуститься с небес и заберёт нарушителя в пучину адских мук, в которых тот будет пылать целую вечность. Но подобные угрозы не сильно испугаю Рею. И вот, спустя где-то неделю, в один прекрасный день, Рея так же без вести пропала. Мама говорила, что незадолго до этого видела её в странном состоянии: она была молчаливой, задумчивой, словно что-то планировала. Несколько раз её видели у храма, но все думали, что она приходила к его стенам помолиться о скорейшем выздоровлении своей сестры. Никто так и не узнал точно, что произошло, однако с тех пор Рею никто и никогда не видел. Ни тела, ни следов. Она просто исчезла. Это напомнило мне о ситуации с твоей подругой Деланой, которая известна половине города как одна из самых яростных фанатов набора веса. Насколько я знаю, это у неё получалось не очень удачно?

Элоиза молчала в ответ. У неё пересохло горло, но Жрица старалась не выдать своего волнения и сохранить невозмутимое выражения лица. Немного помедлив, она всё же выдавила из себя ответ:

— В Амеранвиле живёт не одна сотня девушек, которые каждый день мечтают только о том, чтобы приблизиться к величественной красоте Жриц Аль-Хелга. – Элоиза несознательно прикусила губу, отводя взгляд в сторону. – Но Делана не настолько глупая, что бы ради внешности ставить на кон свою жизнь и судьбу. И кстати… — она взглянула на Джорджину. – Почему я никогда не слышала о Рее за все годы своей службы в Храме? Я думаю, о такой фанатической верности нашим идеалам было бы сложно не узнать за столько лет жизни со Жрицами.

— Ты была ещё совсем малышкой в то время, а твоя мама, которая могла бы о ней рассказать, была занята совершенно иными сложными делами. – с насмешкой сказала Джорджина и Элоиза сразу поняла, о чём идёт речь.

— Не смей упоминать об этом! – со злостью и оскалом сказала Элоиза, приблизившись к женщине. – Ты прекрасно знаешь, что затрагивания этой истории может принести за собой разрушение не только твоей или моей жизни.

— Знаю. – с той же усмешкой ответила Джорджина и отошла от стола, направляясь к выходу из комнаты. – Ты спросила, а я ответила. – она остановилась у дверного прохода и окинула Элоизу взглядом сверху-вниз. – Ты не собираешься присоединяться к пиру? Или ваша троица планирует нарушить все правила, которые прописаны в этих священных стенах?

— Не понимаю, о чём ты говоришь. – раздражённо ответила Элоиза и вышла из комнаты, оттолкнув мелкую, на фоне своих объёмов, Джорджину, задев её бедром. Издав надменный смешок, Джорджина ещё раз взглянула на каменный стол с картой и покинула комнату вслед за Элоизой.