Эмили на подработке
Эмили на подработке
(Emily on the job)
Я-то думала, это будет простая подработка.
Но вот она я, стою — с большим трудом, — неимоверно разжиревшая, и сестра Дороти на повышенных тонах изрекает мне прямо в ухо...
Впрочем, не будем забегать впереди паровоза.
*
Номерок этот мне пару лет назад подбросила соседка по обшаге. Уж не знаю, как Линн на них вышла, а подработка оказалась в обители св. Катарины. Сестрам понадобилась студентка на роль уборщицы, каждый день на пару часов, пока у них самих по распорядку вечерние молитвы.
А теперь скажите на милость, почему в строгом женском монастыре пекут такие вкусные пироги в таких безумных количествах? Сестры, соблюдая доктрину умеренности, отщипывали в лучшем случае по паре ломтиков, а потом оставляли на тарелке записку для меня «кушай сколько пожелаешь».
С вишней, с орехами, с яблоками… туча вариантов. Чуть ли не в каждой комнате — тарелка, на ней початый пирог и записка. Ну, вы ж меня знаете. От халявы не отказываюсь никогда. Где-то после десятой комнаты я уже и стояла с трудом.
Я всегда была барышней нехуденькой, но эти пироги… в общем, я попалась. Две недели работы, и мне понадобились одежки на размер больше. И так еще много-много раз.
В моем семействе по обеим линиям женщины весьма и весьма крупные. И я не рост имею в виду. Мама, все тетушки, все двоюродные-троюродные сестры — я единственная в этой компании, кто, достигнув двадцатилетнего возраста, весила меньше ста двадцати кило. Собственно, половина моих кузин выпускались из школы, уже догнав по пропорциям своих колоссальных мамочек.
Ну и когда я приехала домой на Рождество, отработав у «катаринок» четыре месяца — всем стало очевидно, что семейная генетика в моем случае вовсе не сделала исключение, и я, может, кого-то из кузин еще не догнала, но к тому все идет.
Никогда не была экспертом по генетике. Но понятно, что по обеим линиям я формат особо крупногабаритной барышни унаследовала сполна, и пусть эти гены лишь изредка проявляли себя в детстве и юности — пироги «катаринок» послужили инициацией, после которой возврата к прошлому уже не будет.
А еще мне очень понравилось, что я уже не «черная овца» в семейства, что я такая же, как все. Высокомерные кузины вдруг оказались компанейскими и заботливыми. Зимние каникулы длились всего две недели, а Аманда, одна из самых толстых моих сверстниц, с которой я раньше едва парой слов обменялась, за это время стала практически лучшей моей подругой. Оказывается, это они все считали, что я высокомерная тощая стерва, которая слишком много о себе думает, чтобы болтать с ними! А теперь я изменилась, они видят, что я такая же, как они, и вообще все теперь иначе. «Тощей» я, конечно, отродясь не была, но все равно фыркнула и похлопала себя по пузу.
— Ну да, я уж точно теперь не тощая стерва.
— Это да. И судя по тому, как оно идет — девочки уже спорят, насколько толстой ты станешь к следующему рождеству. Лично я поставила десять баксов, что ты обгонишь тетушку Люси.
— Это которую? Ту, что сидит на двух стульях?
— Ага.
После каникул я вернулась к подработке в обители, к все тем же пирогам — и продолжала расти вширь. К концу семестра мне уже трудновато становилось втискиваться за парты в аудитории, но к счастью, там были несколько мест без подлокотников. Туда я утрамбоваться еще могла.
На летних каникулах Аманда уболтала меня приехать к ним на юга, погостить, а заодно немного поработать у них в ресторанчике.
Лучших летних каникул у меня еще не было, а еще я наконец поняла, как барышни нашего семейства настолько толстеют. Неясно только, как вообще их семейный ресторанчик сводил концы с концами, пока мы там «работали», а по факту обжирались как не в себя.
Народ считал нас родными сестрами. Ну… в общем-то с каждой неделей, пока я росла вширь, наши фигуры становились все более схожими. Раскормленные до угрожающих объемов пуза, громадные тучные сиськи, свободно раскачивающиеся под безразмерными футболками всякий раз, когда мы собирали пустые тарелки, и массивнейшие ягодицы, распирающие форменные юбки.
О нет, я ни о чем не жалела. Все родственницы вокруг были примерно таких же габаритов. Мать Аманды, тетушка Мелисса, кажется, больше всех гордилась моей растущей вширь тушкой.
— Бери пример со своей кузины, — говорила она своей дочери, — у нее всегда есть место для тортика, даже когда она после ужина так объелась, что встать не может, — а последнее имело место практически каждый вечер.
Пузо мое все раздувалось, становилось все больше и круглее, и к концу лета я таки обогнала Аманду.
— Господи, Эмили, надо было мне поставить на тебя вдвое больше!
— Не возражаю, — фыркнула я, пытаясь прикрыть форменной футболкой хотя бы половину своего громадного пуза. Останавливаться на достигнутом я не собиралась, более того — как бы мне ни нравилось у Аманды, но я уже соскучилась по обители, вернее, по пирогам «катаринок». Скорее бы началась учеба, чтобы я вновь смогла там объедаться ими каждый день!
Лето закончилось внезапно, точно как и началось, и я вернулась в колледж. Линн, с которой мы делили апартаменты в общаге, за минувший год более-менее привыкла к моим габаритам, но увидев меня после трехмесячных каникул, уронила челюсть.
— Охреносоветь, Эмили, ну ты и громадина стала!
— Я тоже по тебе соскучилась.
— Так, айда ужинать, я хочу тебя показать кое-кому из своих приятелей.
— Линн, я тебе что, домашняя животинка? — деланно возмутилась я.
— Теперь — да. Я всегда хотела, чтобы у меня была очень толстая соседка, а ты теперь на двух таких потянешь. Предупреждаю: я намерена совращать тебя кормежкой при каждом удобном случае, и кое-кто из моих друзей эту инициативу подхватит.
… Пироги в обители, как я и ожидала, остались вкуснейшие. В каждой комнате я аккуратно убирала мусор, выбивала пыль из старых накидок, а потом устраивалась и съедала щедро предложенный пирог, прежде чем перейти в следующее помещение.
В прошлом году я после трех-четырех пирогов уже с трудом ходила. Сейчас вполне уверенно утрамбовывала в себя шесть.
Если совсем уж честно, долго ходить мне было действительно сложно, но теперь уже совершенно по иной причине.
К счастью, в самом начале семестра я столкнулась с сестрой Нелли. Вернее, это она со мной столкнулась в коридоре, аж подпрыгнула от удивления.
— Господи всемогущий, девочка моя, какая же ты толстая! Любишь пироги?
Сестра Нелли, как оказалось, в обители «катаринок» отвечала за выпечку, а еще испытывала слабость к толстушкам, которые могли оценить ее по достоинству. С того самого дня на выходе из обители меня неизменно ждал большой пакет с пирогами...
Семестр промелькнул, казалось, в одно мгновение. Врать не буду: передвигаться пешком по колледжу было труднее с каждым днем, но подработка у «катаринок» с поеданием пирогов компенсировала это с изрядным запасом.
А в общаге Линн принялась регулярно заказывать пиво и пиццу, приглашая на посиделки кое-кого из подружек, и все они болтали, пили, курили травку и дружно закармливали меня вкусняшками. И, что вполне типично для дикой и разнузданной студенческой жизни, нередко сия компашка — вместе или разбившись попарно — обжималась на диванах, предлагая мне присоединиться, а за это меня еще покормят или сделают мне массаж переполненного живота. Ну… снова же, врать не стану, иногда соглашалась. Раскрутить меня на поцелуй или на дать себя полапать, если на кону вкусный тортик или пицца — можно. Если речь о еде, я ни разу не недотрога.
Особенно наслаждалась раскармливанием меня, любимой, одна из подружек Линн, Анна. Особенно приняв на тощую грудь первого размера пару баночек пива. Она частенько шептала мне на ушко, как бы она хотела, чтобы я стала еще толще… Что ж — ее желание сбывалось практически каждый день, и я просто наслаждалась, наблюдая, как она безуспешно пытается скрыть жадный огонек и грязные мысли в мой адрес. Так-то она приветливая и забавная, а еще — скормить мне столько, сколько она, никто не мог. Она не признавала слова «нет», и если в одной точке пространства сходились Анна, я и еда — вся эта еда, сколько бы ее ни имелось, обречена была оказаться у меня в желудке. Она даже у подружек с тарелок таскала кусочки, быстро запихивая их ко мне в рот, пока те не замечали.
В общем, я моргнуть не успела, как снова настало рождество. И мне не терпелось повидать Аманду, других моих откормленных кузин и прочую семью.
Прибыла я с опозданием на день, проблемы с транспортом (начиная с определенной стадии красоты барышням приходится заказывать два места в поезде), все уже были на месте.
Я и забыла, что в конце лета уже обогнала Аманду в объемах, так что когда я ввалилась в комнату — громадная, уставшая и жутко голодная, — на меня все вылупились, уронив челюсти. Я слышала, как кое-кто из младших ахнул, а кое-кто из старших издал многозначительное «хммм».
— Я же говорила, что в этом году она будет самая толстая во всем семействе! — воскликнула сидящая в углу Аманда. — Расплачивайтесь, неверующие!
Возражать никто и не подумал. Все младшее поколения я уж точно обогнала по всем статьям. Более того, я уже была потолще тетушки Люси. Ну, в бедрах и заднем фасаде пока еще нет, но во всех прочих обхватах — точно да, и на семейном фото это было четко видно!
А Аманда хихикала:
— Ах, сестренка, я просто счастлива, что ты с таким рвением взялась за дело. Вот он, истинный дух рождества!
— И это говорит моя некогда самая толстая кузина.
— Уверена, кое-кто из наших сейчас думает: да ну нафиг, если наша принцесса ухитрилась так растолстеть, нам незачем следить за рационом. Так что можешь винить себя в том, что к следующему рождеству у нас семейка поднаберет изрядно лишних килограммов. Я сама, глядя на твои объемы, задумываюсь над своей диетой.
— Над чем задумываешься? Ты сказала богопротивное слово «диета»?
— Ага, именно. Я-то, видишь ли, привыкла есть, пока физически лезет, но ты явно зашла куда дальше. Так, Эмили?
— Может быть. Кое-кто из друзей помогал.
— Друзей, говоришь… Почему бы тебе не развязать пояс и не сделать ответное одолжение своей самой лучшей кузине? У нас две недели впереди...
— Ты серьезно?
— Да. Меня достало слышать от мамочки «ах, Эмили, она такая хорошенькая и так хорошо кушает, сердце радуется».
— Так что ты предлагаешь?
— А вот что: следующие две недели мы будем объедаться как никогда, все сорок восемь часов в сутки. И я серьезно. Установим правило: ни секунды без еды. Хоть по чуть-чуть, но чтобы что-то жевать, чтобы пузо было постоянно набито, от зари до зари.
— Эй, что это вы тут замышляете? — подсела к нам Мира, кузина с отцовской стороны, дочь тетушки Люси. С трудом примостила свой массивный круп на диван, балансируя полной тарелкой всяких вкусностей.
— Аманда предлагает жесткое двухнедельное раскармливание. Есть от зари до зари и все такое, и посмотрим, что получится.
— О, а можно с вами? И почему только «от зари до зари», посреди ночи тоже можно? Я вообще сова, а ночью больше влазит, проверено.
Вот именно этим мы и занялись. Я, Аманда, Мира и еще две кузины — близняшки, Анита и Петра, — заняли большую студию с пристроенной ванной и устроили там себе двухнедельную пижамную вечеринку. Жесткое правило: постоянно что-нибудь есть, причем даже когда уже не лезет, все равно жуешь печеньки или пирожные, иначе — сошла с дистанции и уходи вон.
Мира прстоянно будила нас по ночам, чтобы мы впихнули в себя еще гору съестного, а потом отрубались, просыпались часа через три и продолжали.
Никогда в жизни так не обжиралась. И это я, которая «так хорошо кушает, аж сердце радуется». Через несколько дней я напрочь потеряла счет времени и в основном сидела на полу, откинувшись на подушки, промеж раздвинутых ног — набитое как барабан пузо. Помню, именно в таком состоянии я доедала шоколадный торт, мы еще что-то там по телевизору смотрели, но что именно, без понятия.
Чтобы помочь делу, Аманда настропалила кое-кого из мелких таскать нам пятилитровые бутыли со сливками, которые мы выдували вместо воды и молока. Сказать, что нас разнесло — это ничего не сказать. Кого больше — тоже не знаю.
Но я была счастлива, что этот двухнедельный кумар все-таки закончился. Нет, было весело и все такое, но еще неделя — и никто из нас, пожалуй, встать бы уже не сумел. И так с трудом ходили. Наклониться я точно не могла, пузо мешалось, даже в ванной требовалась помощь от тех самых младших, которые хоть и объедались рождественскими вкусняшками, но не до такой степени.
Разумеется, есть пределы, насколько вообще можно поправиться за две недели. И пусть мы все эти пределы перекрыли — истинные последствия нашего двухнедельного марафона стали заметны лишь на длинной дистанции.
Так, за эти две недели у меня настолько растянулся желудок, что если я не обожрусь до состояния нестояния, у меня физически голова начинала кружиться. Это я выяснила уже в последующие месяцы. И то же самое услышала от остальных.
Аманда в чате поделилась, что теперь ей приходится постоянно жрать как не в себя, иначе она чуть ли не теряет сознание от голода. И через несколько недель ее так расперло, что даже ее мама, предобрейшая тетушка Мелисса, озабоченно попросила ее «придержать поводья», небывалый случай.
У Миры в тот же самый срок раздались вширь бедра, вся в матушку. Она пошутила, что к следующему рождеству ей уже двух стульев будет маловато. Судя по фоткам — как бы такое не случилось пораньше.
— Надо будет в следующем году повторить! — заявила она.
Ага, конечно, подумала я, если мы вообще втиснемся в одну комнату...
Близняшки, по словам Аманды, устроили состязание «кто сможет набрать больше веса в течение года». Но поскольку я постоянно путала, кто из них кто, ставок делать не стала.
Со своими же сложностями я разобралась по-своему. Сперва хотела попросить сестру Нелли, может ли она добавлять для меня в тот пакет еще три-четыре пирога, но даже свой ненасытный рот не успела открыть.
— Божечки мои, девочка, ты наверняка умираешь от голода! — встревоженно возопила она, увидев меня на кухне.
Через несколько дней, по опыту выяснив, что пирогов и пиццы мне все же не хватает, я решила позвонить Анне, подруге Линн, и сказать — если ты хочешь, чтобы я стала толще, я согласна, только с тебя канистра жирных сливок и куча калорийной еды. Анна притащила в мою комнату все, включая свой рюкзак с пожитками, и там и осталась.
Должна признать, брошенный моим организмом вызов она приняла всем сердцем, и откармливала меня по полной программе. Мы, конечно, выбирались в люди, держась за руки и все такое, я — жирная аки два бегемота, и она — легонькая светленькая бабочка, которая порхала вокруг меня и всякий раз, когда я открывала рот, запихивала в меня очередную вкусняшку. По колледжу о нас наверняка ходили те еще разговорчики.
Анна оказалась не только веселой оторвой, способной закормить меня до отключки. Она еще всегда хотела быть писательницей, сперва строчила милые фантазии с романтическим уклоном, но позднее перешла к иным сюжетам, где главную героиню похищали и раскармливали по самое не могу злые ведьмы, чародеи и прочие существа, вариаций было столько, что меня от этих описаний просто перло.
И вновь я не заметила, как наступил конец семестра, а мы с Анной все еще оставались вместе.
А теперь чуток ретроспективы. В начале февраля я осознала, что войти в любую комнату в обители св. Катарины я могу лишь повернувшись боком. Что в целом было предсказуемым итогом всего, что со мной произошло. Та же проблема обнаружилась со многими дверями, в том числе в общаге; самое сложное место — ванная комната. Казалось, когда проектировали наш корпус, строители слыхом не слыхивали о «синдроме первокурсника», а уж мой случай им бы в страшном сне привидеться не мог. Анна решила эту мою проблему, просто переехав вместе со мной в студию, где все дверные проемы были раза в три шире стандартного — но я как-то сомневалась, что смогу уговорить «катаринок» переместиться в иное, более приемлемое для моих габаритов здание...
И вот где-то к середине мая, если не ошибаюсь, случилось то, что и должно было случиться. Четыре выходных, я не выбиралась из кровати, а Анна закармливала меня до того состояния, когда я и собственного имени вспомнить не могла. И вот я прибыла к «катаринкам», как обычно, для уборки, выкатила свою тележку из каморки, вперевалку протопала по коридору к жилому крылу, открыла дверь первой комнаты, привычно пристроилась вполоборота, чтобы протиснуться внутрь, и… не смогла. Просто не вписалась в проем. Никак. Сколько бы ни пыталась. Что в ширину, что в длину, или как там правильно зовется этот габарит, явно превышающий габариты дверной коробки.
А вот это и правда проблема. Дело даже не в уборке — но там, в комнате, оставалась заметная часть моих настоятельно необходимых ежедневных калорий!
Надо действовать, решила я. Нашла у себя в тележке пачку почтовых стикеров и сочинила записку, что согласно актуальным рекомендациям санэпидемстанции всю недоеденную еду (например, пироги) просьба оставлять в закрытом пакете перед дверью. Приклеила стикер к косяку и, насколько достала с порога, повозила шваброй по полу. Работа должна быть выполнена так хорошо, как только возможно.
Удивительно, однако план какое-то время работал. Я приходила в обитель, собирала все выставленные для меня пироги и на остатках сил уползала во внутренний скверик «катаринок». Когда пузо свисает до колен, подбирать с пола пакеты и коробки — сравнимо с двумя походами в спортзал!
Я уплетала пироги под аккомпанемент хорового пения из главного корпуса обители, а потом отправлялась за презентом от сестры Нелли, который съедала уже у себя дома.
Как я уже ранее сказала — план работал какое-то время. Что и приводит нас к настоящему моменту.
Вот она я, стою — с большим трудом, — неимоверно разжиревшая, и сестра Дороти на повышенных тонах изрекает мне прямо в ухо:
— Меня чрезвычайно обеспокоила информация, что вот уже некоторое время уборка помещений проходит ненадлежащим образом. Я изучила этот вопрос вплотную. И как ты полагаешь, Эмили, что я обнаружила?
Для монашки сестра Дороти необычно молода — тридцать с хвостиком, где-то так. Я, конечно, понимаю, что монахини на определенном этапе жизни тоже должны быть молодыми, но эта часть их бытия для меня темный лес. Сестра Дороти в обители «верховная монахиня», или как оно правильно зовется. Именно она принимала меня на работу почти два года назад.
— И что же? — вежливо спрашиваю я, пытаясь не смотреть прямо на нее. (Правило номер один: никогда не смотри в глаза рассерженной монашке.) Но я все же смотрю и вижу, как очи сестры Дороти за очками сужаются до восточноазиатских стандартов.
— А вот что, — гневно сообщает она, ткнув в мое громадное пузо. — Мы платим тебе за уборку, но ты явно даже не в состоянии протиснуться в двери.
И хотелось бы сказать, что это не совсем моя вина, тут замешаны и мои гены, да и все окружение попросту желает, чтобы я стала еще толще. Однако у меня большие сомнения, что в лексиконе монашек есть термин «давление общества».
— И что же мне с тобой делать? — вопрошает «катаринка».
Ответ, как по мне, очевиден. Прямо перед ней, едва сохраняющий вертикальное положение. Что делать с уборщицей, которая разжирела настолько, что не может протиснуться в дверь? Отшлепать и скормить пирогов побольше, чтобы она получше запомнила этот урок. Ха.
Но этот вариант, пожалуй, также воспримут неверно, и я лишь пожимал плечами.
Она похлопывает меня по пузу.
— Я все еще слушаю.
Ах это, значит, не риторический вопрос был.
— Ну, возможно, сестре Нелли нужна помощь на кухне, с пирогами и прочим.
Ответ настолько честный, насколько возможно в моем случае. Желудок уже не намекает, а прямым текстом утверждает: хватит болтать языком, корми меня!
— Хмм.
Ладонь сестры Дороти скользит по моему пузу, словно она втайне проверяет, насколько я толстая. Вновь смотрю ей в глаза; она хмурится, рука останавливается где была.
Да, она все так же сердита, но за стеклами очков читалось и другое выражение. Очень знакомое. Такое же я вижу в шальных голубых очах Анны, всякий раз, когда она нависает надо мной, и оно значит: Эмили, я хочу раскормить тебя до такой степени ожирения, чтобы ты уже и ходить не смогла.
Вот, значит, как. У главной «катаринки» крутятся такие же мыслишки, вроде как неподобающие для смиренной монахини, и она пытается с ними бороться. Ободряюще улыбаюсь ей. И нет, мне не стыдно: у меня точно такие же.
— Хмм, — вновь произносит сестра Дороти. — В кухне у нас двери гораздо шире. Учитывая твой прогресс, я бы предположила, что минимум на год должно хватить.
И подмигивает, хотя, возможно, это ей что-то в глаз попало.
Тихо фыркаю. Если она планирует, что я стану шириной в невероятных габаритов проем кухонных дверей — у нас будет совсем другая проблема. Но это — в свой срок. Все — в свой срок.
— У тебя найдется приятельница, которая была бы заинтересована сменить тебя на должности уборщицы после летних каникул? — прерывает она мои размышления насчет особо широких дверей.
— Пожалуй, найдется, — отвечаю я.
Кузина Летти — одна из тех «мелких», что помогали нам во время новогоднего обжорного марафона, — как раз собиралась поступать в мой колледж. Еще сюда же в сентябре намеревалась перевестись Аманда, просто немного отдохнуть от мамочкиного надзора, ну а ко мне, потому что вдвоем веселее, — но у нее определенно возникнут те же проблемы с дверьми в жилых комнатах. Потому как на летних каникулах я как раз намеревалась нагрянуть к ней, а зная нас обеих, мы точно будем пытаться превзойти друг дружку. А поскольку я хочу еще и Анну с собой позвать — Аманда точно захочет еще и на нее произвести впечатление… Так что нет, с точки зрения работы правильный вариант — именно Летти.
— Хорошо. Я сообщу сестре Нелли, что с этой осени ты будешь помогать ей на кухне.
Ладонь ее все еще у меня на пузе, и она явно сражается с общей неловкостью ситуации — и своим желанием оставить все как есть.
— Сделаю все, что смогу, — заверяю я ее с самой искренней улыбкой.
— Буду за тобой присматривать, — кивает она.
У монашек бывает мурчаще-соблазительный тон в голосе? ОказываетсЯ, да. Не слышала бы, сама бы в жизни не поверила.
Зато в чем я уверена уже сейчас — что мы обе точно знаем, — это какова будет моя настоящая работа на кухне. И ее последствия.
Пожалуй, надо сообщить все это Анне. Из ее текстов я примерно понимаю, насколько раскормленной она видит идеал своей подружки. И сдается мне, что она этот идеал получит во плоти где-то к рождеству...