Дваждыобжорливая
Дваждыобжорливая
(Double Stuffed)
Мари обожала День Благодарения. Атмосфера пиршества — уютная семейная болтовня, мерцающие свечи, искусительные ароматы жареной индейки, печеных пирогов и сидра с пряностями, — в общем, полный комплект, чтобы именоваться ее любимым праздником. А главное, День Благодарения посвящен кулинарному изобилию, и Мари давно уже научилась извлекать из этого праздника все прелести. Нынешний год, однако, даровал ей принципиально новую возможность.
В ее семье обед в честь Дня Благодарения назначили на середину дня, а в семье у Марка, ее мужа, запланировали праздничный ужин. Две семейных встречи в один день — большинство застонали бы при одной мысли о подобном, но для Мари расклад предстал роскошнейшим вызовом.
Сперва это была так, мыслишка, но чем больше она об этом думала, тем шире ухмылялась. Зачем ограничиваться одной праздничной трапезой, если есть возможность слопать две? Учитывая тренированный безграничный аппетит и сто восемьдесят с гаком кило живого веса, Мари была практически уверена, что справится.
Они ехали к дому ее родителей, и Мари на пассажирском сидении вся светилась от предвкушения. Одетая в уютный свитер, облегающий ее округлости, и джинсы, специально выбранные для нынешнего праздника, она легонько похлопала себя по пузу, мысленно уже сидя за пиршественным столом.
— Два Дня Благодарения в один день, — изобразила Мари драматический вздох и широко ухмыльнулась. — Я сошла с ума, да?
— Определенно, ведь ты смотришь на стол, который ломится от еды, и думаешь: справлюсь, — подмигнул ей Марк.
Мари фыркнула и улыбнулась еще шире.
— Тебе еще больше не терпится полюбоваться, как я справляюсь.
Продолжая одной рукой рулить, второй он легонько стиснул ее бедро.
— Виновен, ваша честь. Но я другое хочу сказать, если ты намерена справиться с обеими столами, тебе, возможно, понадобится… как там это зовется? а, точно: держать ритм.
— Ха-ха, — изобразила Мари презрительную моську. — Как будто я не знаю собственных пределов.
— Пределы? — рассмеялся Марк. — Твое понятие о пределах, детка, это «положи-ка мне еще чуток».
— Родители Мари каждый год стараются, накрывая пир на День Благодарения, но ныне они превзошли себя. Блюд на обеденном столе столько, что почти не осталось места для тарелок. Поджаренная до золотисто-бурой корочки индейка, мерцающая под канделябром, ветчина в глазури с карамелизованной корочкой, картофельное пюре на сливках сочится растопленным маслом, сладкий засахаренный ямс, посыпанный зефирными тянучками, густое рагу почти громоздится горкой на блюде, а еще корзинки теплых хрустких рогаликов. И сбоку на отдельной тумбочке горделиво высится мамин трехслойный тыквенный творожник, сразу приветствовав Мари как лучшую подругу.
У Мари при виде этого изобилия аж глаза распахнулись. Мама превзошла себя, впрочем, у них в семье это скорее правило: скудным стол, когда за ним должна сидеть любимая дочка, просто не бывает.
— Ух ты, мам, в этом году ты все рекорды перекрыла, — голос ее полон искреннего восхищения.
Мама, рассмеявшись, машет обеими руками.
— Ну я же знала, что ты будешь голодная, так что не заставляй меня жалеть о проведенном у плиты времени!
У Мари в семье так всегда и было. Маленькая принцесса всегда находилась в центре внимания. И ни в одном своем желании не знала отказа, будь то новая игрушка, поход на выходных в парк аттракционов или вторая добавка любимого шоколадного пирога. Еда, в частности, была самым простым для родителей способом побаловать любимое чадо, и Мари так и не научилась говорить «нет».
День рождения — многоэтажный торт с обильной подливкой. На улице снег — утро начато с большой-большой кружки какао и миски теплых печенек. Каждое достижение, даже самое мелкое, отмечалось «праздничной трапезой». Кулинарные таланты ее мамы не ведали себе равных, и она с радостью готовила все, чего желала Мари, а отец, подмигивая, уговаривал «скушать еще кусочек». С таким вот воспитанием в подростковые года Мари уже вступала колобочком, а в колледж отбывала более чем толстой статридцатидевятикилограммовой барышней, гордой всеми своими объемами.
В колледже она и встретила Марка, того, кто не просто принял ее немаленькие габариты, но восхищался ими. Глаза их встретились однажды вечером в изрядно переполненной столовой, когда Мари расправлялась с весьма солидным шматом лазаньи и чесночным хлебом. Очарованный ее уверенностью и сияющей улыбкой, Марк предложил ей дополнительный десерт со своего подноса — по чистой случайности, как раз кусок творожника. За творожником последовало свидание, за свиданием — роман, и вот теперь они женаты.
Марк не просто восхищался габаритами Мари, он активно способствовал ей в увеличении таковых. Он обожал ее мягкие прелести, ее аппетит, ее восторг, с которым она предавалась чревоугодию. Совместное их удовольствие в обоюдном пристрастии ко вкусной еде и даруемому ей уюту лишь усугубляло и так немалые аппетиты Мари.
Оказавшись за столом, Мари не терялась. Нагрузив на тарелку индейку, ветчину и сразу три своих любимых гарнира, она сперва собиралась, как Марк и советовал, «держать ритм», но как только вкусовые сосочки ощутили роскошную кулинарную симфонию — масляно-калорийное картофельное пюре, кисло-сладкий клюквенный соус, растительно-солоноватое рагу, — все мысли о сдержанности куда-то улетучились. За первой тарелкой последовала вторая, потом третья, мягкая джинса становилась все теснее.
Когда настал час десерта, Мари уже полулежала в кресле, круглому и туго набитому пузу явно было тесно в джинсах. Упиваясь тем, как желудок распирает изнутри, она оглаживала вздувшееся хозяйство. Родители обменялись понимающими улыбками, гордые делом рук своих.
— Ты же не откажешься от десерта? — пошутил отец, отрезая солидный ломоть творожника.
Мари застонала — наполовину протестуя, наполовину предвкушая.
— Да я же сейчас лопну, так обожралась.
— Для одного кусочка место у тебя найдется, — только и ответил он, ставя перед ней тарелку с пирогом.
Мари, как всегда, не в силах сопротивляться, жадно вгрызлась в творожник, сочный, пряный. Где-то посреди тарелки по комнате эхом отозвался резкий щелчок. Пуговица на джинсах проиграла битву, и мягкое переполненное пузо радостно высвободилось.
— Ой, — порозовела она, опуская взгляд на оголенный шар пуза.
Сидящий рядом Марк фыркнул и наклонился к супруге.
— Да уж, моему семейству придется постараться, чтобы перекрыть этот обед.
Мари подмигнула, облизнув губы.
— Лучше бы им приготовиться получше.
— Покемарив часика полтора и переодевшись в рейтузы («Господи, спасибо Тебе, что в мире есть эластик», пробормотала Мари, аккуратно заправив в них нижнюю часть пуза), она с Марком вскоре оказались на подъезде к дому его родителей. Ехали тихо и не спеша, Мари кемарила, придерживая все еще переполненное пузо. Когда они выбрались наружу, однако, сердце ее нервно заколотилось. Это будет первый ее День Благодарения с семьей Марка, и она твердо намеревалась произвести хорошее впечатление.
— Готова? — успокаивающе стиснул Марк ее ладонь.
— По максимуму, — хохотнула она, скрывая неуверенность.
Из раскрывшейся входной двери хлынула искусительная волна ароматов брускетты и жареного чеснока. Мама Марка, маленькая дама с большой улыбкой, выглянула из кухни, вытирая руки о фартук.
— Мари, вы как раз вовремя! — воскликнула она, жестами предлагая обоим пройти внутрь. — Заходи и клади себе на тарелку все, что увидишь. Нам уже не терпится проверить, не преувеличивал ли Марк, когда расписывал твой аппетит.
Мари покраснела — нервы наложились на продолжающий перевариваться обед.
— Что ж, я...
— Ой, вот только стесняться не надо! — вступил отец Марка, широко ухмыляясь. — В нашем семействе хороший аппетит — это повод гордиться. А ты уже семья, впишешься как надо!
В столовой все было накрыто так изобильно, как Мари и боялась. Посреди стола — большая кастрюля брускетты, вся в пару, вокруг — пузырящиеся под золотистой корочкой макароны с сыром, теплый кукурузный хлеб, запеканка из сладкого батата, политая засахаренным сиропом из орехов-пекан, запеканка из зеленых бобов со сливками и несколько корзинок свежих рогаликов. Желудок ее заурчал — частично протестуя, но как минимум частично в предвкушении же. Мари заставила себя улыбнуться, впрочем, усилий это потребовала меньше, чем она полагала.
— Пахнет восхитительно, — честно заявила она, надеясь комплиментами выиграть немного времени.
— Ты погоди, пока попробуешь, — подмигнула тетушка Петти. — Давай, бери тарелку. Мы хотим посмотреть на тебя в деле!
Мари покосилась на Марка, тот подбадривающе кивнул. Начала она осторожно, организовав себе несколько ложек брускетты, немного макарон с сыром и ломтик кукурузного хлеба.
— О нет, так не годится, — фыркнул дядюшка Билл, глядя на ее скромную порцию. — Марк говорил, аппетита у тебя на троих, так не выставляй же его врунишкой!
— Попробуй бататов, Мари, — встрял кто-то со стороны.
— И обязательно рогалики, только-только из печи!
У нее не было и шанса воспротивиться, тарелка словно сама наполнилась с горкой. Мари нервно улыбнулась, вся красная — но нет, выхода из этой ситуации просто не было, иначе будет жестокая обида.
— Ладно, — рассмеялась она, — но предупреждаю, из-за стола вам меня придется выкатывать.
— Вот это по-нашему! — отсалютовал ей бокалом дядюшка Билл.
Первые кусочки оказались просто божественными, смазав расстроенные нервы успокоительным бальзамом. Брускетта таяла во рту, а макароны с сыром оказались столь искусительно сытно-воздушными, что она не удержалась и тут же положила добавки. А потом… потом Мари вновь подхватило привычной волной чревоугодия, и очнулась она только когда вздувшееся сверх всякой меры пузо уперлось в край заметно так оскудневшего стола.
Вынужденно откинувшись назад, Мари придержала обеими руками шарообразное пузо, под тяжестью которого резинка рейтузов сползала вниз. Из утробы вырвалось тихое «ик», и она поспешно накрыла рот ладонью и снова покраснела.
Марк наклонился к ней, ухмыляясь, и уточнил шепотом:
— Ты как?
— Я никогда еще — ик! — так не обжиралась, — прошептала она в ответ и замерла, не в силах сдержать очередное «ик».
— Ты отлично справилась, — фыркнул Марк, погладив руку жены.
Тут тетушка Петти провозгласила с хитрой улыбочкой:
— А теперь десерт! Мари, ты обязательно должна попробовать пирог с пеканом, он у Марка самый любимый!
— Ой, даже не знаю, влезет ли в нее еще, — сказал заботливый Марк, видя, как Мари обхватила свое пузо.
Мари обвела взглядом сидящих за столом, лица их были исполнены надежды. Они ожидали от нее «да». И отказаться она никак не могла, не после всех их шуточек насчет ее аппетита.
— Справлюсь, — храбро заявила она и вновь икнула.
Петти просияла, выложив перед ней на тарелку хороший шмат пирога.
— С таким энтузиазмом ты здесь всегда будешь своей.
Сытно-сиропно-сладкий пирог чуть ее не прикончил, но Мари не торопилась, наслаждаясь каждым кусочком и одновременно сражаясь с растущим давлением в желудке. Доедая последние крошки, она уже с трудом могла сидеть, в утробе все громко урчало.
— Впечатляет, — подвел итог дядя Билл, негромко хлопнув в ладоши, а Мари обессиленно сползла по спинке кресла, сотрясаемая икотой.
— Прошу прощения, — пробормотала она, краснея, а сидящие рассмеялись.
— Ты — семья, и за нашим столом для тебя всегда найдется место, — тепло проговорил отец Марка.
А Марк шепнул ей на ушко:
— Я ж говорил, они тебя полюбят.
Мари улыбнулась и, хотя ее всю распирало, похлопала себя по раздувшемуся пузу.
— Не уверена, что смогла бы пережить еще один День Благодарения, но… оно того стоило.
— Вернувшись домой ближе к ночи, Мари вперевалку протиснулась в двери и с драматическим вздохом плюхнулась на скрипнувший диван. Руки сами собой обхватили переполненное и ноющее пузо, ибо по виду, да и по ощущениям, «щас лопну» было категорическим преуменьшением ситуации. Рейтузы не треснули только потому, что благополучно сползли в область подбрюшья, а безразмерный вроде как свитер задрался до пупка, оголяя вздувшиеся жиры.
— Чувствую себя воздушным шаром, — застонала она, запрокинув голову и прикрыв глаза. — Очень сильно перекачанным.
Марк хихикнул, водружая на кухонный стол прихваченный из родительского дома короб с «остатками». Это сейчас Мари слишком обожралась, чтобы даже думать о еде — но не далее как утром она очень даже захочет подкрепиться. Он присел рядом с ней, и несмотря на усиленный каркас, диван снова скрипнул под их совокупной тяжестью.
— Ты сегодня была просто потрясающей, — восхищенно проговорил он. — Обе наших семьи еще неделю будут обсуждать, насколько тебе полюбилась их еда.
— Полюбилась? — фыркнула Мари, приоткрыв один глаз. — Я ее просто всасывала. Так что обсуждать они будут, не женился ли ты на пылесосе.
Марк ухмыльнулся, наклонился и чмокнул ее в губы, а ладонь его ласково накрыла ее пузо в области желудка и принялась оглаживать, тугое, массивное, вздувшееся.
— Пылесосик ты мой умилительный, — пошутил он. — Но я серьезно. Впечатление ты произвела великолепное. Тебя все обожают.
Мари вздохнула, нежные прикосновения его расслабляли и умеряли давление.
— Это хорошо, потому как если бы в меня продолжали впихивать съестное, я бы, наверное, лопнула.
Марк вздернул бровь, погружая кончики пальцев в тучные складки на боках.
— Да ну? Выглядело все так, словно ты твердо решила доказать им, какой у тебя на самом деле аппетит. Я аж удивился, что ты добавки пирога не попросила.
— Я подумывала, — призналась со смешком Мари, — но побоялась, что рейтузы лопнут. А третьих штанов мы с собой не брали.
— Такими темпами к следующему Дню Благодарения в тебе уже килограммов этак двести тридцать будет, — мечтательно предположил он, лаская ее пузо и бока. — У них у всех челюсти упадут, когда они увидят, как тебя расперло.
— Кончай, а, — простонала Мари, растекаясь по дивану, — меня уже прет, а я пошевелиться не могу, чтобы все это обратно не полезло...
Марк ухмыльнулся еще шире, потихоньку стягивая рейтузы с обожравшейся женушки и лаская ее подбрюшье, тучное и мягкое. А потом, чуть приподнявшись, хитро прищурился:
— А вот как ты насчет повторить все это на Рождество?
Мари застыла, рот ее сам собой разъехался в мечтательной улыбке, пока Марк продолжал медленно и расслабляюще ласкать ее переполненное пузо. От мысли об еще одной двойной обжираловке с удвоенным наслаждением желудок буркнул «совсем с ума сошла», зато пониже аж защекотало от предвкушения.
— Однозначно да! — заявила она, улыбка превратилась в ухмылку. — Ни за что не упустила бы такого случая. Кроме того, у меня репутация сложилась, ее надо поддерживать!
Марк рассмеялся и чмокнул ее во второй подбородок.
— Ты ж моя радость.