Долой вегетарианство!

Долой вегетарианство!
(Nie mehr vegetarisch)

Вместе мы прошли очень и очень многое, и вот наконец-то все закончилось. Карен ушла из нашей жизни — и ни я, ни дети об этом не жалели. Не лучший итог, после пятнадцати лет вполне приличного брака, казалось бы; но для нас это обернулось только к лучшему.
Начиналось-то все прекрасно. Замечательные дети, Джессика и Бенни; у меня успешный профессиональный рост, у Карен — домашнее хозяйство, в которое она с радостью погрузилась. Жили мы за городом, вокруг масса народу с детьми-сверстниками, каждый день, считай, праздник.
Но однажды Карен в руки попала вегетарианская кулинарная книга. Отныне, объявила она, на нашей кухне мяса не будет! Меня это не порадовало — без любимой отбивной что за жизнь! — опять же, дети обожают сосиски и колбасу. Но главная на кухне Карен, и раз она объявила новую диету, деваться некуда. «Без мяса», значит, никаких котлет, отбивных, сосисок, а шашлыки на костре — исключительно из овощей или соевых колбасок, все прочее строжайше возбраняется. Ладно, сперва оно вышло еще ничего, готовила Карен очень вкусно, по многим блюдам даже и не скажешь, что там мяса нету, а дети быстро привыкли брать в школу бутерброды с сыром вместо колбасы. Что до меня, к счастью, на углу у работы была забегаловка, где я мог временами перехватить сардельку с карри. И хотя острый нюх супруги с легкостью это ловил и дома меня ждал скандал «от тебя воняет мясом!» — такое пережить я мог.
Но вскоре Карен окончательно свихнулась на здоровом питании. Сахар из дома исчез, та же участь постигла все сладкое. Единственной дозволенной детям отрадой остались дыня и сушеные фиги. Им это совершенно не понравилось, я тоже встретил нововведение в штыки. Сколько раз я контрабандой проносил им пакет конфет или плитку шоколада, всякий раз напоминая «только чтобы мать не узнала»; впрочем, Карен все равно понимала, куда ветер дует, нередко обнаруживая «незаконную» обертку в мусорном ведре — все-таки дети недостаточно опытные конспираторы. Всякий раз после этого на меня обрушивались все громы небесные, мол, я подкармливаю собственных детей мерзкой отравой и совершенно не поддерживаю ее в вопросах здорового питания!!! (Последнее, пожалуй, было недалеко от истины...)
И ведь это были только цветочки. Вскоре Карен ударилась в веганство. Вегетарианцы, те просто не едят мяса, веганы же вообще не употребляют продуктов животного происхождения ни в пищу, ни в быту. Врагом номер один Карен объявила жевательную резинку, потому как она изготовлена из желатина, который варят из костей животных! Кожаные туфли под запретом — они сшиты из шкур убитых животных. Убрать из меню яйца, молоко и иные повседневные молокопродукты. Питаться нам отныне предстояло почти исключительно пресным хлебом и зеленью. Изо дня в день.
Дети заметно похудели, Карен всегда была тощей. Я остался самим собой только потому, что у меня в конторе была столовая, чье руководство не разделяло завихрений моей супруги, а раздатчицы за стойкой так прониклись моими историями об ужасах домашней кухни, что нередко подкидывали мне усиленную порцию. В общем, вскоре я вообще перестал есть что-либо дома.
Смена режима питания оказала заметное влияние и на характер Карен. Всегда спокойная и уравновешенная, она стала натуральной истеричкой и постоянно срывалась на мне или детях. Что не замедлило отразиться на наших взаимоотношениях. В общем, неудивительно, что Джессика и Бенни не слишком горевали, когда Карен наконец решила уйти.
Итак — прекрасный, не слишком жаркий летний день, и вот она заявляет, что уходит к своей лучшей подруге, раз и навсегда. С собой берет немного, только личные вещи и дорогущие веганские составы «которые вы все равно не оцените». Упаковывает два чемодана и большую коробку, подъезжает ее подруга, Карен укладывает вещи в багажник и уезжает прочь.
Джессика, Бенни и я сидели за кухонным столом в смешанных чувствах. Я лишился жены, дети — матери. Джессике четырнадцать, Бенни десять, в их возрасте это нелегко. Но зато какое облегчение сознавать, что трудности последних лет и особенно кошмар последних месяцев наконец позади! Я впервые как следует посмотрел на детей. Исхудали — кожа да кости! Нет, первым делом надо их как следует накормить.
— Ну-ка, признавайтесь, есть хотите? Как насчет пиццы? — нарушил я неуютное молчание.
— Да! — воскликнула Джессика, лицо ее просветлело — и снова стало мрачным. — Но ведь нам не следует есть пиццу. Там мертвые зверушки.
Так, пора как следует браться за детей. И немедленно.
— Зверушки всю жизнь положили на то, чтобы мы их съели. Не разочаровывай их. Пошли за пиццей.
С тем мы поднялись и побежали в пиццерию на углу, куда всем нам последнее время не было ходу. Каждый заказал по большой пицце. Я сомневался, сумеют ли Бенни и Джессика осилить такую порцию, но свои тарелки изголодавшиеся дети очистили — крошки не осталось.
— И так будем кушать каждый день, папочка? — Глаза Джессики на истощенном лице казались огромными.
— Так часто, как захочешь, Джессика. Теперь мы можем делать макароны и лазанью, настоящие шашлыки и даже жареную картошку. Кстати, если хочешь, можешь снова кушать шоколад.
Они смотрели на меня, собственным ушам не веря, но медленно понимали, что все это на самом деле.
— Да, папа, я хочу шоколад! — первым пришел в себя Бенни.
— А я хочу мороженое. Большое! — заявила Джессика со всем пылом четырнадцатилетнего организма.
— И я тоже хочу мороженого! — присоединился к ней Бенни.
Так что после трех больших пиццы мы заказали еще три больших порции мороженого. И вылизали вазочки дочиста.

Дальше нам пришлось потрудиться. Я нанял домохозяйку — ее звали Ютта, — которая готовила детям обед, пока я на работе. И мы потихоньку привыкали жить втроем. Вопросами по школе у детей всегда занималась Карен, теперь это легло на меня. Что ж, я старался, чтобы в этом аспекте все было не хуже, чем прежде. По одной позиции домашнего хозяйства мы с детьми сошлись сразу: кушать теперь можно что угодно! Они, можно сказать, упивались новообретенной свободой. Как-то вечером мы поужинали исключительно шоколадом, так по нему соскучились дети. Потом дня два на него смотреть не могли, но о своем поступке не сожалели.
Без последствий это, разумеется, не оставалось: «скелетики» остались в прошлом, фигуры у Джессики и Бенни вскоре стали такими, какими и положено быть нормальным детям. Кости больше не выпирали из-под кожи, кое-где появились и прослойки жирка. Впрочем, не больше, чем следовало иметь детям соответствующего возраста.
За несколько недель мы наладили новую семейную жизнь, все вошло в колею, и кормежка стала такой же сытной, как при Карен до веганских тараканов. Все мы непрочь хорошо покушать, а Ютта оказалась великолепной поварихой и готовила каждый день для детей, а по субботам для всех нас. По воскресеньям «готовил» исключительно я, поэтому мы питались пиццей из микроволновки или макаронами. Ну или все втроем отправлялись в МакДональдс.

Погруженный в хлопоты новой жизни, я думал о чем угодно, только не о диетах. И медленно, но уверенно, округлялся в поясе. 85-килограммовый я никогда не был эталоном стройности — Карен меня постоянно этим попрекала, — но теперь в области талии у меня появился «комок нервов», который с каждой неделей округлялся все заметнее.
У детей свобода от диет привела примерно к тому же. Как-то — месяца через два после избавления от Карен — я обратил внимание, что у Бенни вырос небольшой животик. Да и Джессика за эти восемь недель заметно округлилась, футболки были ей тесноваты, да и джинсы, похоже, тоже доживали последние дни. А на бедрах и в поясе у нее появились складочки мягкой плоти.
Я приходил домой вечером — они обычно ужинали раньше, вместе с Юттой, потому что я нередко задерживался на работе. И обычно я заставал обоих за компьютером или перед телевизором, и вполне обычным делом было, что рядом с Бенни всегда стоит большой пакет чипсов, а у Джессики в руке полусъеденная плитка шоколада. Видя, что пузико Бенни становистя все заметнее с каждой неделей, я как-то спросил у Ютты:
— Скажи, сколько чипсов Бенни вот так вот ест?
— О, каждую неделю я покупаю четыре или пять больших пакетов. Девочка их не кушает, я тоже, так что остается он, если только вы не прикладываетесь.
— Так. А Джессика, сколько шоколадок съедает она?
— Не знаю. Шоколад она себе сама покупает. Могу сказать, что без шоколадки в руке я ее редко вижу.
— Я тоже, потому и спрашиваю. А так они оба хорошо кушают?
— О да! Бенни всегда берет добавку, а Джессика каждый день просит на десерт шоколадный пудинг, и когда я делаю большую миску, она ее всю до вечера и уплетает.
Я даже удивился такому рвению, но решил не перекрывать им кислород. Дети достаточно уже просуществовали на хлебе и воде, да и сам я радовался, что по субботам меня снова ждет свиная отбивная, а по воскресеньям все мы можем кушать чего только душа пожелает. Я ведь и сам далеко себя не ограничивал — и глядя на собственный живот, видел, где оседают лишние калории...

В начале октября, через четыре месяца без Карен, Джессика пришла ко мне с серьезным разговором. Я с одного взгляда понял, о чем пойдет речь: новые джинсы и футболки. Пояс штанов практически скрывался под солидными складками у нее на талии, футболка сидела в облипку — видно, как груди выпирают из слишком тесного бюстгальтера. Да, еще немного, и все это просто лопнет по швам!
— Джесси, ты, кажется, у меня чуток поправилась, а?
— Сам видишь, папочка, что творится с твоей дочкой. Ей срочно нужна новая одежда. А для этого нужны деньги.
— Сотни хватит?
— Па, но ведь нужен и новый лифчик. Да и джинсы бы неплохо сменить.
— Ладно, двести.
Это ее не слишком порадовало.
— Я прикинула, нужно хотя бы двести пятьдесят, чтобы брать не вовсе уж тряпки. Ну пожалуйста, пожалуйста...
Ну вот скажите, можно отказать, когда на тебя вот так вот смотрит дочка? Когда ее округлое личико наконец-то не кажется столь изможденно-тощим?..
— Хорошо. Двести пятьдесят. Купи поприличнее, и рекомендую с запасом в смысле размера.
— Спасибо, папочка! — Она поцеловала меня в щеку.

В начале ноября Джессика с трудом втискивалась в купленные за четыре недели до того джинсы. Она заметно раздалась в бедрах, ноги пожалуй уже были более чем «пухленькими», да и самый пышный в классе бюст принадлежал теперь именно моей девочке. Складки снова нависали над поясом джинсов, округлое лицо обзавелось еще более круглыми щеками, появился второй подбородок.
Пузо Бенни приобрело тот же вид, что и пивное брюхо его папочки, и хотя размеры имело более скромные, всячески стремилось эту разницу елико возможно сократить.

Как-то на выходные мы пригласили к себе родственников — из тех немногих, с кем еще поддерживали отношения. Остальных, похоже, Карен у нас за спиной настропалила против нас. Встреча с кузеном Маттиасом и его супругой Эллен была теплой, но несколько странной.
— Господи, как же вы все поправились! — заявила Эллен, увидев перед собой всю нашу откормленную троицу. — Я так полагаю, стараетесь поскорее забыть голодные годы, так?
— Точно, — отозвалась Джессика и удалилась в гостиную, где плюхнулась перед вазочкой с шоколадными конфетами и принялась поглощать их одну за другой. Пока мы добрались до кофе, в вазочке осталась только горстка золотистых оберток.
Если кто-то думает, что после этого она насытилась и к тортикам не прикоснулась — пусть подумает еще раз. Девушка набросилась на оба тортика так, словно три недели сидела на жесткой диете. Бенни тоже уплетал один ломоть за другим, но после пятого кусочка ему поневоле пришлось сделать перерыв — в набитое пузо больше просто не лезло. Через несколько минут он с трудом осилил шестой, и на том остановился. В отличие от сестры; ей, правда, пришлось потихоньку расстегнуть брюки, но Джессика сделала это так громко и неуклюже, что Эллен и Маттиас не успели притвориться, будто не заметили.
В итоге от двух солидных тортов осталось едва три ломтика. Да и до тех через пару часов добралась проскользнувшая на кухню Джессика. К ее оправданию должен, однако, заметить, что ужин тем вечером она пропустила.

За две недели до рождества мы все вместе отправились за покупками. В бутик-галерее я вдруг заметил Карен — к счастью, далеко впереди и в толпе, так что она нас не видела. Выглядела она погано, еще сильнее похудела, зато одета в брэндовые шмотки «только из натуральных тканей», к которым питала такое пристрастие. Интересно, что бы она сказала, увидев нас? Мы ведь явно растолстели. Во мне было под 110 кило, «свободные» джинсы в облипку обтягивали располневшие бедра Джессики, а на круглом животике Бенни с трудом сходилась куртка. Нет, лучше держать обоих подальше от мамочки. Да и мне не хотелось с ней говорить. Последние месяцы мы не
общались и вовсе об этом не горевали.
В канун рождества народ вовсю закупался новогодними подарками. Мы — нет; у нас в этом году рождество будет без особых подарков. Я обговорил это с детьми и оба отпрыска согласились, в нынешних обстоятельствах лучше будет потратить деньги не на подарки, а на одежду. Я, конечно, уже подкупал кое-чего для Джессики, Бенни и себя самого, но в нынешних раскладах получается, что всем нам нужно капитально обновить гардероб. А с финансами негусто, учитывая домохозяйку и изобилие хорошей еды, от которой никому не хотелось отказываться.
В общем, мы купили Джессике две пары новых джинсов, несколько свитеров и футболок; Бенни — новые штаны и куртку, а мне — новые брюки и рубашки. Закончив с этим, я заметил голодные взгляды детей. Следующий пункт программы возник сам собой — да и у меня желудок подсказывал, что уже пора.
— Папа, давай заглядем в МакДональдс? — попросила Джессика.
— Да, да, в МакДональдс! — воскликнул Бенни.
Что ж, там и поужинаем. Хорошо, Карен никогда больше этого не увидит!
— Ладно, заказывайте что хотите. В конце концов, праздник.
— Спасибо, папа.
Моя кругленькая дочка взяла БигМак, гамбургер, чисбургер, большую порцию картошки, горячий яблочный пирог, поллитровую колу и поллиттровый коктейль.
— Девочка, ты не лопнешь? — слегка удивился я.
— Если вдруг не хватит, схожу за добавкой, — с ухмылкой отрезала она.
Бенни взял себе королевский гамбургер, порцию ребрышек, картошку, большую колу и мороженое. Что до меня, я ограничился двумя БигМаками, двумя чисбургерами, двойной порцией куриных хрустиков, большой порцией картошки и двойную колу. Я, в конце концов, тут самый старший.
— Папочка, а ты не лопнешь? — сделав большие глаза, спросила Джессика.
— Размечталась. А ты кушай поаккуратнее, а то заляпаешь новые штаны.
— Угу. Хорошо, что купили, а то старые уже по швам трещали.
Ели мы быстро, словно три недели голодали (чего по нашему виду никто бы не сказал). Бенни расправился со своей порцией первый, затем с глубоким вздохом (настолько, насколько позволял набитый живот) от стола отодвинулась Джессика. У меня на подносе еще оставались хрустики, но я вдруг понял, что окончательно наелся и больше не могу впихнуть в себя ни кусочка.
— Что, папочка, не лезет? — с большими глазами прошептала Джессика.
— Не, Джесси, это все. Больше не могу.
— Так я могу взять еще хрустиков?
— Конечно, если Бенни не хочет. И если в тебя все это влезет.
— Влезет-влезет, даже не сомневайся. — Она придвинула к себе обе коробочки и принялась уплетать хрустик за хрустиком.
— Да, солидно ты, — заметил Бенни.
— А все потому, что с тех пор, как мамы нет, я постоянно практикуюсь.
— И постоянно толстеешь. — Уж где Бенни прав, там он прав.
— Бенни! — воскликнула она. — Как ты смеешь говорить в подобном тоне со своей старшей сестрой!
— Смею! А будешь «практиковаться» дальше, совсем раскоровеешь!
В принципе это было верно, но его сестра с такой постановкой вопроса категорически не согласилась, вскочила и влепила ему подзатыльник. Бенни сделал вид, что жутко обиделся, но потом подмигнул мне.
— Ладно, Джессика, будешь доедать хрустики или нет?
Мне хотелось поскорее оказаться дома — я вдруг вспомнил, что у нас в холодильнике ждет большая коробка мороженого. «Замороженные калории», так отзывалась о подобном Карен...
Доев хрустики, Джессика поднялась, сыто икнула и содрогнулась всем телом, отчего ее свитер задрался и обнажил нависавшую над джинсами складку раздувшегося пуза (и это над НОВЫМИ джинсами!). Далеко не все калории уходили в бедра, некоторые оседали и повыше талии. Во всяком случае, и Бенни, и я, и парни, что стояли в очереди рядом с нашим столиком, прекрасно видели, какое хозяйство себе наела девушка за каких-нибудь полгода.
— Глянь только на эту толстуху! — произнес кто-то вполголоса. — По лицу так и не скажешь, но корму она себе отрастила капитальную.
Слышала ли это Джессика? Судя по внезапно покрасневшему лицу — да. Впрочем, она ничего не сказала, и мы все молча вышли из зала. Бенни и я понимающе переглянулись, глядя на бедра Джессики, возмущенно покачивающиеся вправо-влево...

Оставшиеся до рождества две недели я почти не видел детей. На работе сплошные завалы и командировки, так что я появлялся дома уже практически ночью. Но Ютта вела хозяйство и присматривала за детьми, так что все было в порядке.
Только в канун рождества я наконец оторвался от дел и как следует на них посмотрел. И протер глаза: что, Джессика и Бенни так растолстели, или это мне они запомнились более стройными? Живот Джессики нависал над слишком тесными джинсами, слишком узкие свитера обтягивали складки у нее на боках, лямки бюстгальтера глубоко врезались в тело, а груди едва не вываливались из чашек. Пузо Бенни едва ли не удвоилось в размерах, а когда я заглянул к нему в комнату, повсюду валялись обертки от шоколада. Впрочем, как и у Джессики: полная корзина шоколадных оберток, по всей комнате следы оргии, а моя четырнадцатилетняя дочь валяется на кровати, живот вывален наружу из расстегнутых джинсов, смотрит телевизор и жует шоколад.
— Откуда вы взяли столько шоколада?
— Ютта принесла десятикилограммовую коробку. Фургон вез в супермаркет продукты и врезался в столб, никто не пострадал, но все продукты разбросало по улице. Что запечатано, народ разобрал. Ютта взяла коробку шоколада.
— И сколько вы уже съели?
— Не знаю, может, половину или чуть больше.
Она развернулась, уселась на край кровати; при этом ее живот разделился на три солидные складки.
— Пап, мне опять нужны новые джинсы. Эти уже не сходятся спереди, да и сзади трещат.
— Ну, ангел мой, если ты и дальше будешь так объедаться шоколадом, через две недели придется покупать тебе следующую пару штанов. Ты же вырастаешь из них прямо на глазах.
— Да, папочка, но надо же мне что-то надеть к рождеству.
Тоже верно. Не может же моя дочка сидеть за праздничным столом с расстегнутыми джинсами.
— Ладно, купим тебе джинсы. Только выбери такие, чтобы продержались дольше двух недель, — предупредил я.

Рождество. Самое тихое и спокойное за много лет. Мы провели весь день, украшая елку, упаковывая подарки и хлопоча на кухне. Когда и готовить праздничный стол, как не к рождеству! А этот праздник, первое рождество без Карен, мы твердо намеревались отметить изобилием животной еды и веселящих напитков.
Несмотря на свой невеликий опыт в кулинарии, я рискнул и принес гуся. Большого, разумеется, ведь предстояло накормить три персоны с солидным аппетитом. К гусю шли два классических гарнира — красная капуста и картофельные клецки. Хороший соус, побольше масла, чтобы смягчить вкус. И еще я сделал десерт — также впервые в жизни, — гвельф-пудинг, смесь пудинга со сливками.
К собственному удивлению я справился с кулинарией на ура. Гусь испекся и не подгорел, гвельф восхитительно зарумянился, а клецки и капуста все равно шли готовыми, прямо из супермаркета, только разогреть. Так что вечером, минута в минуту, мы собрались вместе за рождественской трапезой.
Джессика влезла в новые джинсы, что сделало складки у нее на талии куда менее заметными. Бенни надел новую рубашку, почти свободную в поясе. И только я необдуманно выбрал рубашку, в которой моему брюху было тесновато.
Детям мои кулинарные экзерсисы пришлись по вкусу. Они с таким рвением набросились на еду, что я сам едва успел попробовать хоть парочку из шестнадцати сытных клецок. От гуся вскоре остался один скелет. Мы же наполняли тарелку за тарелкой, сытые и довольные, ибо перед нашим мысленным взглядом как наяву вставало прошлое рождество, три дня соевого творога и овощного соуса, когда мы вставали из-за стола еще более голодными, чем садились...
Теперь — другое дело, был бы аппетит. Гусь закончился, но Джессика и Бенни с удвоенной силой набросились на капусту и клецки, и вскоре блюда опустели. Поразительно, но втроем мы управились с шестнадцатью клецками и весьма солидным гусем!
— Уфф, ну я и наелась, — выдохнула Джессика и осела на диван. Живот у нее выпирал куда заметнее, чем до ужина. — Папа, а у тебя рубашка сейчас лопнет.
— С чего бы? — спросил я, наклонил голову, пытаясь взглянуть, что там творится у меня в районе живота, и тут с громким треском пуговица с талии отлетела прочь. Живот радостно рванулся в освободившееся пространство, и за первой пуговицей под стол улетела вторая, а потом и третья. Бенни и Джессика рассмеялись, и я, не удержавшись, последовал их примеру.
— Что, папа, чуток поправился?
— Да, чуток, после того, как твоя мать ушла. Но ты и сама, кажется, не похудела, а? Сколько ты весишь сейчас?
— 75. С тех пор, как мы стали есть что пожелаем, я поправилась почти на тридцать кило, при маме было 48. Само собой, выгляжу несколько круглее. А ты думаешь, что я слишком толстая?
— Нет-нет, Джессика. Пока нет, немного мяса на костях никому еще не вредило. Но не увлекайся, а то каждые две недели новые джинсы покупать уж слишком накладно.
— Это ясно, па. Но там еще осталось минимум три кило шоколада...
— Угу. Но когда он закончится, притормози.
— Да, пап.
— Кто хочет гвельф-пудинга?
— Я-я-я-я-я! — хором заорали оба отпрыска. А я после сытного ужина не мог так быстро передвигаться.
Две больших миски гвельф-пудинга окончательно подняли нам всем настроение, хотя объелись мы все сверх всякой меры.

Назавтра мы отправились к бабушке с дедушкой. Мы не виделись несколько месяцев, и новообретенные пропорции отца и деток для них оказались изрядным сюрпризом.
— Привет всей честной компании! Наконец-то приехали к старикам!..
Молчание. Моя мать внимательно оглядела нашу троицу с головы до пят.
— Ну вы и растолстели! У моего малыша Бенни натуральное пузо, а у моей любимой — Джессика, тебя же просто распирает! И, Рейнхард, у тебя ведь живот тоже был поменьше!
— Да, мам, а теперь впусти нас наконец, — я попытался как можно быстрее сгладить не слишком деликатную ситуацию. Дети полыхали от смущения, да и мне слышать такое в качестве приветствия было не особо приятно.
Впрочем, мама была в этом куда опытнее меня.
— Ну что ж, детки, в прошлом году все вы выглядели более стройными, но уж лучше быть толстым и здоровым, чем тощим и больным.
Оба моих колобочка немедленно задрали носы к небу. Вот так!
— Кофе уже готов. Идите в гостиную.
В хорошо протопленной комнате нашего внимания дожидались аж три торта. Дети вытаращили глаза при виде сооруженных заботливой бабушкой дворцов из сливок, крема и варенья.
— Это что, все для нас? — выдохнул Бенни.
— Класс, — добавила Джессика. — Даже у Лины на дне рожденья столько тортов не было.
— Столько зараз даже вам, детки, не осилить. Мне всегда нравилось печь, ну и увлеклась немного.
— Да-да, немного увлеклась. Три дня из кухни не выходила, я свидетель, — проворчал дед, сидящий в кресле за развернутой газетой. — А когда у нее спрашиваешь, что на обед, она грозится вызвать общество защиты обездоленных детей, которые из-за моего нетерпения останутся голодными.
— Хайнрих, ты опять за свое? — Одного бабушкиного слова хватило, чтобы дед прекратил ворчать. — Ладно, дети, садитесь, а я принесу кофе.
Мы расселись вокруг стола; три гигантских торта оставляли очень мало места для тарелок и чашек. Дед выбрался из кресла и осторожно присоединился к нам. Вошла бабушка с большим кофейником.
— Ну что, кто хочет попробовать наполеон?
— Я! — хором сказали мы трое. Дети изобразили голодный вид, хотя на обед умяли приличную порцию жареной картошки.
Торт оказался роскошнейшим. Бабушка никогда не жалела заварного крема, и предпочитала делать его послаще. Вкуснотища! Первый ломоть буквально испарился с тарелки.
— А что будем пробовать теперь, мармеладный или «Черный лес»? — глаза бабушки блестели.
— Мармеладный! — решил Бенни. Джессика пожала плечами («Все равно»), я промолчал.
В мармеладном торте крема было поменьше, но сахара — еще больше, чем в наполеоне. Просто невероятно сладкий, ведь сам по себе мармелад тоже не пустой. Дети смели свою порцию мгновенно; я несколько замешкался, но для вишневого у меня оставалось еще вдоволь места.
— А я хочу еще один! — сказал Бенни, дожевывая остатки.
— Ты не хочешь попробовать третий торт?
— Нет, потом...
Так что Бенни получил еще один ломоть мармеладного торта, а мы с Джессикой взяли себе по куску «Черного леса». Да, рома бабушка туда не пожалела, острый аромат пронизывал темные бисквиты и вишневую начинку. Пол-рюмки на ломоть, не меньше.
После того, как мы с отпрысками умяли по три куска торта, бабушка наивно решила, что мы наелись, и больше не предлагала.
— Кушаете вы хорошо, — одобрительно проговорила она, — но что ж я буду делать с остальным? Хайнрих мой выпечкой не увлекается, а мне одной столько никак не съесть.
— Ой, ба, нам бы твои проблемы, — с набитым ртом проговорила Джессика. — Все, что мы не съедим сегодня, выдашь нам с собой. Договорились? Пап, ты как?
— Я-то пожалуйста, — отозвался я. И поскольку бабушка не возражала против такого варианта, спросил: — Кто-то хочет еще?
Краем глаза я засек, как у бабушки отвисает челюсть.
— Я возьму еще «Черного леса», — сказала Джессика, которой явно пришелся по вкусу бисквит с ромовой пропиткой.
— А я наполеон, — сообщил Бенни.
Я тоже взял себе кусок наполеона, а бабушка и дедушка так и сидели перед пустыми тарелками и лишь пили кофе. Ну а мы трое на аппетит давно не жаловались...
Где-то после четвертого или пятого куска торта Бенни громко икнул.
— Еще один, Бенни? — неуверенно спросила бабушка. Никогда ей не приходилось видеть, чтобы в животе у десятилетнего мальчика помещалось СТОЛЬКО выпечки. Правда, этот конкретный живот даже на вид был солидным...
Джессика просто не могла оторваться от «Черного леса», поглощая кусок за куском. Когда она умяла шестой, дед не выдержал.
— Пойду дочитаю газету, — сообщил он, вставая со стула.
— А я пока штаны расстегну, — выдохнула моя дочурка и принялась искать пуговицу, утонувшую в складках ее пуза. После короткого сражения застежка уступила, живот могучим рывком высвободился из штанов, и Джессика с новыми силами набросилась на торт, умяв седьмой ломоть с тем же рвением, что и предыдущие шесть.
Правда, на этом она сдалась и громко икнула. Похоже, ром ударил ей в голову. Встав, девушка покачнулась и заплетающимся языком что-то пробормотала насчет «перебрала» и «надо бы полежать». Дедушка с бабушкой немедля провели ее в гостевую комнату и уложили на диван. Через некоторое время мы заглянули к ней, Джессика мирно похрапывала.
Остаток дня пролетел быстро. Бенни смотрел телевизор, мы с отцом разговаривали о том о сем, а мать хлопотала на кухне, готовя рождественский ужин (индейка-бройлер точно под габариты духовки). Словно на столе не стояли три ополовиненных гигантских торта...
Впрочем, никаких затруднений за ужином ни у кого не возникло. Индейку мы сметали так, словно завтра должна была вернуться Карен, после чего о мясных блюдах придется забыть навсегда. Блузка у Джессики трещала под напором раздувшегося живота, но пуговицы выдержали. Бенни выглядел так, словно запихал подушку под свитер, а я размышлял, где мне теперь покупать рубашки — нынешняя держалась на честном слове, а XXXL в наших палестинах был последним размером.
Вскоре после ужина мы засобирались домой. Во-первых, мы трое так обожрались, что на нас штаны чуть не лопались, а во-вторых, бабушку вдруг постигло запоздалое раскаяние — мол, это и ее вина, что мы внезапно так растолстели.
— Тебе следует получше следить за фигурой, Джессика, а то потом не найдешь себе мужа, — заметила она, глядя на мою дочь, которая едва смогла подняться с дивана и тяжело дышала. Вот что значит одна-две лишние порции!

Назавтра был третий день рождества, который мы дружно решили сделать разгрузочным. На обед я сварил постный овощной суп, и дети охотно согласились на такой вариант.
— Хочешь — верь, пап, хочешь — нет, но я за эти дни набрала шесть кило! — сообщила Джессика, закатав футболку и продемонстрировав солидное пузо, нависающее над поясом штанов. — До рождества было 75, а сегодня утром взвесилась — 81 кило как с куста.
Даже не знаю, как мы после вчерашнего остались в живых — тяжесть в желудке у меня держалась еще дня три...
У Бенни после рождества заметно округлился живот и появился второй подбородок. Мое брюхо также выпирало сильнее прежнего. Но явственнее всего за праздники поправилась именно Джессика, обзаведясь природным «спасательным поясом» в области бедер и перманентно округлого живота. Округлилось у нее и лицо, а второй подбородок был уже виден с любого ракурса. Кроме того, прежде она всегда была живчиком и непоседой, а сейчас заметно обленилась и часто сидела на тахте у телевизора, причем, как правило, что-то при этом жевала. Из секции по гандболу Джессика ушла и вечерами теперь смотрела видео или ходила с подружками в кино.

В конце января я предложил вместе сходить в бассейн. Бенни согласился сразу, Джессика — лишь после некоторых уговоров.
В раздевалке я обнаружил, что плавки мои прикрывают куда меньшую площадь тела, чем в прошлый раз. Впрочем, главное — перед, а с этого направления у меня имелось надежное прикрытие, под моим брюхом много чего можно спрятать. Аналогичная проблема оказалась и у Бенни, с теми же особенностями в области «талии». Для десяти лет брюшко у него было более чем изрядное.
Но разумеется, труднее всех с купальником пришлось Джессике, по понятным причинам. Тесемки бикини практически утонули в складках ее бедер, «спасательный пояс» на животе, бедрах и ягодицах колыхался как желе, стоило Джесси сделать несколько шагов. Точно так же из стороны в сторону прыгало пузо Бенни.
Но зато в воде, надежно поддерживающей наши тела, было легко и покойно, и мы прекрасно провели время. Скоростное плаванье — не наш вид спорта, а просто побултыхаться, почему бы и нет? Правда, когда пришло время вылезать наружу, нам пришлось собрать все силы. Бенни выбрался лишь с третьей попытки. Увы, жир легче воды и потому прекрасно плавает, но вот таскать все это хозяйство на своих ногах куда труднее...

Больше всего меня удивило другое: в новом году к Джессике и Бенни куда чаще прежнего заглядывали друзья-приятели. И визиты эти никогда не заканчивались на пустой желудок. Нет, я не возражал, всегда приятно, когда в доме бывают гости, но мне стало интересно, с чего вдруг такие перемены. Особенно учитывая, что друзья-подруги были в основном и близко не такие упитанные, как мои детки. Однажды любопытство победило и я спросил у Джессики напрямик.
— Да они же просто счастливы, хоть тут можно как следует покушать! — ответила она. — Дома так не получится, строжайший контроль, прямо как у нас при маме.
Что ж, теперь ясно, откуда у тощих деток такой волчий аппетит… И я попросил Ютту — когда ожидаются гости, готовить побольше, пусть себе кушают сколько хотят. И через несколько недель заметил, что тощие детки, которые бывали у нас регулярно, больше не выглядят такими уж тощими! У четырнадцатилетних девиц округлялись бедра, у десятилетних мальчиков выдавались небольшие животики. И причиной всему именно наша кормежка, это чувствовалось и по расходу средств на домашнее хозяйство. Ютте не только приходилось готовить больше на обеды-ужины, детки отнюдь не гнушались и сластями — сорок-пятьдесят плиток шоколада в неделю просто улетали.
Впрочем, я не стал возражать, помня о том, как кормят этих детей их родители; слишком глубокий след оставила в моей памяти Карен.

Стояла середина апреля, как раз завершилась пасха, от которой остались корзины пасхальных яиц и много-много выпечки. И разумеется, в гости заявились подружки Джессики. Все три уже выглядели достаточно упитанными, Ютта гордо хвасталась — «самая лучшая реклама моим кулинарным талантам», и была совершенно права. Девушки поправились не так чтобы очень сильно, но — достаточно заметно, чтобы пора было обновлять гардероб. Потому как джинсы на них едва не лопались, на талиях выросли складочки, футболки были слишком тесными, а полные груди вываливались из старых лифчиков. Само собой, с Джессикой никакого сравнения, но та давно привыкла к крупноразмерным футболкам и джинсам, способным вместить ее раздавшиеся бедра. С какой завистью смотрели подружки на мою девяностокилограммовую девочку!

Бенни категорически плюнул на спорт и после школы сидел за компьютером или у телевизора и поглощал чипсы и шоколад. Постоянно набитый живот при этом покрывал его колени примерно наполовину. Врач сказал, чтобы я немедленно сажал его на диету — но я заявил, что на диете мы уже пять лет просидели, спасибо, хватит; дальнейших советов не поступало.

Время текло быстро. Дети все округлялись и округлялись, да и мой вес приближался к магическому рубежу 150. Бенни весил 72 кило — раза в два больше, чем положено мальчику его лет, — а Джессика к своему пятнадцатому дню рождения поставила очередной личный рекорд обжорства, достигнув 105 кило. Я заказал для нее с подружками колоссальный торт. В кондитерской меня уверяли, что он рассчитан на двадцать персон, но когда я в тот день вернулся с работы домой, меня встретили четыре девушки, обессиленно держащиеся за раздувшиеся животы. Они едва дышали, но своего добились — торт проиграл сражение и был безжалостно расчленен и уничтожен!

12 июля. Год назад от нас ушла Карен. Мы накрыли праздничный стол, дети позвали всех друзей-подруг — в основном уже довольно упитанных, — а я заказал фуршет-ресторан, чтобы не загружать готовкой Ютту, потому что собирался задать ей один важный вопрос: видит ли она свою будущую жизнь связанную со мной и детьми? За этот год Ютта также округлилась, и ее радовало, как растут дети.
Праздник удался на славу. Все мы ели до отвала. Мое брюхо разбухло до немыслимых пропорций, Бенни с приятелями непрерывно поглощали сыр, колбасу и чипсы, Джессика с подружками литрами уминали тирамису и пудинги (и я с улыбкой наблюдал, как девушки одна за другой расстегивают джинсы, высвобождая раздувающиеся животы).
Ютта приняла мое предложение. Дети были счастливы.
Отныне в нашем доме слово «диета» не употребляется, разве что в ругательном смысле.