Ди: выход на сцену
Ди: выход на сцену
(Dee's Grand Presence)
Я родилась большой. Уже в самых ранних воспоминаниях своих тушка моя всегда была покрупнее, попышнее, ну и вообще — побольше. С детских фоток неизменно смотрела плотненькая круглолицая девчушка на размер-два больше сверстниц — чуть шире, чуть полнее. С годами добавлялись и шепотки за спиной, и взгляды искоса, и ранящие жестокой искренностью советы. «Ди, ты была бы такая хорошенькая, если бы только похудела», вздыхала тетя, с сожалением поглаживая меня по руке. Мать оставляла на моей тумбочке диетические кулинарные книги, вкладывая вместо закладок таблички для подсчета калорий. В обществе, кажется, имелось очень четкое представление о том, сколько места положено занимать женщине, и я в эти рамки неизменно не вписывалась.
Нет, я пыталась. Многажды. Все диет-планы, обещающие «новую меня», все биодобавки, что рекламировали в журналах, все многообещающие режими тренировок в спортзале, от которых у меня неизменно ныли мускулы, а дух униженно полз под плинтус. Мой аппетит, рыкающий зверь внутри меня, стал моим злейшим врагом, моей стыдливой тайной, с каковой я сражалась каждый день. На людях я меланхолично потребляла салатики, демонстрируя «здоровый образ жизни», а дома, втайне, в ночи, с трепещущим сердцем, поедала запретную пиццу, чтобы затем ощутить на губах горечь послевкусия. Я стала мастером камуфляжа. Мой гардероб почти полностью состоял из мешковатых свитеров, бесформенных размахаек и снисходительно темных оттенков — все, способное сотворить иллюзию чего-то меньшего, чтобы фигура моя сливалась с фоном. Я оттачивала до идеала искусство умаления, умение делать себя невидимкой посреди людных пространств. Я оставалась на заднем плане, скрестив руки на груди и стараясь сложиться внутрь, надеясь, что никто не заметит, как бока мои распирают швы джинсов, а живот мой округляется под безразмерной блузкой. Кажое зеркало в окрестностях становилось полем боя, каждое отражение жестко напомилано о той фигуре, которой я пыталась бежать всеми силами. Я сгорала от желания быть маленькой, изящной, легко и непринужденно скользя промеж узких спектров возможностей мироздания. Однако истина состояла в том, что мое тело имело иные планы и упрямо сопротивлялось моим фантазиям, и голод мой, постоянный и непреклонный предатель, всегда выжидал укромного момента, чтобы нанести свой удар. Столь мощное течение под гладенькой поверхностью всех моих попыток стереть свой собственный образ. Сказать, что я неверятно устала от постояннох этих сражений, значит, ничего не сказать, это было больше любых мыслимых цифр на весах. Я устала сражатьься сама с собой.
Все это случилось во вторник. День как день. Вроде как. Я тогда как раз проходила мимо небольшого бутика — одного их тех местечек с невозможно маленькими манекенами и одеждой, скроенной, кажется, для какого-то иного биологического вида. Я в такие и заглядывать-то никогда не смела, предпочитая надежные и предсказуемые секции «больших размеров» в больших одежных универсамах, где все специально сшито так, чтобы драпировать и прятать, чтобы такие, как я, чувствовали себя удобно и не на виду. А потом я заметила его. Яркое платье изумрудной зелени в витрине лучилось такой отровенностью, о какой я втайне мечтала, но ни разу не позволяла себе подобного стиля. Безжалостно облегающее, скроенное в духе «смотрите все, вот я». Я остановилась и, словно против собственной воли, сняла его с вешалки, пальцы мои скользнули по мягкой и эластичной ткани. К таким размерам я обычно не подходила, такой размер обычно вызывал во мне приступ желчной зависти, и все же некое неизъяснимое ощущение заставило меня сделать следующий шаг.
В раздевалке я мысленно подготовилась к обычному разочарованию, к знакомому ощущению ткани, которая стягивает и давит во всех неудобосказуемых местах сразу, к неизбежному подтверждению, что меня попросту «слишком много». Я натянула его, задержав дыхание и готовясь к борьбе с собственными обхватами. Но я застегнула молнию — и ахнула от беспримесного и невероятного изумления. Платье оказалось не просто платьем, это было откровение. Оно облегало все мои выпуклости, да, но не скрывало их — оно им радовалось. Бюст мой приподняло, обширную талию подчеркнуло, не стесняя при этом, так, что та обрела могучий вид, а мои бока, обычно постоянный мой источник самоуничижения, выглядеди сочными и невероятно соблазнительными. Я медленно повернулась, глядя в зеркало, и глаза мои от изумления округлились. Живот мой выглядел уже не тем непотребством, которое надо срочно втянуть или прикрыть, нет, он стал мягко-притягательной округлостью, живым свидетелем правильно прожитой жизни. Бедра, полные и сильные, знакомо и уютно прижимались друг к дружке, образуя прочное основание всего, что поддерживали. Впервые в жизни я узрела красоту — красоту в своих габаритах. Ни одного изъяна. Все мое существо пело о полученном достижении, мое восприятие претерпело теллурический сдвиг. Как будто всех этих лет самоосуждения и шепотков за спиной вовсе и не было никогда. У меня не было никакой надобности уменьшаться. Я была великолепна, имено такая, какой была, и платье это, яркое и откровенное, лишь делало явной истину, доселе глубоко погребенную внутри меня. То был момент истины, мгновение чистого и беспримесного освобождения.
Платье, разумеется, было только началом, катализатором, который вскрыл внутри меня нечто первобытное и неудержимое. Та безмовлная песнь, которую изливало мое существо в раздевалке, уничтожила годы моих самоограничений и запалило истинную меня, вольную и безжалостную. Все диеты полетели в мусорку, а жесткие правила существования, в которые я заковала себя еще в детстве, были сокрушены, издавая преприятнейший хруст. Я начала есть то, чего всегда хотела, тогда, когда хотела, и с аппетитом, который ранее пыталась подавлять. Двойная порция? Не вопрос. Второй ломоть сытнейшего шоколадного торта? Почему нет? Ощущение, как мой желудок растягивается, растет, роскошно сытый, сиало источником чистого и беззастенчивого наслаждения, и ощшущением этим я при любой возможности упивалась. И тело мое, словно получив давно ожидаемую команду, отозвалось со всем пылом, начало расти вширь и обретать мягкость и полноту, которые безмерно восхищали меня.
Я перестала прятаться, гардероб мой претерпел радикальное преображение. Драпирующие и скрывающие одеяния ушли, сменившись шмотками по размеру, которые демонстрировали все мои новые великолепные пропорции. Я парила в ярких цветах, смелых узорах и тканях, что облегали и подчеркивали каждую выпуклость. Я покупала платья, которые облегали мои бока, кофточки, что подчеркивали мой пышный бюст, и юбки, развевающиеся от моей новообретенной уверенности. Я начала занимать пространство — в прямом и переносном смысле, более не пытаясь скрыться, руки мои уютно отдыхали там, где хотели, не стараясь более уменьшить мой визуальный образ. На людях я шагала, уверенно покачивая всем, что было того достойно, распрямив плечи, с высоко поднятой головой и звонко смеясь. Я оставалась толстой, да, но при этом — была яркой, чувственной и беспримесно, беззастенчиво собой. Кто-то скажет, что отказ от постоянной борьбы и потакание своему чревоугодию — это от лености, однако для меня жто попросту было свободой. Радостью. А растущие пышные формы мои просто и несокрушимо доказывали, что я живу полной жизню, всем довольна и ни о чем не жалею. Я чувствовала себя более основательной, более настоящей, чем когда-либо прежде. Каждая новая выпуклость, каэдый новонабранный килограмм ощущался добытым трофеем, очередным признаком моей воли и принятия самой себя.
Изменение моего самоосознания было осязаемым, и я наслаждалась этим. Новообретенный уют мой в собственной шкуре сиял окружающему миру, а я вбирала в себя восхищенные взгляды, в которых все реже присутствовали нотки осуждения, зато одобрения было все больще и больше.
И тогда моему мирозданию открылся новый, загадочный, невербальный уровень. Началось с мелочи. Ощущение, что за мной наблюдают, когда я наслаждалась особо роскошной трапезой в своем любимом заведении. Прикосновение незримого взгляда, что сопровождало движения моей вилки. Я посмотрела вокруг, искоса и как бы случайно, однако вроде бы никто открыто не пялился, просто обычный наплыв народу в обеденное время. Ощущение было легким, пришло и ушло, запросто могло почудиться.
Но дальше начались презенты. Сперва под дверью обнаружился пакет — ни почтовых отметок, ни обратного адреса, — а внутри было платье, красивое и дорогое, роскошно-шелковое, но на пару размеров попросторнее меня-нынешней. Вместо раздражения во мне вспыхнула искорка любопытства. Это что, вызов? Приглашение «дорасти до меня»? Или комплимент моим нынешним роскошным формам?
Через пару дней — еще пакет, на сей раз красиво упакованная коробка высококлассноых шоколадок, как раз такие, какие я люблю, и вновь — никаких признаков отправителя. Сердце мое трепетало, заинтригованное, а еще — от интересного ощущения «зв мной наблюдают».
А потом пошла доставка еды. Большие и сложные блюда из рестораций, которые я время от времени посещала, появлялись у меня под дверью, уже оплаченные (кем — курьеры, разумеется, не знали, их дело лишь доставка). Разнообразные, то итальянская кухня, то суши, то еще что-нибудь. Такое выбивало из колеи, но в то же время, несомненно, подогревало интерес. Откуда этот доброжелатель взял мой адрес, проследил за мной? А откуда он знает мои любимые блюда, и вообще мою тайную страсть? Искушение едой, искушение одеждой, словно кто-то пронаблюдал за моим путешествием в поисках себя и решил подтолкнуть, помочь подрасти еще больше. Встретить на этом пути свою чуть более объемистую версию. Нет, это не просто случайный воздыхатель, этот кто-то понял меня, мой новый путь, восхищен моим явлением на сцену из теней и готов активно участвовать в моем преображении. К наслаждению вкусной и сытной едой добавился трепет предвкушения, ожидания, радостного осознания, что на пути этом я уже не одинока. И я готова была сыграть небольшой спектакль для этого незримого хрителя, который радостно следит за каждым съеденным мною кусочком, довольный, впитывает мой веселый смех, воспринимая все это — безмолвным приглашением и дальше быть свидетелем того, как же мне хорошо.
Внимание это не расстроило меня, нет, напротив — стало хитрым секретиком, сокрытой игрой между мною и моим незримым воздыхателем. Это была сторонняя оценки — и безмолвные аплодисменты моему великому преображению. И это еще сильнее подстегнуло мое неудержимое вревоугодие. Я не знала, что это за загадочный тип такой, но само его присутствие, пусть и незримое, сделало мой путь еще более важным и более восхитительным. Распорядок своего дня я рассматривала теперь как своего рода пьесу, особенную, для скромной аудитории из одного конкретного зрителя. Заказывая ли в ресторане второй десерт, нагребая ли на тарелку горку добавки дома, я всегда подсознательно и почти неощутимо считала теперь, что за мной наблюдают и категорически одобряют такое поведение. Мной восхищаются именно за то, что я столько лет пыталась в себе задушить… это было мощно.
И вот как-то вечером, дома, наслаждаясь обильнейшим ужином и нагрузив себе полную миску вермишели со сливками и соусом, я увидела — мельком и краешком глаза. Движение. За окном в столовой. Фигура, скрытая в тени деревьев на той стороне улицы — да если бы деревьев и не было, в темноте, без фонарей, из освещенной комнаты видно было лишь то, что там кто-то стоит. Сердцеюиение мое участилось, и это был не страх, нет, а волна предвкушения, узнавания. Это он. Мой дом, мое тело, моя жизнь — и мой воздыхатель. Я поднялась, нарочито неспешно подошла к окну и полностью открыла шторы, глядя в темноту. Я все так же ничего не видела — ни лица, ни подробностей фигуры — но вот я ему была с такого ракурса видна очень хорошо. Я стояла, купаясь в теплом свете потолочных ламп, роскошные округлости мои прекрасно обозначались в этом свете, тарелка на столе исходила горячим паром, подтверждая мой внушительный аппетит. Я, все так же намеренно неспешно, отправила в рот первую ложку, наслаждаясь вкусом, взгляд мой рассредоточился, на губах играла улыбка, уверенная и понимающая. О, я не уменьшалась. Не скрывалась. Я была здесь, непростительно объемистая, непростительно я, и категорически наслаждалась вниманием. Фигура за окном чуть замешкалась, а потом медленно отступила глубже в тень, исчезнув так же безмолвно, как и проявилась.
Вернется ли он, или это были прощальные его аплодисменты, безмолвное признание моей победы? Я не знала, но здесь и сейчас я поняла нечто важное. Моя сила — это не только мои габариты, это сам мой отказ умаляться по чьему бы то ни было слову или взгляду. Я — Ди, женщина, которая занимает столько места, сколько ей нужно, которая наслаждается своим аппетитом, и которой безмерно восхищаются именно за это. И я поняла, что это — и есть самое прекрасное, самое сильное послевкусие от всей этой истории.
… А если он захочет большего, пусть хотя бы в дверь позвонит. Или подойдет на улице или в ресторане. Или раздобудет номер телефона и наберет его. Ответить я отвечу, но это будет уже другая роль и для меня, и для него...