Десять лет спустя

Десять лет спустя
(USA-Ru:ckkehrerin)

Давненько мы с ней не виделись. Лет десять, пожалуй. Тогда я еще жил в Берлине вместе с родителями, Агнес была моей соседкой, и я на нее откровенно заглядывался. Было на что поглядеть: роскошная, сочная, упитанная девица, любимая дочка семейной пары экс-американцев из Виргинии.
Я как раз заваривал кофе, и тут раздался дверной звонок. Открывал я не без сомнений: немало лет прошло, мы изменились, свою «первую любовь» я помнил довольно-таки смутно. Самым отчетливым воспоминанием остались ее пышные бедра, которые Агнес в те годы всячески скрывала в мешковатых джинсах и под длинными платьями...
— Привет, ну как ты тут? — Темные очки в пол-лица и сияющая улыбка во всю вторую половину.
— Э… нормально. Рад тебя видеть… э… Агнес! — выдавил я.
Вот к чему-чему, а к ТАКОМУ я готов не был. Да, передо мной материализовалась весьма привлекательная барышня, двадцати шести с небольшим лет от роду, что следует из календаря. Вот только в те годы в ней было где-то 80-85 кило, как не без смущения отвечала школьница Агнес.
Агнес нынешняя одним видом своим заставляла сердце всякого опытного любителя пышек, включая меня, замереть от восхищения. Сказать «она растолстела» было бы сильным преуменьшением. Пухлое круглое лицо с тройным подбородком. Взгляд автоматически опускается на бюст: вырос, безусловно, однако не так чтобы очень уж сильно. Зато ниже — о, ниже простиралась целая симфония для ценителей крупногабаритных дам, бедра представляли собой громадные подушки мягкой плоти, которые заколыхались туда-сюда, когда она слегка подалась вперед, и то же самое проделало ее внушительное чрево, подпираемое снизу разбухшими колоннами ног. По случаю сегодняшней жары в одежде Агнес ограничилась майкой-безрукавкой, которая нисколько не скрывала ее внушительных форм, и обрезанными джинсами невероятного размера, трещавшими под натиском массивных бедер.
Единственным, что осталось практически без изменений, было общее выражение лица Агнес. Те же темные глаза, светло-русые волосы, ослепительно-жемчужная улыбка и десятиметрового примерно радиуса аура неистребимой дружелюбной жизнерадостности.
— Эк тебя разнесло-то! — выпалил я, напрочь забыв о сдержанности и правилах хорошего тона.
Но Агнес лишь улыбнулась еще шире.
— Ага, я в последнее время хорошо кушала.
— Ну, могу точно сказать, что тебе это идет. Вся сияешь!
— Спасибо. — И шлепнула себя по пузу, которое радостно заколыхалось. — Собственно, в этом-то вся суть.
— Заходи, чего стоишь, — отступил я вглубь апартаментов. — Есть хочешь? Я как раз вчера затарился продуктами.
— Очень кстати, а то я как раз проголодалась. Прикинь, у нас в доме лифт сломался и приходится подниматься на третий этаж пешком… до двери доползаю на последнем издыхании.
Я думаю, с такими-то габаритами! — впрочем, вслух я этого не сказал.
Агнес вошла, а вернее, почти вкатилась в гостиную, и я наконец получил возможность обозреть ее и с заднего фасада. Размерами ее филейная часть отнюдь не уступала бедрам, напоминая свернутый водяной матрац. Невероятно. Ну почему я за все эти годы даже не попытался с ней связаться?
Медленно и плавно (бедные ее перегруженные коленки) она развернулась и перетекла в сидячее положение. Старый диван, унаследованный от бабушки, крякнул, но испынание выдержал.
— Вот они, последствия хорошего аппетита, — вздохнула Агнес.
— Ты о чем?
— Сам видишь. С таким весом мне стоять и то нелегко. А после обеда, если вместе с Бенни, я иногда вообще встать не могу...
— Да ну брось. Сколько ты весишь-то? Надеюсь, вопрос не слишком личный?
— Ну, в последний раз Бенни меня взвешивал на сельхозвыставке Рейн-Рур. Было 186 кило. Сейчас, пожалуй, уже больше, потому как мы слишком часто позволяем себе как следует покушать! — Она рассмеялась, отчего все ее телеса заколыхались туда-сюда.
— Да уж, это ты круто. Тогда, в Берлине, ты была меньше почти втрое...
— Ага, где-то так. Все началось, когда меня бросил мой первый парень. Я от расстройства принялась лопать все подряд. Мать умоляла сесть на диету, да и со шмотками вышел полный аллес капут, почти все карманные деньги пришлось пустить на новый гардероб — но к выпускному во мне было уже за сто.
— Круто. Я бы оценил.
— И это было только начало. Дальше я уехала в Бохум и поступила в университет. Честно старалась подкрепляться, только когда голова уже не соображала от графиков и расчетов. Но потом втянулась. Плотный завтрак утром, потом по дороге на занятия заруливаю в МакДональдс и все это в машине же и съедаю, дальше сижу на семинаре и грызу шоколадки, запас которых у меня всегда в тумбочке, если не забываю пополнить; а в одиннадцать отправляюсь в кафешку пообедать. Это — в первый семестр. Потом я обнаружила по соседству еще одну студенческую столовую, куда стала заглядывать… ну в общем получался считай второй обед.
— Некисло. И что твои друзья-подружки на это говорили?
— Ну, почти все они остались в Берлине, и когда я на праздники приезжала к маме, выглядели они изрядно ошарашенными от того, что меня распирает как на дрожжах. Бывший мой заявил, что с такой коровищей, как я, в бассейне появляться не желает. Теперь-то ладно, а тогда я обиделась.
— И что ты сделала?
— Послала его на все четыре стороны. Он понял и убрался. А у меня на обжорстве просто крышу сорвало: в день две-три больших пиццы, да еще полный ужин у мамы и полный мешок сластей в постели. Хорошо еще, мама сдалась и больше мне на мозги не капала, а папа просто подкинул еще толику деньжат «на одежки», что было очень и очень кстати!
— Ну да, с такими-то темпами роста.
— А еще потому, что мне нужны были два разных размера по верху и низу. Джинсы и брюки вообще пришлось в Штатах заказывать...
— Кстати, о Штатах: ты ведь так надолго пропала из виду, потому что уехала туда к родне?
Лицо Агнес мечтательно озарилось.
— Ну да, четыре года там провела. Десять месяцев жила в Ричмонде, работала кассиршей — не жизнь была, а рай земной! Даже за жилье платить не пришлось, тетя пустила к себе, у нее места хватало, просто мечта!
— О да, но наверняка ведь пришлось урезать себя в другом...
— Вот только не в питании! Я там набрала еще килограммов тридцать. Тетя Джоди сама весьма и весьма нехуденькая, так что сам понимаешь. В США я впервые почувствовала, что такие толстые, как я, тоже могут быть красивыми.
— Потому что там много сильных мужчин, способных носить вас на руках?
— Можно и так сказать. В общем, тетя Джоди дама упитанная, а вот моя кузина Рут — та действительно толстая. Четыре года назад она была толще, чем я сейчас! Работает на дому — составляет программы для университета, — и целый день напролет лопает чипсы, жареную картошку и прочие вкусности, а домашним хозяйством занимается муж. Ему так больше нравится.
— Да и ты с нее взяла пример, так?
— Ага. Сперва еще сомневалась. а потом плюнула. Диеты я всегда ненавидела, а самодисциплины у меня все равно как не было, так и нет. Ну и вот итог!
Агнес ткнула пухлым пальцем в разбухшее чрево. А я — да, теперь я хорошо себе представлял, как прошел ее «визит» к родне. Помню, как я сам впервые с родителями оказался в Новом Орлеане и начал хихикать над «культом еды» у американцев. Агнес повезло, что ее родители на этот счет не были слишком строгими. Возможно, потому, что сами родились в Штатах и ничего необычного в избыточном весе не видели.
Взгляд мой еще раз прошелся по Агнес с головы до пят. Обильные телеса ее занимали изрядную часть дивана, и я просто дивился, как она таскает на себе весь этот громадный вес.
— Что ж, — сказал я, — думаю, пицца уже дошла до готовности, я как раз перед твоим приходом поставил ее в духовку!
И мысленно вообразил, как Агнес очищает полное блюдо пиццы в одиночку.
Итак, я принес громадное блюдо — пицца с шампиньонами, салями, паприкой и прочими всякостями; поставил на столик рядом с Агнес — и не успел выпустить блюдо из рук, как голодающая уже сцапала первый кусок.
— Боже, какая вкуснятина! — заявила Агнес, едва откусив. — Даже лучше, чем та пицца, которую вчера Бенни испек сам, правда...
Хорошо, что я предусмотрительно все это привез вчера из итальянского ресторана, только разогреть.
— Кола в холодильнике, сейчас принесу...
Но по-моему, она не расслышала, с таким пылом набросилась на пиццу, которая вообще-то предполагалась «на четверых».
Ураган. Пока я шел на кухню и обратно, обжора Агнес опустошила блюдо более чем наполовину. Чего-то подобного я в общем и ожидал. На лбу у нее выступила испарина, дыхание учащенное, словно у бегуна на марафонскую дистанцию, и все это под аппетитное хрумканье и чавканье активно работающих челюстей.
Через полчаса я сидел на свободном краешке дивана, а Агнес отодвинула от себя опустевшее блюдо и двухлитровую бутыль изпод колы. Сам бы не поверил, если бы не видел собственными глазами.
— Уфф, — выдохнула она, — и вот так у нас дома почти каждый день. Мы с Бенни даже едим наперегонки. Правда, тут было почти многовато.
— Ну, Агнес. неудивительно, что ты и дальше толстеешь! О здоровье бы хоть подумала.
— Да ну, — отмахнулась она, — чувствую я себя прекрасно. Особенно когда поем. Опять же с моими объемами, — ткнула она в ближайшую складку сала, под которой почти скрывались шорты шестьдесят восьмого размера, — еще пара-тройка кило ничего уже не изменит.
Агнес откинулась на спинку дивана, отчего ее майка задралась, открывая моему взгляду изрядную полосу ее разжиревшего чрева, загоревшего и в многочисленных мелких ямочках. Количество калорий, которые она поглощает ежедневно, мне и прикинуть страшно. Агнес сознательно и планомерно себя раскармливает — с активной помощью Бенни, своего нынешнего.
К вечеру стало попрохладнее и мы решили побаловаться мороженым на балконе. Кажется, я дал маху: мороженого оказалось явно недостаточно для аппетитов гостьи. Неприятно — но в конце концов, я могу с чистой совестью заявить, что весь мой холодильник и буфет в ее распоряжении.
— Слушай, давай я сгоняю на угол и докуплю еще мороженого. Ты какое предпочитаешь?
— Любое, бери на свой вкус. Я все ем! — раздался ее голос из ванной.
— Это радует!
И я помчался как ветер, зная, что вечно голодная Агнес ждать не любит.
К счастью, все нужное на полках маленького супермаркета имелось в изобилии. Шесть сортов мороженого. Я выбрал итальянское — сочное, сладкое, с глубокими фруктовыми оттенками, — и закупился на полные тридцать евро. Клянусь, совершенно без задней мысли — впрочем, знай я, что случится потом, сделал бы то же самое.
Вернулся в квартиру и сразу пошел на кухню, раскладывать мороженое по вазочкам. Но где же Агнес? За десять минут можно и переодеться, и умыться, и что ей там еще нужно… Наполнив мороженым две больших миски, я заглянул в ванную.
— Эй, ну где же мороженое? Я умираю от голода!
Голос раздался сзади — я развернулся, и увидел Ее. Агнес и правда успела переодеться: на ней было крошечное голубое бикини, почти незаметное в ее многочисленных складках колышущегося жира. Освобожденные от стеснительной «партикулярной» одежды разбухшее чрево и бедра призыкно колыхались, покрытые многочисленными слоями сала ноги соприкасались до самых колен, вздрагивая от малейшего движения, подобно свежему желе. Как же Агнес за эти годы расперло!
Я и опомниться не успел, а она уже проскользнула мимо меня и скрылась на кухне. Быстро развернувшись, я успел насладиться ее видом сзади — покрытые целлюлитом, ходящие ходуном ягодиц, подобные неимоверно перекачанным пляжным мячам, а выше спина и целый водопад складок сала, в которых практически не видно голубых ниточек бикини.
Никогда подобного не видел. Мировой рекорд.
— Вид… сногсшибательный, — совершенно честно заявил я, едва отдышавшись.
Агнес с улыбкой развернулась ко мне и намеренно колыхнула разбухшим пузом.
— Вот так и знала, что тебе понравится! Иди-ка сюда!
Завороженный, я шагнул вперед, к колышущемуся передо мной изобилию жиров, и руки Агнес тяжелыми, но беспредельно приятными своей мягкостью грелками опустились мне на плечи.
— Спасибо тебе, — мягко проговорила она.
— Не… за… что… — едва сумел ответить я, чувствуя, как вжимаюсь в ее раскормленное чрево.