Деревенское бытие
Деревенское бытие
(Leben auf dem Bauernhof)
Поезд замедлил ход. В поле зрения появились первые дома. Я открыл окно и высунул голову наружу, но и снаружи стояла такая жара, что ветер не помог. Показалась станция. Платформа была почти пуста, и я сразу заметил ее.
А Анке тут округлилась, подумал я. Руку она приставила козырьком ко лбу, закрывая глаза от солнца, которое сегодня шпарило как сумасшедшее. И меня не заметила — мое окно располагалось почти напротив, а она смотрела в конец поезда.
Три месяца назад ее фигурку вполне можно было назвать стройной. Сейчас ситцевое платье явно было ей узковато, особенно в груди и в поясе, все прочие части тела материал кое-как скрывал. В самых тесных местах на ткани проступили пятна пота — подмышками, под грудью и в области пупка.
Я уже успел выбраться из вагона, а Анке все еще крутила головой туда-сюда, смотря то в один конец поезда, то в другой, и в упор меня не замечала, пока я не подал голос:
— Привет.
— Ой, Маттиас, это ты! Да тебя практически не узнать.
Кто бы говорил, ехидно подумал я.
— А ты хорошо выглядишь.
— Правда? Ну, я тут чуток поправилась — свежий воздух, деревенская кухня и все такое.
— Куда едем?
— Прямо на ферму, комнату тебе уже приготовили.
На стоянке перед вокзальчиком сиротливо застыла единственная машина — Фиат Панда, очень красная и раскаленная от жары. Когда девушка втиснулась за руль, ее живот сложился в складочки, точно как когда-то у ее матери, только у Анке они теперь были заметнее.
— Сейчас стоит такая жара, что я почти не хожу пешком, — извиняясь, проговорила она, пока я обмахивался дорожной картой вместо веера.
— Ну, в машине тоже чертовски жарко.
Мы пересекли городок, потом покатили через предместья и вскоре свернули на проселок. Километров через пять Анке свернула на аллею и припарковала машину под большим каштаном. Из деревенского вида дома вышла девица — лет двадцати, такая же пышная, как Анке, только в синем комбинезоне и резиновых сапогах.
— Майке, вот он.
— Ну, привет. Добро пожаловать. Я Майке.
— А я Ральф, анкин одногруппник.
— Ральф нацелился пройти у нас практику. По уборке стойл и выпасу скота, — рассмеялась Анке.
— Скорее по современным методам откармливания, — ответил я.
— Ладно, заходите.
Внутри нас встретила хозяйка, мать Майке. Рослая и плотная, но не такая пышная, как ее дочь, она сделала мне кофе и поставила передо мной вазочку со свежевыпеченным домашним печеньем. Кофе пах восхитительно, а на столе длиной в половину немаленькой кухни стояли еще два больших блюда с таким же печеньем. Насыпанные «с горкой», за которой вполне мог спрятаться человек средних габаритов.
— Мне надо идти, Анке тебе тут все покажет, пробуй не стесняйся. — Хозяйка сняла фарткук и вытащила из буфета большое ведро. — Вернусь где-то через час.
Мы сели за стол, Анке налила и себе чашечку кофе, и принялись за печенье. У меня особого аппетита не было — жарко; а вот Анке и Майке поглощали одно печенье за другим, и сдобные горы на блюдах таяли с небывалой быстротой.
— Вы что, не обедали? — озадаченно спросил я; откуда бы еще такой аппетит?
— Почему, обедали, — с набитым ртом улыбнулась Анке, — но если не поторопимся, с поля вернутся Ганнес и Кришан и все съедят.
Интересная причина, подумал я, но промолчал.
— Мама всегда говорит — кто много работает, должен много кушать, иначе быстро сдохнет.
Майке тут была в своей стихии. Взяв с тарелки последнее печенье, она с некоторым усилием сжевала его.
— Уфф, так и лопнуть недолго.
Анке погладила свой вздувшийся живот.
— Да уж.
Майке с трудом поднялась. На соседней тарелке остались три печенюшки для Ханнеса и Кришана.
— Ладно, им хватит.
Девушка хлопнула себя ладонью по пузу, отчего то колыхнулось.
Мы пошли по стойлам, где мне продемонстрировали новую установку для кормления скота. Вот оно, то, ради чего я сюда приехал на четыре недели! Установка была хай-тековская, каждой корове в ухо вживляли микрочип, и когда корова подходила к кормушке — система опознавания определяла, какая это корова, и подавала корм в соответствующей пропорции и количестве. Задачей Анке было следить за работой автоматики и периодически пополнять корм в танках.
Впрочем, вынужден сознаться: внимание мое оказалось приковано не столько к установке, сколько к заднему фасаду Анке, который был прямо передо мной и покачивался туда-сюда, весь такой широкий и пышный. Сосредоточиться на чем-то еще сил не хватало. Когда Анке показывала экранчик автокормушки и я должен был встать вплотную к ней, все поле зрения заполнили ее полные груди, а когда девушка переступила с ноги на ногу и коснулась мягким бедром моей ноги, о каком-либо обучении думать уже не приходилось. Штаны мне сразу стали кое-где сильно жать, и я заставил себя думать исключительно об автокормушке, чтобы хоть как-то устоять на ногах.
— Ну как, все ясно? Сейчас еще покажу тебе машинное отделение и танки с кормами.
И снова передо мной заколыхался анкин массивный задний фасад, ведя меня через весь двор. Штаны снова стали тесными, я опять заставил себя думать об автокормушке, но когда девушка вознамерилась вскарабкаться на лестницу, приставленную к здоровенному танку с силосом, я сдался.
— Анке, давай это уже завтра. Лучше комнату мне покажи!
Мы вернулись в дом, как раз появились Ханнес и Кришан. Вопреки моим ожиданиям, оба были тощими и подтянутыми, хотя Ханнес был отцом пышнотелой Майке и мужем солидной фермерши.
— Вы нам снова ничего не оставили, — проворчал старший, отправляя в рот последнее печенье.
— Значит, надо пораньше приходить, пока еще что-то осталось, — отрезала Майке.
— Значит, надо жрать поменьше, а то растолстеешь так, что всех мужиков распугаешь!
— Ай, пап, это уже мои заботы. — Майке добыла из буфета две плитки шоколада и с удовольствием вгрызлась в одну из них. — В мире хватает мужчин, которым по вкусу женщины с формами.
Девушки показали мне комнату на третьем этаже, там же по соседству обитали и они сами. Комната была прямо под крышей, жара стояла жуткая. Что в кровати, что в парилке, никакой разницы.
— В такую жару я вообще сплю голой, — заметила Майке, явно не замечая, что сотворилось со мной при этих словах.
К ужину за стол собралась вся семья — кроме родителей Майке, тут еще были ее шестнадцатилетний брат Тобиас и четырнадцатилетняя сестра Таня. Оба майкиной комплекции, у парня было округлое брюшко и полное как луна лицо с двойным подбородком, а пухленькая девочка, судя по упитанным бокам, через год-другой станет настоящим колобком. Вся троица отличалась завидным аппетитом, на ужин была картошка в сметане, и Тобиас наполнял свою тарелку как минимум три раза. Таня предпочла оставить побольше места для десерта и практически сразу перешла к пудингу, который уплетала так, что за ушами трещала, в одиночку осилив половину громадной миски. Нам досталось лишь по небольшой порции. Впрочем, никто не возражал, даже слова не сказал. Чудо, не семья. Наверное, семейное правило — младшему ребенку разрешено брать столько десерта, сколько пожелает.
Когда все поднялись из за стола, я заметил, что животы у Тобиаса и Тани заметно округлились. Ну-ну, фыркнул я, механика в стойле тут не единственное, что отвечает за откорм обитателей фермы.
Вечер на этом не завершился. Майкин отец, изображая радушного хозяина, пригласил Анке, Майке и меня пропустить «по стакашку бычарика», как он именовал особый шнапс на местных травах. Оно бы и вышло «по стакашку», но Ханнеса внезапно вызвонил сосед, у которого заболела корова и ветеринару нужна была срочная помощь. Так что мы втроем остались за бутылкой «бычарика», и после двух-трех тостов атмосфера установилась восхитительная. Девушки явно пили такое не впервые и крепко держались на ногах, не то что я — после третьей порции с трудом сумел найти лестницу наверх. Когда я полз к себе в комнату, румяные от удовольствия Анке и Майке потихоньку посасывали «бычарик».
Я плюхнулся в койку, но чуток полежав, понял, что расслабляться рано — у меня тут еще остались кое-какие дела. С трудом встал, нашел дверь, нашарил выключатель, включил свет в коридоре, потому как в какой стороне туалет — бес его знает.
Едва зажегся свет, я увидел в двух шагах Майке, которая явно направлялась в то же самое место, но хорошо знала дорогу и без освещения. Мы оба замерли: я не ожидал встретить ее, она не ожидала внезапно зажегшейся лампы. Первым все же в себя пришел я и заметил, что Майке стоит передо мной практически голая, лишь в ночнушке. Причем ночнушка эта явно была ей давно мала, потому как по бокам были сделаны заметные разрезы, чтобы живот мог в свое удовольствие колыхаться под тонкой тканью. Да, в комбинезоне девушка выглядела заметно стройнее, там большая часть ее жиров была скрыта. Для своих двадцати годков она была изрядно упитанной, лишний вес более-менее равномерно распределялся по животу, грудям, бедрам и ягодицам.
Пожалуй, я смотрел на нее несколько дольше, чем следовало, потому что Майке, с трудом шевеля языком, спросила:
— Ты чего?
— Ищу сортир.
— Тогда пшли.
Она взяла меня за руку и повела к туалету. После «бычарика» нас обоих покачивало, наши тела то и дело соприкасались и я чувствовал ее теплый, мягкий, пышный бок. Вот и то самое место. Майке сказала:
— Сперва я, потом ты.
Она не заперла дверь и я слышал, как там журчит. Потом в каморку ввалился я; закатав ночнушку, Майке забыла опустить ее обратно. Для надежности я сел на унитаз, в моем состоянии немудрено и промахнуться. Облегчив душу, я заметил, что девушка ждет у двери.
— Давай руку, отведу тебя в комнату.
Я протянул руку в ее направлении, но вместо ладони наткнулся на пышное бедро, лишь частично прикрытое ночнушкой. Почувствовав в ладони нежную, теплую, сочную плоть, я лишь через несколько секунд понял, что случилось.
— Ой, прости.
— Ничего. Приятно, а?
— Точно.
Видеть я подобные пышные, изобильные формы раньше видел, но в руках — нет, не держал. То, что держал, всегда было плотным, упругим и подтянутым от постоянного пыхтения на тренажерах. А вот такое мягкое и нежное — ощущалось совсем иначе.
— Тогда разрешаю повторить.
Ощущение получилось настолько приятным, что я не раздумывал и секунды. Правой рукой — осторожно, но уже целенаправленно — я нашарил ее левую ягодицу, полную и округлую, любо-дорого взглянуть. Провел ладонью сверху вниз, затем взял в горсть пышную плоть и приподнял; тело Майке охотно колыхнулось туда, куда я хотел, а когда я разжал ладонь — опустилось вниз и колыхнулось еще несколько раз, вверх-вниз, вправо-влево, пока не успокоилось.
Вообще-то нехорошо, у меня ведь две руки, решил я — и тут же исправил дело, встав позади девушки и стиснув полушария ее ягодиц обеими ладонями. Само великолепие, пышное и массивное, сама женственность во всех смыслах этого слова. Майке также передалось мое восхищение, она глубоко вдохнула, когда я стиснул ладони, и выдохнула, когда скользнул руками вверх. Теперь ладони мои зарылись в складки у нее на боках, под комбинацией. Чтобы подобраться к животу девушки, я придвинулся поближе; она потерлась об меня пышным задом, и плоть моя немедля затвердела. Я тем временем водил ладонями по ее обильному животу, уминая похожую на вздымающееся тесто теплую плоть во всех направлениях. Майке, тихо постанывая, еще немного дала мне поиграть с ее телом, потом развернулась и сама прижала меня к стене, напирая мягкими грудями и роскошным животом. Я обнял ее, положив ладони на ягодицы и прижал к себе еще плотнее. Обволакивающая меня мягкая плоть чуть крышу мне не сорвала. За эти короткие мгновения я придумал примерно два десятка причин, почему двадцатилетней девушке следует весить никак не меньше 80, а лучше 90 килограммов.
Губы Майке ласково коснулись моих.
— Мне уже пора спать, — шепнула она и неспешно отстранилась. Наши разогретые тела далеко не сразу отлипли одно от другого, но в конце концов девушка отодвинулась и, виляя пышными бедрами, двинулась в свою комнату.
Следущие дни загрузили меня по полной программе. Я полностью отдавался «полевой практике», изучая потребление коровами кормов с помощью системы автокормления. А в перерывах наслаждался обильными трапезами, которые готовила майкина мать, и с растущим любопытством наблюдал, как Майке, Таня и Тобиас без устали поглощают одну добавку за другой. Когда маленькая Таня вылезла из-за стола, у нее всегда были расстегнуты штаны — иначе переполненный живот никак не вмещался.
Впрочем, самым поразительным было, как объедалась Анке. Три месяца назад она уехала из Гамбурга, начиная рабочую карьеру; тогда она была почти стройной. Бедра разве что чуть полнее, чем следовало бы, но в остальном девушка оставалась подтянутой и спортивной.
С тех пор она поправилась как минимум на двадцать кило, и не просто выглядела тяжелее, чем была в Гамбурге, но и передвигалась более плавно, и быстнее выбивалась из сил. Да и одевалась в слишком узкие для нее шмотки, в которых выглядела как переваренная сосиска в целлофановой обертке. За завтраком, обедом и ужином громадная тарелка Анке всегда была наполнена с горкой, обычно неоднократно, а вечером она еще и опустошала три поллитровки пива. Порой и больше, но тогда мне приходилось тащить ее наверх волоком. На четвертый день я осторожно поинтересовался:
— Ты всегда так много ешь?
— Где ж много? Телу нужно питание, работа-то нелегкая.
— Да, но с Гамбурга ты порядком поправилась.
— Угу, я заметила. Но майкина мама готовит так вкусно, что отказываться грех. Опять же все остальные тут тоже не худенькие.
— Кроме Ханнеса.
— Да, бедняге не везет — он весь день в поле, а когда возвращается, детки уже все прикончили.
— А тебя как, не расстраивает, что ты уже не такая стройная?
— Знаешь, ничуть. Есть масса более нужных вещей, чем ежечасные заботы о поддержании фигуры. Опять же так и еда кажется вкуснее.
И она выпятила пузо, которое и без того изрядно выпирало под тесным платьем.
Четыре недели миновали быстро. Обучение пользованию автоматической кормушкой продвигалось вполне успешно, да и с семьей я ладил чем дальше, тем лучше. Хорошая кормежка мне нравилась так же, как и девушкам, плюс я любовался, как с каждым днем Анке, Майке и Таня округляются все заметнее. Жара не отступала, ночные встречи в коридоре стали вполне обычным делом. Когда с Анке, когда с Майке, разве что мы теперь не обжимались посреди коридора, а сразу отправлялись в комнату, где я уже без помех наслаждался пышными складками девичьей плоти...
Когда Анке везла меня обратно на вокзал, закапал дождь.
— Как раз вовремя, урожаю на пользу.
— Небеса рыдают по поводу твоего отбытия, — ухмыльнулась она.
— Плачущие ангелы… Только притормозила бы ты, еще немного поправишься, и не протиснешься в стойло!
— Ага, мечтай, — хитро подмигнула она. — Мы-то с Майке знаем, что почем.
… Я долго махал, когда поезд увозил меня вдаль, а пышный силуэт Анке на платформе все уменьшался и уменьшался...