Брошенная

Брошенная
(A Breakup)

У меня зазвонил телефон. Высветилось имя, которого я не видел довольно давно. Мелисса. Не без опаски взял аппарат, и на том конце тут же заструился неразборчивый поток слез.
— Мелисса, солнышко, успокойся. Что случилось?
Сквозь слезы наконец пробилось:
— Он… он б-бросил м-меня...
О нет.
Мелисса и Джейсон были вместе почти два года, и сразу как они стали парой, мы с моей старинной приятельницей потихоньку отдалились друг от друга. Собственно, мы больше года и не разговаривали — не ссорились, нет, просто так сложилось. И вот теперь...
— Мне очень жаль, — проговорил я, а потом, одолеваемый любопытством, поинтересовался: — А почему, он не сказал?
На той стороне начался новый поток слез; я понял, что спрашивать не стоило. Надо исправлять ситуацию, и я спросил, не хочет ли она, чтобы я к ней приехал. Мелисса промычала нечто утвердительное, и я тут же сорвался с места.
Уже в машине я сообразил, что приходить с пустыми руками, пожалуй, неприлично, и остановился у магазина. Разрыв в отношениях так просто не залатать, но для поднять настроение мало что работает лучше мороженого. Пару коробок, плюс две бутылки шипучки, слезоразлив всегда вызывает жажду.
И вот я добрался до ее апартаментов. Постучал. Подождал. Подождал еще. Наконец добыл запасной ключ из-под цветочного горшка и вошел. Внутри царил полный армагеддец. Обертки, пустые бутылки, коробки из-под пиццы и прочий мусор преимущественно в виде упаковок от всякой съестной всячины — везде, по всей прихожей и кухне. На Мелиссу это совсем не было похоже.
— Мелисса, ты где? — позвал я, услышал слабый отклик из спальни и, переступив через мусор, направился туда.
В спальне я ее и нашел.
Назвать это как-то иначе было невозможно: она расплылась до невероятных объемов. Минимум вдвое, если не втрое против себя-прежней. Я прикусил язык, чтобы не расстраивать Мелиссу еще сильнее. Она лежала лицом к стене, так что я на цыпочках подошел и осторожно подергал ее за плечо, мол, я тут; она устало повернулась ко мне. Да, такого я совсем не ожидал, лицо ее превратилось в совершеннейший шар — не уверен, правда, насколько оно просто опухло от слез, а насколько от того космического количества жира, который набрала за последние пару лет.
Наконец Мелисса заговорила:
— Спасибо тебе большое, что пришел. Я все еще поверить не могу, что так случилось...
Она снова зарыдала, а я утешающе гладил ее по плечу и взъерошенным волосам, пока она снова не смогла говорить.
— Он говорил, что ему это нравится. И мы принялись активно экспериментировать, а потом он сказал, что я слишком увлеклась. Что я стала слишком… слишком… — и снова всхлипывания.
— Солнышко, что, он сказал, ты стала слишком?
— Слишком ТОЛСТОЙ, — и снова залилась слезами.
Тут паззл и сошелся. И невероятные габариты Мелиссы, и состояние квартиры. Раньше мог догадаться, сам ведь любитель раскармливания. То есть Джейсон и Мелисса также обнаружили у себя такую склонность, однако Джейсон получил больше, чем рассчитывал.
С Мелиссой я знаком с колледжа и подобной склонности в ней ни за что не заподозрил бы. Она всегда точно знала, чего хочет, и хотя эталоном стройности не была, но фигуру блюла. Но — то было тогда, а эта нынешняя Мелисса, разжиревшая и льющая потоки слез в кровати прямо передо мной, практически ничем не напоминала крепкую спортивную девчонку с первого курса...
— Странно, солнышко, с чего он вдруг решил, что ты слишком толстая. Все у тебя нормально! Просто тебе нужно принять душ и освежиться, сразу станет лучше! Ну еще порядок в квартире навести не помешает. А так — сам виноват, что не оценил такое сокровище, ты это очень скоро поймешь!
Мелисса не без труда села, потом взглянула мне в глаза.
— Ты правда так думаешь?
— Когда это я тебе врал? Так что давай вставай и дуй в ванную!
Мелисса перетекла в вертикальное положение, кровать облегченно скрипнула. Вперевалку протопала в ванную, попросив меня обождать снаружи, мол, она быстро. Я присел на край кровати, скользнув взглядом по комнате. Среди оберток и мусора заметил воронку и трубку характернейшего вида. Ого. Они и правда всерьез занялись раскармливанием.
Из ванной донесся слабый голос Мелиссы:
— Эй, ты можешь… э… помоги мне, пожалуйста?
Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Мелисса снимала рубашку через голову — и застряла. Лицо ее было полностью скрыто, зато круглый, мягкий, обильный живот и тяжелые груди остались полностью обнажены. Я отвернулся, шагнув поближе, и помог ей стянуть рубашку. Открывшееся лицо полыхало румянцем смущения, однако я не был уверен: это потому что я увидел ее почти голой — или потому что увидел ее расплывшиеся телеса без скрывающих покровов? В колледже мы хоть и были близкими друзьями, но нагишом друг перед дружкой не дефилировали, потом — тем более. В общем, нынешняя Мелисса изменилась не только физически...
Взглянув на меня из-под полусомкнутых ресниц, она что-то прошептала — так тихо, что я не расслышал.
— Что-что, солнышко?
— Я спросила, не хочешь ли ты его потрогать.
Сердце мое екнуло.
— В смысле?
Голос ее стал тверже и увереннее.
— Я спросила, не хочешь ли ты потрогать мое пузо. Такое большое и жирное. Я над ним столько работала, должен же кто-то, кроме меня, получить удовольствие...
Я даже не нашелся с ответом, пытаясь подобрать слова, однако Мелисса успела раньше.
— О, тут я о тебе знаю достаточно. Я же видела — ты всегда встречался только с пышнотелыми девицами, которые, расставшись с тобой, оказывались минимум килограммов на десять потяжелее. Мы это никогда не обсуждали, но я за тобой присматривала. Я знаю, ты обожаешь толстушек. Так что давай, потрогай меня.
В воздухе повисло молчание, я от неожиданности даже говорить не мог. Куда пропала заплаканная расклеившаяся Мелисса, которая была здесь вот буквально минуту назад? Не желая добавлять напряжения, я осторожно протянул ладонь к разбухшей выпуклости ее живота и легонько погладил. Не знаю, как у нее, а у меня по всему телу словно разряд прошел, я чуть слышно выдохнул. Толстая? Безусловно. Я взглянул ей в глаза. Она опустила веки. Моя ладонь все еще на ее животе, но мы вцепились друг в дружку и принялись целоваться, горячо и страстно, обильное пузо ее прижималось ко мне — и одного этого ощущения почти хватало, чтобы взлететь на вершину.
Через некоторое время ее пухлые ладони, скользнув по моим щекам, отстранили мое лицо от нее, и Мелисса прошептала:
— Я хочу, чтобы ты меня покормил. Джей решил, что я слишком толстая — но ты, я знаю, совсем не против, чтобы на моей расплывшейся тушке прибавилось еще немного...
Мы еще несколько мгновений смотрели друг другу в глаза. Да, она знала. И я знал — знал, что буду ее кормить, не испытывая более на сей счет никакого стеснения.
И велел ей раздеваться, пока я все подготовлю.
Закрыв дверь ванной, я вернулся в прихожую, где оставил коробки с мороженым и шипучку. Без холодильника мороженое изрядно подтаяло, в самый раз годится для той трубки-кормилки, что была в спальне. С пакетом в одной руке и трубкой в другой, я вернулся.
Мелисса уже сидела в ванне. Едва втиснулась. Картинка — высщий класс. Обильное пузо приподнимало вверх ее сиськи, а сиськи подпихивали лицо, а лицо казалось таким роскошно откормленным и круглым. Под всеми этими жирами я даже ее тайных мест разглядеть не мог, и от этой мысли аж вздрогнул.
Я подошел к ванной и велел Мелиссе взять трубку в рот. Она, подняв взгляд, так и сделала — но предварительно языком и губами облизала ее конец. Я едва не застонал. Вот до сих пор не верил, что у Мелиссы открылась страсть к раскармливанию, но мысленно возблагодарил тех, кто управляет вселенной, за то, что они позволили этому случиться. Первая коробка мороженого скользнула в воронку, а потом по трубке и ей в рот совершенно без усилий, почти залпом. Потом я заметил, что рука Мелиссы скользнула под разбухшее пузо. Именно туда. Больше я этого выдержать не мог и в два счета разделся сам, велев ей придерживать трубку самой, а потом свободной рукой влил в воронку содержимое второй коробки мороженого. Она доводит себя до вершины, я довожу себя, мы друг перед другом, она всосала еще две бутылки шипучки, вся раскрасневшись и вспотев, но готовая продолжать, несмотря на слегка вздувшееся пузо...
Выпустив изо рта опустевшую трубку, Мелисса взглянула на меня и спросила — что дальше?
Оседлав край ванны, я нацелился ей в лицо и выдохнул:
— Десерт.