Большая мелкая
Большая мелкая
(Tiny Little, Eater)
Сегодня у меня особый день. Сегодня я официально стану взрослой, потому что мне исполняется восемнадцать лет. Важная дата для всякого, но для меня, пожалуй, более значительная, чем для многих.
Впрочем, не буду забегать вперед. Итак. Меня зовут Кристина Кеш — Тина, меня все так называют, — и вся эта история началась четыре года назад...
В том, что своей фамилией я обязана прадедушке-мадьяру, нет ничего особо странного. Правда, я с детства считала, что для нашей семьи она звучит достаточно забавно, по-венгерски «кеш» значит «мелкий», а мелких в нашем семействе я даже и не припомню. Ну, кроме меня. Отец натуральный медведь, под два метра росту с солидным пивным брюхом; мама ему под стать, метр восемьдесят с небольшим и обильная упитанность среднестатистической американской домохозяйки. Братец Марти, даром что на два года младше, в свои двенадцать уже на полторы головы выше своей старшей сестренки и хорошо так откормленный на семейных харчах.
И только я — метр сорок, кожа да кости. Я, конечно, еще расту, но в семейные параметры мне не вписаться никогда. Это знаю я, это знают все, поэтому я давно «мелкая», и ею, наверное, останусь навсегда. Даже в классе я самая мелкая и тощая, так что с прозвищем гадать никому не пришлось. Мелкая Тина, и ладно. Честно говоря, меня это не слишком заботило: да, я маленькая и худенькая, и что с того? А прозвища и похуже бывают...
А потом настал тот самый день. Внешне — самый обычный, мы как раз садились ужинать и ничто не предвещало поворотного момента. Каждая семейная трапеза у нас проходит этаким безмолвным соревнованием: все накладывают себе на тарелки «всего, и побольше», потом начинают поедать все это с безудержным аппетитом в стиле «кто первый сдастся». Все, кроме меня, разумеется. В миллионный раз за эти годы закатываю глаза, услышав «ты никогда не вырастешь, если не будешь нормально кушать» — ну да, может, мама и права, но зачем впихивать в себя больше, чем хочется? Я просто не видела в этом смысла.
После ужина родители ушли в гости к знакомым, оставив на хозяйстве меня как старшую и более ответственную. Как будто я смогла бы остановить Марти, если бы он решил что-то сотворить — он мог меня плевком с ног сбить, запросто. Но Марти все-таки хороший мальчик, поэтому мы просто сидели и смотрели мультики.
Тут-то моя жизнь и переменилась.
Я понятия не имею, что это был за мультик. Но главный персонаж, некое мелкое существо, над которым все смеялись и издевались, по сюжету стал настолько большим и толстым, что никто больше не осмеливался его обижать. Естественно, это был детский мультик, поэтому дальше по сюжету он прочитал окружающим мораль, мол, нельзя плохо себя вести, а потом вернулся в свои прежние габариты; но в самой идее было нечто… глубинно правильное. Так вырасти, чтобы никто уже тебя не трогал. У меня тем вечером внутри словно что-то щелкнуло. Впервые в жизни я ощутила, что мне чего-то не хватает. И я той ночью совершила налет на холодильник, слопав больше, чем совокупно за завтраком, обедом и ужином.
Семейство просто умилилось, когда я начала принимать активное участие в соревновании «кто больше съест». Я словно окончательно вошла в семью — странно звучит, понимаю, и не менее странно я себя чувствовала, заставляя себя пересиливать чувство сытости и есть до тех пор, пока реально ни крошки больше не влезало, вываливаясь из-за стола с переполненным желудком, набитым как барабан. С каждым днем мои порции все росли и росли, росло и желание есть еще больше. Каждый кусочек, кажется, был самую чуточку, но вкуснее предыдущего.
Миновало несколько месяцев. Изменилось не так уж много: раньше мои кости торчали под кожей, теперь их прикрывал аккуратный и тонкий, но несомненный слой мясца, и даже появилось нечто смутно похожее на животик. Я описать не могу, насколько меня распирало от восторга, сколь странным бы ни был такой повод для радости у четырнадцатилетней девчонки.
Аппетит мой рос, я, пожалуй, ухитрялась держаться на равных с братцем Марти. Возможно, оно и не бог весть что, но учитывая, что он как раз входил в подростковый период и был постоянно голоден — для меня это было таки что-то.
Закончился школьный год. Но это для нас, детей, родители-то вовсю работали. И изрядную часть двухмесячных каникул мы — то есть я, Марти и кузены Стив и Эмиль, сыновья тетушки Норы — жили у бабушки с дедушкой.
Лирическое отступление. Вам знаком стереотип бабушки, которая закармливает внуков до самого не могу? Так вот, наша бабушка еще хуже, потому что она вообще не знает удержу. И договориться с ней невозможно, ты в конце концов сядешь за стол и возьмешь тарелку. Единственный способ избежать закармливания — сбежать из дому; мальчики так и делали — смывались после завтрака с мячом или еще чем-нибудь в парк и возвращались только когда проголодаются. У меня, как обычно, все было не так, как у прочих членов семейства Кеш. И конкретно это лето я провела, валяясь в кресле перед телевизором, а бабушка кормила меня практически силой. Даже в ванную я отлучалась под прицелом ее прищуренных, аки у снайпера, очей, и чувствовала себя при этом заключенным, которого подозревают в подготовке побега. Не знаю, это потому что я самая мелкая, или потому что не сбегала от навязчивой «любви», но с каждым днем бабушка, кажется, еще активнее меня кормила. Может, она это нарочно, не знаю.
Это лето стало для меня особенным. Даже спустя три с лишним года я с улыбкой вспоминаю те дни, такие яркие и красочные… В двух словах: к тому моменту, как родители приехали за нами, я набрала двадцать два кило. Да, я при этом ухитрилась вырасти аж на пять сантиметров, ага, целый стасорокапятисантиметровый Гулливер, и это не были двадцать два килограмма сплошного жира… но к тому близко. Даже будь я таких же пропорций, как все члены семьи Кеш, это было бы заметным изменением, а при моем росточке… В общем, результат не говорил даже, а кричал сам за себя, и в прежнюю свою кукольную одежонку я, разумеется, ни за что не влезла бы. Ну, разве только в трусики и в те штанишки, которые не нужно застегивать на поясе, то есть там, где в основном и остались эти двадцать с лишним кило. Вместо своих футболок я носила то, что отобрала у братца Марти. Мы тогда весили примерно одинаково, только он был на полторы головы повыше, а у меня пузо было куда объемнее. Подумать только, я — и пузо; несколько месяцев назад такого никому и в голову придти не могло, а сейчас пожалуйста.
Футболки Марти для меня были слишком длинными, и только поэтому кое-как налезали на мое пузо. Впрочем, к концу каникул я его туда буквально впихивала.
В последний вечер бабушка превзошла сама себя. Как я уже упомянула, меня она кормила сильнее всех прочих, а тут настолько предалась этому занятию, что даже не стала спрашивать у других, хотят ли они добавки, а сугубо накладывала еду мне в тарелку. Ну а я послушно ее уничтожала. После двух месяцев непрестанного обжорства мой желудок растянулся настолько, что я далеко не сразу почувствовала, что что-то не так — ну объелась, так в первый раз, что ли? Но потом я поняла, что это уже не просто объелась, что я сейчас банально лопну — и господом клянусь, ничуть не удивилась, когда в районе моего вздувшегося пуза что-то таки громко лопнуло. Удивилась я другому: лопнула все-таки не я, а бедная футболка Марти. Швы не выдержали. Марти на меня обиделся. Имел право, согласна.
Но когда утром за нами прибыли родители — о, их лица это было нечто. До сих пор улыбаюсь. Два месяца назад они оставили на бабушкино попечение свою дочурку, Мелкую Тину — и семь недель спустя получили девочку с пузом как на последних неделях беременности. После сытного завтрака мое круглое пузо уютно заполняло коленки, просто класс.
Дорога домой, помню, прошла в молчании, родители не могли опомниться от пережитого. А дома их поджидал еще один сюрприз — за традиционным семейным ужином я впервые слопала столько же, сколько папа. И это я еще сдерживалась.
На следующий день мы с мамой отправились за покупками, потому как подходящих мне одежек не осталось от слова совсем. Да, на мои уникальные параметры подыскать что-то было совсем непросто. Может, сразу следовало отправиться в отдел для беременных, но кое-что эластично-растягивающееся мама все-таки мне нашла. Устав и проголодавшись, мы остановились в квартале с кафешками и взяли обед. Несколько обедов, точнее — мама один, а я, поскольку осталась голодная, обошла еще четыре закусочных. Слопала бы еще, но тут мама сообразила, что имеется серьезная проблема.
К счастью для меня, она не поняла всей ее серьезности и просто поменяла в тот вечер правила семейного состязания за ужином: теперь задачей каждого было «съесть побыстрее», потому что я была быстрой, безжалостной и бессовестной и спокойно подчищала еду с чужих тарелок, если мне не давали дотянуться до кастрюли. Наполнить бездонную прорву моего желудка просто не получалось.
Дни сменялись неделями, недели — месяцами, и вот и подошел к концу следующий школьный год, и я подпрыгивала от нетерпения, ожидая, когда снова отправлюсь к бабушке. Хороший был год. Конечно, в школе у народа глаза на лоб полезли, меня пытались оскорблять и унижать — а я только улыбалась, потому как от их шпилек мне становилось только лучше и теплее! Я набирала вес со страшной силой, и гордилась этим. В конце концов ко мне снова вернулось прежнее прозвище, а что с ироническим оттенком — право, мне, истинной, как выяснилось, Кеш, к этому не привыкать.
Ну да, чем толще я становилась, тем чаще застревала в этих идиотских школьных партах, и какой только гений решил, что стол и сидение должны быть объединены? В школе к моим жалобам относились… индифферентно, пока я не застряла там уже капитально. Ну да, как следует пообедала, а что мне, голодать? Сколько бы я ни ерзала, ни дергалась — мое мягкое разбухшее пузо просто не могло высвободиться из тисков столешницы. Совершенно нереальный получился эпизод, когда ко мне подходил наш вахтер с бензопилой, которой должен был вырезать меня из этой чертовой парты… После такого, само собой, мне уже выдали обычный стол и стул.
А мое пузо росло, раздувалось, разбухало… в общем, зовите как угодно. Оно стало настолько большим, что даже в отделах для беременных закончились размеры для Мелкой Тины, при этом оставалось таким же невероятно круглым, уютной подушкой свернувшись у меня на коленках. Простым решением, конечно, было бы перестать толстеть — я ведь уже весила почти столько же, сколько отец, а он на три головы выше меня; но с чего бы мне хотеть этого? Лично я не видела проблем в своих габаритах, наоборот, спроси кто меня, я бы заявила, что все еще слишком маленькая! Это в этих дурацких магазинах почему-то не шьют одежду нормальных размеров!
Нет, конечно, росло не только пузо. Сиськи с неполного первого номера раздались аж до целого второго — ага, смейтесь, если хотите, особенно учитывая объемы гаргантюановых размеров пуза чуть пониже, но все равно это прогресс. За этот год увеличилось в объеме и все, что пониже пояса, так что окорока у меня теперь не всегда умещались на стуле. А еще я выросла аж на шесть сантиметров, Мелкая Тина теперь не просто так, а метр пятьдесят один от пяток до макушки!
Такого роста, добавлю, я и осталась по сей день.
Но вот вширь я продолжала расти, и мне становилось все труднее дотягиваться до стола, а это создавало определенную проблему в семейных трапезах. Мне приходилось садиться боком и переставлять еду себе на пузо как на дополнительный столик! Мрак! Ну вырос у девушки живот, почему, спрашивается, я не могу спокойно покушать?
К счастью, мама готовила достаточно много, и после того, как все поедят, я могла наконец отвести душу. Думаю, я тогда могла съесть примерно столько же, сколько вся семья вместе взятая — а иначе просто не достигала этого пронзительно-яркого ощущения «окончательно обожрамшись». И все ела, ела и ела — ну в самом деле, зачем останавливаться, пока есть, что есть? Смысла в этом я не видела.
Кажется, когда мы приехали к бабушке, я весила под сто сорок кило. И вот то лето отложилось у меня в памяти уже смутно. Нет, я знаю, что была еда, и в основном она отправилась ко мне в желудок, а вот все прочее… Впрочем, последний вечер помню достаточно хорошо. Наверное, в тот вечер я в один присест слопала больше, чем когда-либо. Ну, в тот год. Я одна умяла примерный эквивалент полного ужина в честь Дня Благодарения… и еще немного. После этого мне понадобилась помощь Марти, чтобы встать и доползти до кресла — в спальню я уже и не пыталась добраться. Он, похоже, не верил собственным глазам.
Следующим утром родители узрели свою дочь в жалком состоянии — на мне снова категорически не сходились ни одни имеющиеся одежки, я едва втиснулась в машину. Увы, тут мама все-таки принялась действовать, и начались худшие два месяца в моей жизни. Она решила, что то, что я творю с собой — вредно для здоровья, опасно, и вообще она не позволит мне раньше срока обжорством свести себя в могилу. Ее решение для кого-то другого могло не показаться таким уж суровым, но для меня это была кара небесная. За ужином мне не позволялось съедать больше, чем отец, а отвести душу за столом мне было разрешено лишь три раза в год. На свой день рожденья, в День Благодарения и на Рождество.
Бедный папа! Чтобы мне досталось больше, он каждый раз давился, съедая больше, чем мог. Даже жульничал, сбрасывая мне часть еды из своей тарелки, когда мама отворачивалась. Но этого было банально недостаточно. Каждую ночь он страдал от пережора, а я страдала от голодной рези в желудке. К делу подключился даже Марти, контрабандой протаскивая мне съестное, но проблемы не решало и это.
В те дни я завела определенный режим. Сидела в школьной столовой, где был шведский стол, до упора, пока меня не выгоняли прочь. Затем покупала в забегаловке напротив снеди, насколько хватало наличности — все, что я скопила за эти годы, плюс деньги, которые тайно совал мне в карман папа, потихоньку исчезали в отчаянной попытке утолить мой голод. Наконец, придя домой, я уничтожала все, что оставалось съестного.
Два месяца я выживала. Не похудела, как, наверное, надеялась мама, но и не поправилась — впервые за последние годы. Наступил ноябрь, а с ним и белая полоса в жизни, потому как начался он с моего дня рождения. Можете быть уверены, что тем вечером из-за стола я смогла выбраться только с папиной помощью.
На день рождения папа купил мне машину! Да, это была старая развалюха, я с трудом втискивалась на сидение, а когда все же втискивалась — машина под скрип рессор проседала настолько, что я боялась, как бы она не начала скрести дном по асфальту. И хотя там кое-что переделали под мой росточек, с размерами моего пуза ничего поделать было нельзя — оно банально упиралось в рулевое колесо, отчего поворачивать его было чертовски трудно. Пожалуй, еще вопрос, что опаснее — мое питание или такой вот стиль автовождения… но на какое-то время это сработало.
Теперь, с машиной, я могла свободно добраться на другой конец нашего городка, и в конце пути меня Святым Граалем манила единственная в округе закусочная «съешь-сколько-влезет». Разумеется, каждый день после школы я ехала туда. Хозяин, наверное, очень меня не любил.
Но вот обратная дорога превращалась в ад. Я, разумеется, обжиралась по самое не могу, а когда разбухшее пузо упиралось в рулевое колесо, машина едва поворачивала. Как-то я все-таки уцелела.
Мне всегда нравился День Благодарения, а уж в тот год — особенно. Мама приготовила индейку невероятных размеров. Я как раз решила, что сто восемьдесят кило не за горами, и после праздничного пиршества одолела этот барьер.
Госпожа Удача продолжала мне улыбаться: вскоре мама отправилась в командировку, и вернуться должна была только к Рождеству. Папа не слишком умел готовить, зато его хороший приятель владел пиццерией в шаговой доступности. Бедный папа, его кошелек за этот месяц несколько похудел… Так что когда мама вернулась и переступила порог, то первым, что она увидела, была я — в окружении коробок из-под пиццы, в трещащей по швам одежде, настолько объевшаяся, что не могла даже сидеть, и килограммов на десять толще, чем до того.
Рождество. Тогда я впервые подтащила под свои раскормленные окорока второй стул — во-первых, с одного они уж слишком сильно свешивались, во-вторых, кому оно надо, все время слушать жалобный деревянный скрип? Во всяком случае, не Мелкой Тине. Но, конечно, мое разбухшее пузо было вне всякой конкуренции, оно уже изрядно свешивалось с колен, когда я сидела.
На Рождество мама сдалась и позволила мне есть сколько пожелаю. Что я и делала, кажется, с каждым днем становлясь все шире, все тяжелее, все объемистее, и восхищалась этими достижениями.
Сия идиллия, впрочем, продолжалась только до нового года. Во-первых, мама снова перекрыла кран насчет еды, а во-вторых, я банально не сумела втиснуться в машину — вернее, втиснуться могла, но океан жиров моего пуза полностью утопил нижнюю часть рулевого колеса, и поворачиваться оно отказалось. Так что вести машину самостоятельно мне больше не светило.
А потом моя дорогая мама сделала ужасную ошибку. Видя, что ее стратегия не очень-то работает, она попыталась перевести все семейство на «здоровую» веганскую… хрень, едой это точно назвать было нельзя. Меня мутило от одних мыслей о подобном, и как выяснилось, не только меня — папа, который обычно в бытовых вопросах уступал, тут сказал «хватит». Был скандал, ор, слезы… и мы победили. Наверное. Во всяком случае, для меня больше не было никаких ограничений.
С этого момента никто больше не пытался сажать меня на диету, поставив лишь обязательное условие — регулярный медосмотр. С тех пор я несколько… поправилась, ага.
А ведь это было почти два года назад! Даже не верится… Посмотрите-ка на меня-нынешнюю!
Я ведь теперь звезда. Ну, в некотором роде. Знаменитость. Помните, я сказала, что это особый день? Ага. Я тут успела поставить несколько рекордов… ага, в состязаниях «кто больше съест». Мелкая Тина — вот не понимаю, я что, единственный человек, который умеет хорошо кушать? Помните закусочную со шведским столом на том конце города? Они мне бросили вызов! Поставили на кон кучу баксов и заявили, что я не смогу съесть все, что у них на прилавке… Идиоты, вот лично у меня в этом нет никаких сомнений. Я бы приняла этот вызов еще месяц назад, но несовершеннолетним в азартные игры государство играть запрещает, а после сегодняшнего дня — все, готовьтесь выворачивать карманы! Они еще что-то сказали в духе «в дверь не протиснешься» — а нечего делать такие узкие двери, вот!
Да, я пообъемистее среднестатистической персоны, и что? Да, я уже свешиваюсь с обеих сторон этой банкетки, но кто это придумал обозвать ее «трехместной»? Стыда у некоторых маркетологов нет, вот что я скажу. А если я и не могу пройти в обычную дверь, что с того? Я все еще слишком мелкая, вот это факт. Да, больше двухсот кило, даже больше двухсот пятидесяти, пожалуй. И что с того? Где эти чертовы весы? Да, конечно, если бы пузо не перегораживало обзор, отыскать было бы куда проще, а так я едва вижу пол… ага, вот они. Итак, я сейчас вешу...
Хрусь!