​Более чем достаточно

Более чем достаточно

(More Than Enough)

— Мне нравится, как ты на меня смотришь, когда я ем, — проговорила Алисса, негромко и игриво, развалившись на толстом пледе, который мы разложили у камина. Языки пламени уютно потрескивали, играя переливами на ее лице, придавая темным очам ее теплый и загадочный отблеск.

— Правда? — ухмыльнулся я, отводя прядь темно-русых волос с ее лица. Снаружи царили холод и сырость, отчего очаг казался еще более уютным и притягательным, и запахи горящей древесины завлекательно смешивались со сладкими ароматами десертов.

— Правда, — подтвердила она, розовея щеками, всего на два тона светлее, чем вино в бокале. — Я от этого чувствую себя красивой, даже когда я вся такая растрепа и обжора.

Сердце мое трепетало от этих слов. Алисса, как по мне, была не просто красивой, женщины прекраснее я в жизни не встречал. Большая, говорливая, жизнерадостная, а еще — у нее была особая страсть к еде, почти как у меня, и неудержимое стремление испробовать все вкусы и ароматы, какие может предложить эта жизнь. Мы общались всего пару месяцев, но вот она решила погостить у меня с недельку, оставив в стороне суматошные ритмы Нью-Йорка, города, который свел нас.

*

Зовут меня Лукас Бредфорд, мне двадцать девять, и обитаю я в том же сонном городишке в южном Вермонте, где родился и прожил всю жизнь, за вычетом разве что двух лет, потраченных на кулинарный техникум в Бостоне. Ныне же я главный шеф-повар, а заодно и управляющий в трехзвездочном ресторанчике в одном из лучших местных лыжных курортов. Это более, чем работа; это страсть.

Пожалуй, я всегда знал, что ресторанное дело — это мое. С младых ногтей меня просто завораживал сам процесс «кормить народ». Вырастила меня бабушка (история отдельная и не для здесь), и кулинаром она была от Бога. Ее еда была подобна магии, она сводила людей вместе и согревала их сердца, наполняя их желудки. Она вся светилась от наслаждения, готовя для других и кормя их. Она заставляла посетителей смеяться, во всеуслышанье угрожая «откормить их», накрывая сытную и обильную трапезу. Постоянные посетители вскоре осознавали, что это совершенно не шутка; бабушка, можно сказать, жила, чтобы откармливать людей, и не упускала такой возможности.

Меня ей, однако, так откормить и не удалось, как бы ни пыталась. Нет, как раз аппетит у меня — на зависть, почти как у Алиссы. Просто обмен веществ такой, сколько ни ем, вес не накапливается. Возможно, однажды настройки организма изменятся, тогда и я начну толстеть. Поскольку вокруг меня всегда полно еды, это неизбежно. Я в общем-то и не против, оно лишь закономерно.

Правду сказать, истинное удовольствие управления популярным рестораном у меня, как и у бабушки, именно в том, чтобы кормить народ. О да, теперь я ее полностью понимаю. Наблюдать, как посетители наслаждаются каждым кусочком, как очи их сами собой закатываются, когда ароматы достигают ноздрей, как они потом сползают по сидению, придерживая вздувшиеся животы и постанывая от удовольствия — это нечто особенное. Сродни извращению? Быть может. Но я все равно упиваюсь, созерцая их чревоугодие, их неспособность сопротивляться искушению моей шедевральной кулинарией.

Нет, я не рекламирую этот аспект всем и каждому, однако в глубине души хочется, чтобы все, кто решился посетить мой ресторан, выползали наружу обожравшись до отказа, с трудом вписываясь в двери, толстые и счастливые, ни о чем не сожалея. Одна мысль о том, чтобы народ уходил от меня на пару-тройку кило тяжелее, чем когда прибыл, зная, что все это благодаря моей еде — просто потрясающе!

Такой вот у меня скромный секретик. И я всегда мечтал найти женщину, которая не просто согласится принять эту мою фишку, но такую, чтобы охотно позволила мне постоянно себя баловать, наслаждаясь всеми вкусностями, какие я готов предложить ей. Я всегда мечтал повстречать женщину, которая любит еду так же, как и я, которую я мог бы вволю кормить и раскармливать.

Неудивительно, в общем, что женщины мне нравятся упитанные, с заметным лишним жирком, сочным и мягким. По мне, так нет ничего прекраснее большой роскошной барышни, которая знает, что она чертовски привлекательна — и достаточно уверена в себе, чтобы не скрывать свои роскошные выпуклости. Так что найти женщину, которую я могу откормить — для меня в высшем приоритете, и не только чтобы она стала толще, но потому что это сделает ее счастливее и доставит немалое наслаждение. Я хочу быть тем, кто способен утолить ее неутолимый аппетит, удовлетворить ее жажду чревоугодия и страсть к наслаждениям. Это подобно магии, наблюдать за небезразличной тебе барышней, которая наслаждается тем, что ты приготовил для нее собственными руками. Такие вот отношения, такая вот связь — это то, чего я всегда хотел.

*

— Что ж, такая ты и есть, — проговорил я, ладонь моя автоматически потянулась к ее мягкому и круглому животу. — Ты чертовски красивая женщина, Алисса, как внутри, так и снаружи.

— Ах, Лукас, — большие, как у лани, очи смотрели на меня, — ты такой нежный.

— Ну и я совру, если скажу, что я не в диком восторге от вот этого вот, — добавил я, активнее массируя ее податливый и тучный живот.

— Да уж знаю! — хихикнула Алисса, накрыв мою руку своей. — А я вот это вот когда-то ненавидела. Смотрю на себя в зеркало и думаю, лучше б я растаяла в ноль, чем вот так вот...

Ощущая ее глубинную искренность, я даже замер.

— Что, серьезно?

Алисса кивнула, глядя в мерцающее пламя.

— Когда ты толстая, особенно в местах вроде Нью-Йорка, иногда чувствуешь себя невидимкой.

Вздохнула, коснулась ножки бокала.

— Знаешь, — чуть мягче проговорила она, — в иные деньки хочется собрать вещички и послать все эти крысиные бега Большого Яблока куда подальше.

— Правда? — удивительно было слышть нечто подобное — от нее.

— Да просто устала, что на работе приходится постоянно из кожи вон лезть, — вздохнула она, — словно все, что я делаю, недостаточно хорошо.

— О чем ты?

В глазах орехового цвета плескалась обида. Она помолчала, все так же глядя в огонь.

— Несколько месяцев назад в компании освободилось местечко начальника отдела, я ради него на британский флаг рвалась. Все коллеги хором уверяли, что лучшего кандидата, чем я, у нас нету, и я честно верила, что так и есть. У меня и стаж, и опыт, и отчетность… а в итоге кресло заняла иная персона.

— Обидно, — признал я. — Более квалифицированная персона?

Горький короткий смешок.

— Если бы. Девчонка вчера из колледжа, понятия не имеет, что нужно делать, в половине случаев лажает и скидывает разгребать все это на меня. Зато она молодая и стройная. Как будто лишь это и имеет значения. И я не могу не думать, что мой вариант наверху даже не рассматривали, как будто я не вписываюсь в портретную галерею на нужном уровне.

— Чушь собачья, Алисса, — заявил я, сжимая ее руку. — Жаль, что такое с тобой случилось. Ты заслуживаешь куда большего.

— Спасибо, — мягко улыбнулась она, прикрыв глаза, в голосе — целеустремленность. — После этого я стала смотреть на мир несколько иначе. Возможно, уже неважно, как плодотворно и хорошо я работаю. Возможно, город, который я с детства любила, просто уже не для меня.

Я не знал, что сказать. Обидно, конечно, что Алисса не получила заслуженного повышения — но если совсем уже честно, ее готовность оставить позади большой город меня скорее радовала.

*

Как я впервые повстречал Алиссу — о, это было нечто. В Большом Яблоке проходил кулинарный конвент, знаменательное событие, где собирались шеф-повара, рестораторы и просто энтузиасты кулинарного дела, дабы попробовать самые лучшие и самые смелые творения, которые может предложить наше направление. Я там был, разумеется, в рабочей командировке, пытался найти новых поставщиков для ресторана; звон бокалов, гомон переговоров...

И тут — она.

Она плыла вдоль столиков, глаза ее искрились от наслаждения, пока она пробовала одно блюдо за тругим. Ложечка ризотто с трюфелями. Ломтик говядины вагю. Она не просто ела, нет, она упивалась каждой крошкой, каждым мгновением, словно влюбленная в каждый проглоченный кусочек. Исполненная магнетизма: уверенность, искреннее наслаждение тем, что она делает. Как будто весь окружающий ее мир потускнел, и она осталась единственным ярким объектом в помещении.

Я не мог оторвать от нее взгляда. Трижды велел себе — у тебя работа, сосредоточься, — но всякий раз поднимал глаза, и вот она, смеется, общаясь с теми, кто накрывал на стол, или прикрывает веки от беспримесного удовольствия после особенно восхитительного кусочка.

Не знаю, сколько я сражался с собой, прежде чем наконец решился подойти к ней. Достаточно долго, чтобы почувствовать себя болваном, да; но когда я наконец подошел, это было совсем легко и просто. Я спросил, не хочет ли она поужинать после конвента. Она посмотрела на меня, чуть разрумянившись после выпитого вина, и улыбнулась.

— Конечно, — сказала она, так вот просто, словно все это время меня ждала.

В итоге мы устроились в небольшом итальянском заведении чуть в стороне от больших трасс, в ресторанчике того типа, где скатерти в клеточку, а вино подают в графинах. Помню, с каким рвением она атаковала тарелки с едой — это после того, как весь день кряду все дегустировала, — и был категорически покорен. Она говорила о своей работе, как их компания занимается распределением специализированной пищевой продукции, как ее любимые блюда со временем становятся все больше. Пожалуй, я прямо там в нее и влюбился, когда она уплетала двойную порцию лазаньи и десерта.

И неважно, что между нашими домами двести миль. С того вечера я точно знал: я переверну небеса и землю, лишь бы она была рядом.

*

— На Манхэттене хорошо жить молоденьким, симпатичным и богатеньким, — сказала Алисса, повернув голову к камину, огонь озарял ее лицо, создавая вокруг нее иконописную ауру, от которой я просто не мог отвернуться. — А я уже не так молода — и денег у меня куда меньше, чем хотелось бы.

— Что ж, — уверенно улыбнулся я, — но ты хотя бы симпатичная.

Алисса фыркнула, и холм ее пуза игриво всколыхнулся.

— Я рада, что хотя бы ты так считаешь!

— Я это точно знаю, — и поцеловал ее в губы, нежно и ласково. Пальцы мои скользили по ее округлому животу, рисуя абстрактные узоры по ее коже. Джинсы и свитер Алиссы казались заметно теснее, чем были до ужина, искусно очерчивая ее выпуклости.

— Я устала, — вздохнула она, уткнувшись в мое плечо, а я гладил ее пухлую руку. — Устала чувствовать, что что бы я ни делала — этого недостаточно.

— О чем ты вообще? — приподнял я ее лицо за мягкий подбородок и заставляя смотреть мне в глаза. — Алисса, ты — более чем достаточно! Ты умная, красивая, чертовски привлекательная. А если идиоты в этом твоем Большом Яблоке в упор этого не видят, что ж, тем хуже для них.

Она высвободилась и вновь уткнулась мне в плечо, теплое дыхание ее хорошо ощущалось сквозь ткань рубашки.

— Я просто хочу быть там, где могу полностью быть собой, где я могу быть толстой и ходить с гордо поднятой головой, а не чувствовать себя так, словно обязана жить сообразно какому-то неестественному, недостижимому стандарту. Я люблю себя такой, какая я есть, люблю свою фигуру, люблю быть большой. Просто я устала чувствовать себя так, словно мне нужно полностью измениться, чтобы просто сделать следующий шаг.

— А вот меняься не смей, — твердо заявил я, — я люблю тебя именно такую, какая ты есть.

Глаза ее вспыхнули и она приподняла голову, чтобы снова поцеловать меня, тепло и маняще.

— Нью-Йорк столько лет был моим домом, но каждый раз, когда я с тобой, Лукас, я чувствую, что должна быть именно здесь. И честно говоря, для тебя — я охотно буду толстой. Я люблю, как ты на меня смотришь, когда я ем, как ты любуешься моей фигурой и раздеваешь взглядом. Я от этого чувствую себя желанной и могущественной, словно обрела ту часть себя, о которой ранее не ведала. Ты заставляешь меня чувствовать себя толстой королевой, какой, я всегда знала, я могла бы стать.

Сердце мое заколотилось, страсть пробрала меня ожившим огнем.

— Ты понятия не имеешь, что ты со мной творишь, — выдохнул я.

— Очень даже имею, — пошутила она, ладонь ее скользнула по моему бедру. Итак, Лукас, ты хочешь, чтобы я еще выросла для тебя, чтобы стала еще больше, мягче… толще?

Я сглотнул, не в силах совладать по словами, а пальцы ее стиснули пояс моих джинсов.

— Скажи, — прошептала она игриво и соблазнительно, — насколько большой ты хочешь, чтобы я была?

Я резко выдохнул, лицо пылало от жара.

— Очень большой, — признал я, дрожа от нетерпения. — Чтобы ты стала самой большой, самой тучной, самой прекрасной женщиной, какую я только видел.

Гортанный и низкий смешок ее заставил меня вздрогнуть.

— Тогда ты бы лучше продолжал меня кормить, — она похлопала себя по пузу, — потому как поработать тут придется изрядно.

На пледе перед нами дожидались свои очереди десерты. Три подноса с пирожными, подмигивающими разноцветной глазурью, ломти пирога с яблоками и орехами, коробка плюшек с кремом, банки калорийного шоколадного мусса, блюдо пончиков в сахарной пудре, а еще большая миска свежевзбитых сливок, на которой словно начертано было кэрролловское «съешь меня».

Не говоря далее не слова, я поднял пирожное, глазурь поблескивала в отсветах очага, и поднес к ее губам. Алисса чуть подалась вперед, полуприкрыв глаза, откусила — и довольно замычала, ощутив, как тает на языке сладкий масляный крем.

— Так вкусно… — промурлыкала она, словно потягиваясь от удовольствия.

Затем был кусок яблочного пирога, который я окунул во взбитые сливки перед тем, как предложить ей. Она приподняла бровь, игриво улыбаясь:

— Хочешь совсем меня избаловать, да?

— Безусловно, — отозвался я, поднося пирог к ее губам.

Ломтик был проглочен в три укуса, в выдохе ощущался коричный привкус.

— Ммм, — Алисса слизнула из уголка рта каплю сливок, — ты меня так раскормишь, что я и пошевелиться не смогу.

— На то и расчет, — шепнул я на ушко, и улыбка ее стала еще шире.

Весь следующий час я скармливал ей десерты, наблюдая, как она радуется каждому кусочку. За хрусткой корочкой плюшек последовал нежный и плотный мусс. Одно за другим исчезали пирожные, глазурь собиралась в уголках ее рта, а когда я вытер это большим пальцем, был игриво укушен за оный.

В помещении царил смех Алиссы, тепло очага и сладкие ароматы десертов. Пузо ее раздувалось, она оглаживала его тугую выпуклость, нежно и аккуратно, словно лелея растущее изобилие. И — продолжала есть, раздуваясь прямо на глазах, при мне такого еще ни с кем не случалось, и вот наконец все-все было съедено, весь подготовленный сладкий стол утрамбовался в ее разбухшее пузо.

— Ты невероятная, — выдохнул я, накрыв ладонью ее руки, чувствуя исходящий изнутри жар.

Щеки ее полыхали, орехового цвета очи искрились.

— Ах, Лукас, ты просто потрясающий, — тихо, сдавленно отозвалась она. — Готовишь ты божественно, таким — можешь кормить меня без перерыва, я — ик! — обязуюсь поработать конвейером по истреблению всего съестного.

Не в силах более сопротивляться, я снова обнял ее и страстно поцеловал. Пламя плясало в ее глазах, ее губы слились с моими, и весь мир за пределами бревенчатого домика словно испарился. Меня тянуло к Алиссе как магнитом, руки мои активно лапали все ее обширное тело, которое казалось куда как объемистее, чем пару часов назад.

— Я так растолстею для тебя, Лукас, — прошептала она, на миг разорвав поцелуй, — я буду есть столько, сколько ты захочешь, я вся твоя!

Очи ее блестели, мои ладони ласково гладили ее пузо, большое и массивное, губы ее вновь впились в мои, а язык скользнул глубже в рот, горячее дыхание ее пахло только что уничтоженными десертами.

Поцелуй становился все глубже, дыхание сливалось воедино, она обнимала меня, прижимая еще теснее к себе, жар очага сливался с жаром моей кожи, с жаром наших объятий. Пальцы мои стискивали ее бока, тучные и податливые, радуясь безмолвным ответам ее тела на эти прикосновения.

Потом Алисса зацепилась за подол моей рубашки и потащила ее вверх. Я помог, избавившись от лишнего одеяния и отбросив его прочь, куда — а плевать. За рубашкой последовал ее свитер, открывая великолепные округлости, мягкая и нежная кожа ее блестела в отблесках очага. Потом она расстегнула пуговицу на слишком тесных джинсах, и громадное переполненное пузо ее выплеснулось лавиной наружу. Я помог стянуть джинсы с ее ног, объемистых как бревна, а за джинсами последовали и трусики, окончательно оголяя массивные ягодицы, которыми она не преминула качнуть туда-сюда. Мы оба продолжали раздеваться со всей возможной поспешностью, и вот между обнаженными нашими телами не осталось никаких помех, лишь жар очага и волны совокупного желания. Пустые тарелки и подносы в процессе оказались сдвинуты куда-то в сторону, напрочь забытые.

Я помог ей улечься на плед, она прижималась ко мне, теплая и податливая, руки мои перебирали все ее изобильные телеса, изучая каждый сантиметр, наслаждаясь этой пышностью и мягкостью, тучные бока, мясистые податливые бедра, громадное пузо. Тело Алиссы было шедевром, достойным лишь восхищения и завороженного почитания.

Поленья в очаге хрустели, тепло омывало нашу обнаженную кожу, мы двигались в едином ритме, пот собирался на ее лбу и блестел в тусклом свете крошечными самоцветами. Губы мои ласкали ее шею, ее плечи, солоноватые от пота, а дыхание ее становилось все глубже, все тяжелее, и пальцы ее впивались в мою спину, безмолвно командуя — еще, еще, еще! Тело ее отвечало моему телу, идеальный дуэт, каждый вздох, каждое прикосновение сближало нас, соединяло так, как никогда не могут соединить слова. Плед лишь слегка смягчал твердые доски пола, но я едва замечал это, чувствуя лишь ее — ее тепло, ее мягкость, ее обволакивающую сущность.

Вместе, движение в движение, словно ничего больше нет и внешний мир исчез полностью. Огонь в очаге рычал, тени танцевали на стенах в такт слитному движению наших тел, неудержимый огонь творения. Подхватив обе ноги Алиссы, я вонзился в нее еще глубже, не останавливаясь до тех пор, пока оба мы не взорвались стонами и криками наслаждения, с головой окунувшись в пламенную купель страсти.

А потом, обессиленные, мы лежали рядом на пледе, и единственным звуком в помещении было тихое потрескивание в очаге и наше усталое дыхание. К ароматам десерта добавился запах пота, плотный и наш. Алисса свернулась у меня под боком, умостив голову мне на грудь, взмокшие волосы ее прилипли к раскрасневшимся щекам. Я обнял ее, прижимая к себе, чувствуя, как ровно бьется ее сердце, в унисон с моим.

Мы оба ни о чем не говорили, ибо — незачем. Слишком идеальное вышло мгновение, слишком хрупкое, чтобы рушить его неуклюжими словами. И все же, глядя на нее сверху вниз, на ее сомкнутые веки и сытую довольную улыбку, я знал, что мы оказались на пороге монументальных событий. Огонь тихо потрескивал и, судя по ослабшему свету, уже догорал, но я не шевелился. Не хотел размыкать объятий, рушить этот уютный момент и уверенность, что мы обрели друг в друге нечто невероятно редкое и вообще небывалое.

Многое можно было обдумать, многое решить. И как знать, не привели ли сказанные сегодня слова к обещанию нашего совместного будущего? Но прямо сейчас мы оба знали, что обрели друг в друге нечто особенное, и пока — этого было более чем достаточно.