А зачем?

А зачем?
(Why Not?)

Потирая живот, она запихивает в рот последний ломоть пиццы и с упоением принимается работать челюстью. Жирная сырная выпечка безошибочно поражает цель. Ту же цель, что и предыдущие пять ломтей. Внутри ее объемистого, разбухшего пуза.
Джен поглубже оседает в стоящем перед телевизором кресле и пухлыми ладошками оглаживает живот. Гладить там имеется что, ибо в ее 162-килограммовой тушке именно эта часть заметнее всех остальных.
Взяв со столика двухлитровую бутыль сарсапариллы, она глотает газировку прямо из горлышка. Громкими глотками без передышки выдувает полбутылки, подбородки ее плавно покачиваются. Наконец Джен прерывается вдохнуть воздуха, глубоко причмокивает и вытирает губы пухлым запястьем.
Удовлетворенно оседает в кресле еще глубже. От громкой отрыжки в окнах дребезжат стекла.
— Прошу прощения, — бормочет она — исключительно по привычке, в квартире больше никого нет. Поправляет светлые волосы. Облизывается. Пицца — это питательно и вкусно, однако места в желудке еще очень много.
В кухне требовательно пищит таймер.
Дженнифер со вздохом сползает с кресла и вперевалку движется через гостиную. Ступни громко шлепают по полу, тяжелые шаги сквозь бетонные перекрытия эхом отдаются в квартире этажом ниже. Массивные бедра трутся друг о друга, с каждым шагом протирая и без того хлипкую ткань ее тесных джинсов.
Желудок предвкушающе урчит, когда нос ловит исходящие из духовки струйки аромата свежевыпеченного печенья. Зашагала бы скорее, но мешает пузо, тяжело свисающее ниже середины бедер; ведь с каждым шагом Джен приходится переставлять не только ногу, но и силой частично приподнимать свое массивное пузо, сперва с одной стороны, потом с другой, расставив руки для равновесия...
Босые ступни наконец касаются линолеума. С нетерпением она приближается к духовке. Лиловая блузка вздернулась выше объемистого чрева, облегая внушительный бюст. Джен оглаживает голое пузо, машинально исследует глубокую каверну пупка; при мысли об ожидающих ее вкусностях капают слюнки.
Осторожно, чтобы не задеть голым разбухшим пузом горячую духовку, она подбирается сбоку, наклоняется и открывает дверцу. Голубые глаза радостно вспыхивают при виде содержимого; проверив, все ли в порядке, удовлетворенная итогами проверки Дженнифер достает из духовки оба подноса и ставит их на стол.
Два полных подноса горячего шоколадного печенья. Сражаясь с собой, она ждет, пока выпечка остынет: в прошлый раз Джен обожгла себе н+бо, горстями запихивая в рот рассыпчатые свежевыпеченные сласти.
Чтобы скрасить ожидание, она разворачивается к холодильнику и наклоняется, задевая внушительным задним фасадом край стола — кухня в апартаментах не так чтобы просторная, — и, запустив в недра холодильника пухлую руку, добывает литровый пакет цельного молока. Складки плоти на упитанных предплечьях колышутся, когда она, закрыв холодильник, разворачивается к печенью.
Джен открывает пакет и делает глоток холодного, сытного молока. Пальцы ног сжимаются от нетерпения — еще, еще! — блестят выкрашенные темно-зеленым лаком ногти. Наводить на них полный марафет — нелегкая задача, тем более нелегкая, что с каждым набранным килограммом Джен все труднее нагибаться и доставать до пальцев ног из-под растущего чрева, но она предпочитает выглядеть привлекательной. И пускай стоя она давно уже не видит собственных ног и соответственно результатов своего марафета, разве что в зеркале — но ей представляется, что выкрашенные лаком ногти и на руках, и на ногах добавляют ей шарма.
Хищно-зеленые ноготки нетерпеливо скребут по скользкому картону. Взгляд сосредоточен на табло часов.
Вечно голодная утроба снова подает сигнал. Дженнифер принимает решение, отбрасывает в сторону жалкие остатки силы воли — довольно ждать! — и сгребает все печенье в одну большую миску, выстроив в ней небольшой Монблан хрустящей выпечки. Несколько печенюшек тучная красотка попутно отправляет в рот, радостно мыча, когда клейкий шоколад тает на языке и щекочет вкусовые сосочки. С миской печенья и пакетом молока в руках Джен разворачивается обратно в гостиную, бросив подносы на столе. Квартиру наполняет знакомое эхо ее тяжелых шагов — «гуп, гуп, гуп»; когда босые ступни вместо линолеума ступают на ковер, эхо становится тише, но не исчезает.
Достигнув кресла, Дженнифер прицеливается внушительным задним фасадом в сидение и перетекает в сидячее положение, обширные бедра плотно входят меж подлокотников. Воткнув пакет молока в держатель, привинченный к подлокотнику, Джен оседает в кресле еще глубже, и лишь сочтя положение достаточно удобным, осторожно устанавливает миску с печеньем на мягкую верхнюю часть собственного пуза, превратившуюся в превосходную подставку для всяких вкусностей.
Включив в зомбоящике какой-то фильм, Джен складывает два печенья вместе и откусывает примерно половину образовавшегося «бутерброда». В свое время она решила, что так гораздо интереснее: времени на то, чтобы слопать скажем двадцать печенюшек, уйдет почти столько же, сколько раньше уходило на десять. А значит, остается больше времени на следующую трапезу!
Взгляд ее уткнулся в экран без всякого интереса. Зомбоящик требовался Джен исключительно чтобы чем-то занять сектор визуального восприятия, пока все прочие отделы ее сознания поглощены… э… собственно поглощением пищи. Печенье в миске начало исчезать, парами отправляясь во врата между ее алых губ. За последние два года Дженнифер превратилась в натуральный конвейер по истреблению съестного.

Началось все еще раньше, с переезда в собственные апартаменты в новом городе. Тогда, размахивая свежеотпечатанным дипломом колледжа, Джен нашла место секретарши; работа несложная, а платили хорошо. Сидячая работа вскоре начала сказываться на ее фигуре, особенно с учетом того, что она всегда была пухленькой и обмен веществ имела небыстрый. Постоянные диеты держали ее вес в районе 90 кило, что при росте в 170 многовато, но «еще приемлемо». Однако новая работа, плюс новый город, где она никого не знала, усугубили вопрос: по вечерам Джен сидела дома и либо готовила сама для себя, либо заказывала что-нибудь из соседних ресторанчиков, и поскольку ей некого было впечатлять, да и за ней никто не следил — начала есть что хотела и сколько хотела. А поскольку ей нравилось именно что есть вволю, когда в желудке ни капельки свободного места не оставалось — очень скоро вес Джен начал расти.
Встав на весы в первый раз, она пришла в ужас, как любая девица на ее месте, увидев на шкале безжалостное «120». Тридцать кило за неполный год! Джен немедленно записалась в тренажерный зал и поклялась сбросить вес… но спустя несколько недель, измученная диетами и постоянно ноющими мускулами (а главное — результат, почитай, никакой, пара кило в минус!) Дженнифер обрела прозрение.
— А зачем?
Задав себе этот короткий вопрос, ответа она не нашла.
Родители? милейшие люди, готовые помочь, но карьера для них обоих всегда была важнее семьи. Их никогда не заботил вес Джен, да и сами они не отличались модельной стройностью.
— А зачем?
Встречаться с кем-нибудь? Несколько лет назад она прошла через ад и для новой связи не была готова. А еще Джен обнаружила, что мужчинам нравятся самые разные женщины в смысле размеров и форм, и если ей вдруг приспичит, найти кого-нибудь на ночь несложно.
— А зачем?
Семья у нее здоровая, иммунитет надежен как скала, о сердечных приступах никто и не слышал. Многие старшие родственники, даже весьма корпулентные, разменяли девятый десяток, мало соприкасаясь с хроническими болячками, а уж об инфарктах или раке только в газетах читали.
— А зачем?
Начав полнеть, Дженнифер обнаружила, что ей на самом деле нравится, каким мягким стало ее тело, какие женственные изгибы обрело, какими роскошными выпуклостями и пропорциями обзавелось. И на весы она теперь влезала из чистого интереса, желая увидеть все бОльшие и бОльшие показания, гордясь своими гастрономическими подвигами и проистекающими из них следствиями в смысле изменений в собственном теле. Чем больше она толстела, тем лучше себя чувствовала.
— А зачем?
Платили ей хорошо, начальница могла уволить много за что, но не за такую мелочь как «избыточный вес», а Дженнифер неизменно отдавала работе все свои способности. Она могла позволить себе квартирку попросторнее, но предпочитала тратить деньги на кулинарные эксперименты, любые, каких только душа пожелает — ну и само собой на постоянные обновления гардероба, в котором должны были появляться вещи все бОльших размеров.
Итак, поскольку ответа на ключевой вопрос Джен не нашла, она пустилась во все тяжкие и начала наслаждаться всеми мыслимыми калорийными блюдами. Ограниченная лишь вместимостью собственного желудка, вес она теперь набирала со страшной силой. В месяц от двух до пяти кило, никак не меньше...

И вот, год спустя, в пятницу вечером красавица-блондинка лежит в кресле и, как всегда, снова объедается; не связанная никакими ограничениями, вольная удовлетворять все свои страсти, она стонет от наслаждения, горстями заглатывая печенье; поглаживая разбухшее пузо левой рукой, правой она тянется к пакету с молоком и делает большой глоток, смывая в желудок остатки десерта. Полные губы ее озаряет улыбка.
Жизнь прекрасна.