А ты просто хочешь есть...
А ты просто хочешь есть...
(You Just Want to Eat)
Когда мы впервые встретились, ты была стройненькой красоткой — метр шестьдесят босиком, сорок семь кило нагишом и кипучая шестнадцатилетняя энергия через край. И увидев меня, орясину под метр девяносто и более центнера живого веса, причем в основном это были мускулы, хоть на спортплощадке я даже и в шестнадцать лет не блистал, не мое, — ты почти сразу решила: хочу. И решила столь твердо, что при всем своем невеликом опыте я это читал в твоем взгляде уже тогда.
Да, мы учились в одной параллели и многие уроки у нас совпадали. Да, мои и твои родители, принадлежа к местной зажиточной верхушке, сразу познакомились и быстро подружились, и вопрос «почему бы нам не породниться» прозвучал с верзнего уровня буквально пару недель спустя, и решительных аргументов против я, если так подумать, и не находил.
Просто — ну мы же школьники еще, поживем-увидим, думал я.
И скоро я увидел, что ты очень любишь есть. Еда как процесс доставляла тебе невероятное удовольствие. Только вот мамочка твоя не позволяла тебе почти ничего вкусного, держа на строжайшей диете. Отец твой — другое дело, он, как отцу и положено, просто желал, чтобы дочка была счастлива, однако противостоять своей супруге не мог и помалкивал, когда тебя, считай, морили голодом, позволяя лишь то количество калорий, которого достаточно для обеспечения жизнедеятельности и сохранения фигуры в параметрах «кожа и кости».
Зато когда ты была со мной, я позволял тебе любые вкусности, потому как мне ведь тоже нравилось ыидеть тебя счастливой.
В общем, закончив школу вскоре после восемнадцатого дня рождения, ты уже весила аж пятьдесят два кило. Пдюс пять кило за полтора с небольшим года, главным образом моими заботами. Мамочка твоя шпыняла тебя за «лишний вес» сорок восемь часов в сутки, кошмарила, мол, я непременно тебя брошу, когда ты станешь толстой и некрасивой. Доведенная до слез, ты при первой же возможности бежала ко мне и утешалась в моих объятиях презентованным пакетиком конфет, дабы поднять настроение.
В общем, мне эти эмоциональные качели тоже надоели, планы насчет нашего будущего я слегка подкорректировал и сделал тебе предложение куда раньше, чем считалось обычным в нашем круге. Ты заорала «да» на всю округу, свадьбу сыграли со всей возможной поспешностью, закатив большое и помпезное торжество, такое, как ты всегда и хотела. Если кто и шептал, мол, это они по залету", мы и родители усиленно делали вид, что не слышим.
И так вот в неполные девятнадцать мы уже создали свою ячейку общества. Денег у родителей более чем хватало, наш первый домик, скромный и уютный, нам по факту подарили на свадьбу, я пошел работать в отцовскую компанию — о наличии у меня диплома о высшем образовании почему-то спрашивать никто не стал, — а твои родители каждый месяц переводили на твой личный счет солидную такую сумму «На булавки», мол, хочешь, иди работать, а нет, так и не надо.
Я-то работал, не в моих правилах сидеть на шее даже у родных, зато ты могла заниматься чем хотела. Работать тебя не тянуло от слова совсем, весь день валяться на диване — какое-то время приятно, однако вскоре тебе это наскучило и ты решила завести себе какое-нибудь хобби. И прозвучала волшебное слово «выпечка». Стоять у плиты и готовить ты терпеть не могла (то ли дело — уплетать уже приготовленное), но ведь плита — это одно, а духовка-печка — совсем другое, решила ты. И вскоре образовала себе вполне щадящий распорядок дня: спать допоздна, проснуться, позавтракать, мспечь что-нибудь интересное, каким бы оно ни казалось трудоемким, и потом слопать и это. Все равно больше тебе заняться было особо нечем.
*
По выходным я все это наблюдал воочию. Просыпалась ты не раньше десяти утра, тут же спроворив что-то по-быстрому — вафли с клубничным сиропом или кексики с шоколадом. Потом делала себе большую кружку кофе, вернее, смеси из колотого льда, собственно кофе, молока, сливок и сахара, куда сверху пшикалось примерно на треть кружки взбитых сливок и добавлялось заправки желаемого в данный момент вкуса. Затем наступало «время отдыха», пока приходящая прислуга убирала весь дом, ты, прихватив бутыль лимонада и пакет чипсов, поудобнее устраивалась на любимом диване, и пока лимонад и чипсы не закаончатся, сдвинуть тебя с этого места было невозможно. Я просто пристраивался рядом, обняв тебя и медитирующе поглаживая твой подросший уже животик.
И я видел: тебе безмерно нравится вот так вот есть и ничего не делать. Несмотря на то, что от такого лениво-лежачего образа жизни фигурка твоя становится чем дальше, тем больше мягко-плюшевой там, где раньше только кости и торчали. Нет, не так уж много ты тогда весила, в среднем по Америке оно еще в пределах нормы… но понятно было, что с таким режимом дальше будет больше.
Примерно к полудню ты переходила к полноценной выпечке. Помню, я как-то спросил, что на сегодня в планах, и ты решила, что хочешь эклеров. В процессе приготовления слопав чуть не половину готового теста и крема, ты торжественно достала пирожные из духовки, поставила их, облитые шоколадом, на двух подносах остывать, прихватила еше одну банку шоколадной глазури и вернулась на диван, «ждать, пока будут готовы».
Я потом отправился в тренажерный зал, и где-то посреди тренировки от охранной системы нашего домика мне на телефон пришел сигнал «кто-то пришел». Я подключился к камере — у дверей стоял паренек в курьерской форме, с двумя пакетами и плоской картонной коробкой пиццы. Когда я вернулся, ты сидела в гостиной почему-то на полу, разложив перед собой картонку чесночных хлебцев, ведерко крылышек и коробку с пиццей. Хмыкнув, я ушел в душ, неспешно приводя себя в порядок, а когда вновь появился в гостиной — ты валялась на полу, совсем обессиленная, со вздувшимся животиком. Все доесть тебе не удалось, хотя ты, безусловно, очень и очень старалась.
*
Примерно на четвертом месяце после свадьбы я отмечаю, насколько больше ты стала есть. Нет, я понимал, что еда делает тебя счастливой, но ты и реально объедалась целыми днями напролет. В общем, решил эту тему закрыть и выложил карты на стол. Открыто заявил, что люблю тебя и буду любить вне зависимости от того, сколько ты там весишь, но похоже, что тебе нынче нравится не просто еда, а именно есть, пока не облопаешься до отвала.
Ты покраснела и даже расплакалась, какая-де я на самом деле плохая. И призналась: да, верно, ты открыла новую сторону себя — тебе, оказывается, нравится есть и полнеть. То, чего никогда в жизни не позволяла родная мать. И именно то, что на плечах теперь не лежит жесткая обязанность «держаться в форме», оказалась дополнительным возбуждающим фактором.
На что я лишь фыркнул — мол, раз ты счастлива, так и меня в этом все устраивает. После чего ты от радости напрыгнула на меня, всего зацеловала и практически изнасиловала, не то чтобы я сопротивлялся.
А потом, когда мы чуть перевели дух, все так же голышом мы прошли в ванную и взвесили тебя. Шестьдесят пять кило. Плюс тринадцать за последний примерно год. Ты порозовела и заулыбалась, а когда я спросил, есть ли у тебя на уме определенный вес, до которого ты хочешь дорасти, ты покачала головой, мол, нет, я просто хочу есть. И немедленно совершила налет на холодильник.
*
Почти год прошел с того дня, как ты призналась, что тебя возбуждает, когда ты ешь и набираешь вес. С тех пор я постоянно заказывал тебе солидные пакеты провизии и, когда мог, сам кормил тебя, изучая все варианты, как бы побольше в тебя впихнуть, раз тебе это настолько нравится. Вскоре стало ясно, что с таким режимом питания твой желудок с каждым разом все больше растягивается, в него влезает все больше и больше, и от этого именно живот твой и растет быстрее всего. Последние следы былой худобы твоей пропали как не бывало, остались лишь пухлые округлости и выпуклости.
Ты по-прежнему частенько предавалась выпечке, только вот, как правило, когда я добирался до кухни, на мою долю оставалась пара кусочков на попробовать, все прочее ты благополучно съедала сама.
Также мы нередко устраивали себе романтические вечера в ресторациях. Но ресторации эти выбирала ты — оно и понятно, у кого из нас больше времени на такое? — модно-понтовые заведения быстро сошли с дистанции. Дело не в тамошних ценах, денег у нас хватало, просто порции-то там крохотные, растущей красавице вроде тебя таким банально не насытиться. В итоге мы отправлялись в окрестные бюджетные ресторации со шведским столом, в стиле «съешь-сколько-влезет», и именно это ты всякий раз и делала. Первые месяца полтора, помню, ты нагребала себе полную тарелку, с трудом все это доедала и, отдышавшись, через какое-то время буквально впихивала в себя десерт. Затем одной тарелки стало маловато, ты начала добавлять вторую — правда, изначально осилив приперно половину ее… Что ж, теперь ты наполняешь первую тарелку, вылизываешь дочиста, берешь вторую, делаешь с ней то же самое, а затем просишь меня принести третью, «только чуть поменьше», чтобы хватило места еще на две порции десерта.
Еще одно занятие добавилось тебе с некоторых пор: походы в магазин в смысле за одеждой. Потому как большую часть своего гардероба ты благополучно переросла, особенно в поясе — ни штанам, ни блузкам банально не вместить твоего растущего пуза. Необходимость такого дела открылась тебе, когда мы как-то ужинали в очередной реаторации, ты только что слопала две полных тарелки основных блюд и как раз взялась за десерт, вернее, за большую колу перед десертами, ты высосала большой стакан в три глотка, объемистый живот твой раздулся еще больше — и пуговицу на джинсах вырвало, да так, что на пол-зала слышно было, а пузо радостно выплеснулось наружу, высвобожденное во всей своей объемистой красе. Ты покраснела как помидор, а я быстро стащил с себя свитер, прикрыл тебя и увел из ресторана. Дальше ты весь свой старый гардероб отдала на благотворительность, окончательно расписавшись в том, что даже пытаться больше не будешь втискиваться во все это. А носишь ты теперь просторные платья, футболки, спортивки и рейтузы, по большей части с эластиком. Какого размера? Да без понятия, все равно однажды и эти станут слишком малы и отправятся туда же, куда и предыдущие...
*
Я проснулся, и телефон порадовал меня уведомлением, что сегодня у нас четвертая годовщина свадьбы. Улыбнувшись мирно посапывающей тебе, я, зная, что ближайшие часа три тебя и краном не полнять, выбрался из кровати и пошел размяться в тренажерку. На обратном пути прихватил для тебя большую коробку на две дюжины пончиков и большой бутыль цельного молока.
И ты, сокровище мое ненаглядное, встретила меня практически на пороге. Вся светяшаяся от нетерпения, что-то будет сегодня. Вперевалку топая ко мне, глухое «гуп» от каждого шага слышно на весь дом, и звук тяжелый этот полностью соответствует нынешним твоим габаритам.
Встав, ты по поводу скромного нашего семейного праздника даже одеться соизволила, в откровенный черно-атласный лифчик и просвечивающие трусики. Больше твое роскошно раскормленное тело не прикрыто ничем.
Первое, что приковывало взгляд — безусловно, твое пузо, массивный тучный шар, что свисает почти до колен, а на боках перетекает в четыре слоя складок сала, расчерченных красными полосками растяжек. В складках этих скрывается твое белье, по факту заметное не с каждого ракурса. Груди, такие скромные на фоне пуза, выплескиваются из лифчика пятого размера и не свисают только потому, что это самое пузо подпирает их снизу. Тучные руки, обросшие слоями жира от плеч до кончиков пальцев, похожих на сардельки. Массивные бедра, стиснутые и трущиеся друг о дружку, испещрены целлюлитом, как и широченный задний фасад. Лицо твое, пухлое и круглое, столь же прелестно, только вот глаза вынужденно обрели восточный разрез, стиснутые снизу круглыми толстыми щеками. Шеи почти не видно, утонула в обильном двойном подбородке.
Вперевалку ты добралась до меня и стиснула в объятиях — ну, насколько получается, потому как обнимать тебя, это примерно как необъятную податливую подушку. Тут же попыталась отобрать у меня пончики, а я рассмеядся и назвал тебя моим жирным антистрессовым мячиком.
Ты при этом покраснела, но мы оба знаем, что любое прозвище такого рода тебя возбуждает. Кругленькая моя девочка, толстушка, обжорка моя маленькая — все это ты.
Тут-то я и вспомнил, что мы как-то давненько тебя не взвешивали и, высказав сие вслух, пошел наверх за агрегатом. Мы уже несколько месяцев как планировали купить себе новый дом — просторный и одноэтажный — вместо нынешнего, поскольку топать вверх-вниз по лестницам ты не то чтобы совсем уже не можешь, но это чрезвычайно тебя утомляет, и потом тебе нужно сразу куда-то плюхнуться, чтобы перевести дух.
Спустил на первый этаж весы и сообщил, что пончики ты получишь сразу как мы выясним, сколько же ты нынче весишь. Ты немедленно встала пухлыми ступнями на металлопластиковую плиту, экранчик помигал несколько секунд, а потом наконец выдал: 198.
Ты, разумеется, этого не видела, мешал большой шар жира, который ты зовешь «пузиком», и я озвучил тебе цифры, параллельно поглаживая это самое пузико. Какая же ты у меня толстая, повторял я я, как же тебя разнесло, скоро сама вся будешь ленивой горой сала.
Ты тяжело дышала — от возбуждения, — и я тоже. Тебе, правда, еще и нелегко было так долго стоять, и я кивнул в сторону дивана — сядь, мол, передохни, — и вручил обещанную коробку пончиков. Ты вперевалку добралась до дивана и уселась под жалобный скрип пружин.
Я присоединился к тебе, прихватив бутыль молока. Ты уже успела слопать пончик и не прочь запить. Крышку долой, несколько долгих жадных глотков и громкое «ик», по раскормленному телу твоему прошла волна, ты похлопала себя по пузу и вгрызлась во второй пончик.
Я голодная, сообщила ты, еды-то не было, только пакет чипсов и успела сжевать. Не волнуйся, ответил ты, я сейчас подберу тебе платье (все твои нынешние платья, правду сказать, похожи на небольшие палатки), и мы выберемся в город, и я буду кормить тебя до самого вечера.
Предвкушающе оглаживая пузо, ты расправилась с третьим пончиком и вновь присосалась к молоку. Я ласково положил ладонь на твое пузо, большое и мягкое, о, оно просто жаждало, чтобы в него загрузили много-много еды, по самое не могу и еще чуток, чтобы раздулось и отяжелело… Ты продолжаешь жевать, а я нырнул второй рукой промеж твоих ног и под пузо, пробираясь сквозь многочисленные жиры, и вот два пальца наконец оказались где надо, и ты, продолжая жевать, начала громко стонать, а я шептал, какая же ты у меня стала большая, девочка моя, сколько же тысяч калорий нынче влазит в твое ненасытное пузико, и сколько обжорных рекордов мы непременно сегодня поставим, ты лопаешь все быстрее, пятый пончик, шестой, седьмой, чем дальше, тем больше тебя накрывает, глаза уже затуманены, а я продолжаю играть с твоими чувствительными местечками и предрекаю, что после всего, что мы объединенными усилиями в тебя сегодня впихнем, завтра утром на весах будет все двести.
Я ошибся.
Назавтра на экране весов высветилось 201, и достижение это просто невозможно было не отметить еще одной эпической обжираловкой...